Нежный лед - Вера Мелехова
– Don’t worry, mam[8].
Громадный квадратный пожарный говорил с явным русским акцентом. Или с украинским? Какая разница, раз при исполнении, извольте говорить по-английски. А может, они сами подстроили этот пожар? Придет же такое в голову! Скажи еще, это они яйца в твою кастрюльку положили и конфорку зажгли…
– Как же вы так? – Пожарный покачал головой и поцокал языком.
Разговаривает с ней как с маленькой девочкой или как с глубокой старушкой. С кем еще так разговаривают? А… с психами! Осторожненько, чтоб не взбесились. Хорошо же она выглядит…
Все подписала, на все согласилась. Заплатить за ложный вызов? Ради бога, только какой же он ложный? И это соседка в 911 звонила, сигнализация же выла. Все равно ее вина? Окей! Согласна. Уходите уже!
Глава 29
Майкл вернулся домой мрачный – исключили. К допинг-контролю не допускают. Господи, ну что за день такой несчастливый… Нина пошла в душ. Открыла горячую воду. Еще горячей, чтоб почти ошпариться, смыть с себя все сегодняшнее невезение, чуть не с кожей отодрать. Дурных слов о тренере она больше не произнесет. Ни одного. Никогда. Зачем нервировать мальчика? Ему еще хуже, чем ей. Что это он кричит под дверью? Не слышно же ничего, болван ты этакий. Глупый неопытный птенец. Вода же все заглушает.
Майкл забарабанил в дверь кулаком:
– Мама, мама!!!
Нина выскочила в халате, не вытершись. Даже помыться нормально ей нельзя, не заслужила она такой роскоши у судьбы.
– Что?
– Я беру твою машину. Лариса звонила, допустили! Послезавтра в два часа дня у меня допинг-контроль вместе со всеми! Срочно еду в спортивную клинику для промывания желудка.
Счастье почему-то пролилось слезами. Или это сегодняшний пожар ее доконал? Пожарный-украинец показался вполне похожим на мафиози. Совсем она спятила на нервной почве.
Ну, используют имя Мартина Ива – и пусть себе используют. Она не возражает, не вякает, будто и не слышала ничего в новостях. А Майкл и вовсе ничего не знает и знать не может. Какой еще брат-близнец? Такое только у Шекспира читал. Впрочем, он-то как раз не читал. Все, проехали, забудь об этом, Нина, не терзай себя зря. До-пус-ти-ли!
Она плакала, размазывала слезы по щекам. Высморкалась в полу халата. Черт с ним, сама же и выстирает.
– Мишенька, счастье-то какое!
Они сидели, обнявшись, на диване. Майкл обхватил маленькую маму длиннющими руками. И когда такие грабли успели вырасти?
– Ну, что ты разнюнилась, глупенькая? Все же очень хорошо. Вот… Буду участвовать в чемпионате мира…
– А почему они в последнюю минуту передумали? Что Лариса говорит?
– Она сама ничего не понимает. Наверное, это Лысенков помог.
Нина похолодела от ужаса.
Интуиция ее не подвела, имя Мартина Ива всплыло не случайно. Не случайно, не случайно, не случайно… Чего он хочет? Тот, кто теперь носит фамилию Лысенков? По-прежнему визами промышляет? Она была первой его клиенткой? Случай с Нининой визой навел его на идею преступного бизнеса, о котором по телевизору говорили? Он тогда еще, когда Нина в Риме сидела, грозился будущего ребенка, Элайну, отнять! Ивашкевич сказал, что это дешевый шантаж, и Нина Ивашкевичу поверила. И тридцать лет жила спокойно, ничего о проклятом Лысенкове не знала и не слышала. И вот он появляется, когда она на пороге счастья! Да-да, на пороге счастья! У Лермонтова это где-то описано… При чем тут Лермонтов?! Тут Артемий! Единственный и ненавистный!
– Мам, ты чего?
– Какой Лысенков? – спросила спокойно.
– Я сегодня в буфете познакомился с русским мужиком. Он мне сказал, что меня сняли, еще до того, как списки вывесили. Стал меня утешать, мол, ерунда, не расстраивайся. А потом и говорит, что он им, то есть Canadian Skating Union, «кисло сделает». Интересно как сказал, да? Спровоцирует он их. Скажет, что непрестижно только одного человека в мужском одиночном выпускать. Ну, они, наверное, и отреагировали. Какой умный мужик! Завтра найду его, спасибо скажу…
– Нет! Не смей с ним общаться, слышишь?! – Нина вскочила, заметалась по комнате. – Майкл, я же просила тебя, stay away from Russians![9] Я тебя заклинаю, я тебе приказываю, слышишь?
