Мелодия Второго Иерусалима - Александр Пышненко
Мы сидим на Дерибасовской, жуем хрустящие круассаны; в стаканах возле нас покоится, насыщенный алым цветом, прохладительный напиток, который в этот солнечный день, имеет все признаки эликсира жизни.
Жанна ведет духоподъемные разговорчики, прибегая к излюбленному своему обаянию. Лесть, как сентябрьская, бархатная теплынь, проникает в наше настроение. Жанна делает это изысканно, зная с чего начать. Литературная тема, в этот солнечный день в Одессе, на Дерибасовской — самое то, чем можно усилить ощущение внутреннего комфорта. В преддверье холодов, когда вокруг много прохладной сырости, она, обычно, много рассуждает, о строительстве «собственного дома» на Обуховской трассе. Сразу же: на душе становится как-то теплее и уютнее. Со временем я стал снисходительнее относиться к фантазиям поэтессы, понимая, что невинная ложь в ее исполнении, ничто иное, как способ усилить ощущение счастливо проведенного времени.
— Твои произведения сейчас на сайте читает Иван Д….ч. — Жанна явно привирает, при этом, не моргнув глазом, но мне все равно приятно слышать музыку этих слов. — Это я порекомендовала ему зайти на твою страничку, через одного из своих, постоянных заказчиков, — говорит она, не предполагая, что я не существую для официальной литературы. Как и для ее надутых пропагандой корифеев.
Д…ч, один из столпов официальной литературы. Академик, и т. д. Однажды, я наблюдал его в телевизоре, окруженного свитой «літературознавців», каких-то совсем уж высушенных, словно мумий, дамочек. Они обсуждали свою литературу, которая была атрибутом колониальной системы, всегда играя в ней роль кремлевской пропаганды. Установившийся в 90-х режим кормления сек. сотов, относился к таким монстрам официальной литературы, как к кому-то родному. Им (при тоталитарной системе) выпестовали «своего читателя»; они обслуживали его до сих пор. Они составляют интеллигенцию, а по сути дела — постколониальную элитку.
Однажды, в «Будинку Письменників», я стал невольным свидетелем какого-то обязательного действия, на котором присутствовал отставной Генеральный прокурор Украины, Медвидько. Одиозная личность. Самый высокопоставленный сек. сот, которого мне приходилось наблюдать в самой непосредственной близости. В системе кормления сек. сотов, сложившейся на то время в Украине, официальные мероприятия определенного уровня, требовало обязательного присутствия «свадебного генерала». Пользуясь либеральностью современных порядков, заняв место за спиной Д…ча, я заполучил возможность наблюдать с тыла его седую, и гривастую, голову. Награждали молодежь, отмеченную какой-то литературной премией, какого-то канадского мецената? Или — то было не в тот раз? Все перепуталось уже в моей голове. Впрочем, слушал вполуха. Все больше, вполголоса, болтал с каким-то бывшим журналистом, которому литературное ремесло, служило возвышением на поприще гос. службы. С другой стороны стола, как бы уравновешивая позиции, восседало еще одно литературное светило — П…ко, — автор популярной песни.
Отвечаю, Жанне:
— Мне безразлично: читает Д…ч, или не читает, мои романы. К режиму кормления сек. сотов, я не имею никакого отношения.
— Как ты к Л. К…ко относишься? — спрашивает, она.
— Да, никак, — лениво вливая в себя напиток, сказал я: — О чем можно говорить, если я и прочитал из ее прозы всего несколько строчек. Мне не понравилось. Стихи — наоборот. Не в том смысле, чтоб козырять сим, как это делает разная «интеллигентная» шушера, чтоб не казаться неучами.
Как-то я отправился на фестиваль, который устраивается в самом конце весны на Співочому полі, что находится у стен знаменитой Лавры. По дороге туда, в сужающейся горловине прохода, увидел развалы с книгами. Вся украинская книжная продукция, уместилась на небольшом стеллаже. Я, конечно же, воспользовался предоставленным случаем. Не стихи, и тем более проза, знатной поэтессы, не вызвали во мне бурлящей внутренней реакции, как в свое время стихи Николая Рубцова, с которым они учились в одном и том же месте в Москве, примерно в одно и то же время. Поэзия Рубцова, постоянно исключаемого из вуза (так — похоже — и не закончившего его (диплом выдали после выхода сборника стихов)) — это потрясающая глубина. Здесь примерные строчки, которыми можно заполнить учебники пятого класса, чтоб выучить школяра грамотно писать. Вообще, я не пожалел, что остановился. Одна официальная писательница внесла в название своего фирменного произведения слово «секс» (я не сказал, Жанне, что одно предложение в этом романе тянется бесконечно. Тяжело «переваривать»). Сразу же, у меня сложилось впечатление, что исследовательница, похоже, живого мужского члена в руках не держала, а после упомянутой в тексте «філіжанки кави», мне подумалось, что: писательница заправляет мужской член вилкою.
О своих впечатлениях, я весело рассказываю, Жанне.
— Какой же выход? — растерянно, спрашивает она.
— А, никакого. Я умру, под забором, — с грустью в голосе, разыгрываю, я.
— Я не дам тебе там умереть, — задумчиво, отвечает Жанна. — Мы поселимся с тобою под Одессой. У меня здесь есть один знакомый… — снова, весело, затараторила Жанна. — А весной мы отправимся в Закарпатье. Когда зацветет сакура. Василий Васильевич давно меня приглашает…
…Мы неспешно возвращаемся, по Пушкинской, словно под ажурными триумфальными арками, скрестившихся над головами, веток. Идем под тенистыми одесскими платанами. Темно-голубые тени, распластавшись на тротуарах, создают особенную атмосферу городского уюта. Первый день проходит в Одессе…
…И остывающее море, в Аркадии, волнами выгибая свои бирюзовые спины, ласковым и нежным зверем, трется о наши ноги…
…По дороге в гостиницу, я все еще заглядываю в крохотные одесские дворики, пытаясь увидеть там литературных прототипов блатных песенок и известных литературных воспоминаний.
Мы оба в восторге от этого города.
На ж-д вокзале, Жанна все еще твердит:
— Мы, обязательно, поселимся в Одессе. Я буду заниматься ландшафтным дизайном, а ты будешь мне помогать… — Что звучит: как самая высокая похвала этому замечательному городу.
Скоро пришла новая весна, и Жанна, неожиданно, устремилась на свой Донбасс. Туда явился «русский мир» за своими жертвами.
Оттуда в Киев, хлынули новые путешественники, и заполонили собою хостелы в столице.
Скоро я тоже отправился в Донецкую область, на самоходном орудии.
2017
Конь в шикарном пальто
(Словами, поэтессы Юанны Подтоцкой)
У отца Оксаны Загорской, в Испании, проживала крестная сестра. Когда-то она поехала по туристической путевке на родину Сервантеса и Веласкеса, и осталась там навсегда. На ПМЖ — постоянном месте жительства, — как говорили бывшие ее соотечественники, влюбленные в советские аббревиатуры. Встретив там свою любовь по имени Валентино.
У синьора (обращение к малознакомому мужчине) Валентино, мужа этой Наташи, был друг, его тезка, довольно-таки состоятельный и очень влиятельный в тех краях человек.
Он, и двое родных его братьев, держали в поселке под Барселоной — Ребассо — в переводе это означает «нижний поселок», — фабрику по