Голос сорвался, ей казалось, что она кричит, но она шипела. Не разбирая слов, забыв о педагогике. Снежный ком катился с горы. Почему снежный? Снег – всего лишь замерзшая вода. Гнусная ярость рвалась из ее рта:
– Stay away from Russians!
Глава 30
Майкл иногда хамил матери. Редко, но сильно. Пусть это называется именно так – подростковое хамство. Все подростки хамят, и Майкл хамил. Злость поднималась в нем, как газ в бутылке с газировкой. И сдержаться он уже не мог: срывало крышку, точнее, крышу. Он крушил все, что попадалось под горячую руку, но все же (это было для Нины очевидно) контролируя свой «праведный» гнев каким-то периферийным охранным инстинктом. В гостиной немым укором стоял стул со склеенной спинкой – Майкл хрястнул его об пол в прошлом году. На кухне по потолку от окна к люстре пролегла пулеметная очередь скульптурных следов кетчупа, давным-давно высохших и выцветших до бледно-бежевого. В драй-воле рядом со стиральной машиной полгода назад поселилась обширная дыра, проделанная разгневанным башмаком Майкла. Чем конкретно он был тогда недоволен? Ах да, он обнаружил любимый свитер выстиранным и безнадежно мокрым. Видимо, шел на свидание, вот и не справился с управлением. Автомобильчик юношеских эмоций крепко занесло на повороте.
Сейчас может случиться что-то подобное. Торнадо приближается стремительно. Бикфордов шнур подожжен с двух концов. Нина не имеет права отступить, пусть хоть все стулья в доме переломает! Все что угодно. Она должна его остановить…
– Stay away from Russians!
Они смотрели друг на друга с одинаковым дерзким выражением. «С ненавистью», – промелькнуло в Нининой голове. Ну уж, загнула. Просто у ее мальчика характер такой же твердый, как у нее самой. И это замечательно, не повторит ошибок Элайны, не станет подчиняться чужой воле… Сейчас, однако, иного выхода нет. Как говорили в Советской армии: не хочешь – заставим!
– You stay away from Russians![10] – Когда Нина сердилась на Майкла, она всегда переходила на английский. Так холоднее. Жестче. Безнадежней. – Сколько раз я буду тебе повторять? Сейчас для тебя контакты с русскими означают гарантированный конец карьеры. Ни с эмигрантами, ни с россиянами, ни с марсианами, говорящими по-русски, у тебя не может быть ничего общего…
Майкл скрестил руки на груди и спокойно взирал на Нину сверху вниз. Грозное спокойствие… она знала и не ошиблась. Последовал короткий, но мерзкий русский мат. И издевательская фраза, за которую по-хорошему Нина должна была бы дать ему по морде.
– Тебе с госпитализацией помочь? Сама русская, но «stay away from Russians». Раздвоение личности? Шизофреничка!
И он ушел. Дверью хлопнул так, что с холодильника посыпались державшиеся на магнитах рекламки. Фотография в резной рамочке, Нинина любимая, тоже упала.
Глава 31
– Лариса, ты знаешь, кто именно за Майкла хлопотал?
Почти одиннадцать ночи, но Нина не собиралась перед этой дурой извиняться. Есть предмет разговора, вот она и звонит. Пусть спасибо скажет, что Нина своего мальчика столько лет другому тренеру не передает.
– Флора. – Голос Ларисы заспанным не был.
Значит, не разбудила.
– Понятно, что Флора, а кто еще, ты знаешь? Ведь сначала было принято решение, что не допустят. Так?
– Так.
– Почему же они вдруг передумали?
– Меня там не было… Какая нам разница? Спасибо надо сказать. Теперь главное – пить как можно больше, вывести из организма антиаллерген до последней молекулы.
– Что ты про Лысенкова знаешь?
– Про кого?
– Про Лысенкова.
Лариса задумалась.
– Он, кажется, кукурузу сажал… При Хрущеве…
– Не при Хрущеве, а при Сталине, и не кукурузу… А может, и кукурузу тоже. Я не помню… Лариса, то был Лысенко, а я тебя про Лысенкова спрашиваю.
– Нина, сейчас без десяти одиннадцать. Мне завтра в шесть утра вставать. Ты мне звонишь о кукурузе поговорить?! – Голос Ларисы звенел. Судя по этому звону, в кровать она явно не собиралась, а если и собиралась, то не спать.
Нина вскипела от ярости:
– По срочному делу я тебе звоню! У тебя, конечно,
