«…ещё 28 минут» - Хачатур Исмаилов
И Артак молился, как умел. Он повторял это короткое обращение и верил, что Господь не оставит их в беде. Его молитвы чередовались с вариантами действий, которые он пытался запланировать. Мысли роем кружились в голове: «Что, что, что может спасти их с мамой? Деньги, знакомые? Ведь должен же быть какой-то выход из тупика. Должен быть!»
«Из любой ситуации есть выход», – так при случае говорил его покойный отец, да и сам Артак, как правило, находил решение любой проблемы.
Он вспомнил Энвера и Мурада, живущих в Москве азербайджанцев, своих двух замечательных друзей, которых он всегда считал отличными людьми. Позвонить им? Но как? Телефоны у них отобрали при входе в коровник. Попросить «звонок другу» и получить ещё раз в челюсть?
Вскоре в голове у Артака созрел план действий. Он был таков: дождаться, пока заснёт Салман, и поговорить с почитателем Искандера Гасаном. Пообещать, что он снимет два-три миллиона со своих счетов плюс быстренько продаст свой новенький джип «Вольво» за два миллиона рублей и ещё миллион достанут его друзья, итого миллионов пять-шесть наберёт за неделю, – это всё, что он сможет собрать. Убедить, что его никто не захочет менять на азербайджанских солдат, так как он никогда не был солдатом армянской армии. Что он и его мама никому не нужны, кроме российского консула и пары родственников, которые сами нуждаются в перманентной поддержке, чтобы сводить концы с концами. Итак, деньги – это первый вектор действий. Азербайджанцы любят торговаться, поэтому стоит начать с миллиона и уж затем подниматься до двух с половиной, а то и до трёх, четырех, пяти, а на крайний случай и шести миллионов, за себя и за маму.
Второй вектор – это его друг Эльман. Именно он, а не Энвер или Мурад, реально сможет помочь. Он как-то говорил, что его брат работает в Азербайджане заместителем министра МВД, и, возможно, он похлопочет за своего армянского друга. Хотя, тогда его снимут с работы и обвинят в поддержке армян. Ладно, для начала надо прощупать первый вариант, а потом думать о втором.
Неожиданно кто-то снял повязку с его глаз. Это был Чёрный Салман, видимо, догадавшийся, что на уме у Артака.
– Тси дольжен умрэть здесь, иль я дольжен тсебя улюбить, – прошипел он на плохом русском, стараясь никого не будить.
Артак явно не ожидал такого поворота событий. Он взглядом попросил освободить ему рот от скотча и сначала тихо, а потом громче начал говорить:
– Да вы что тут творите? – он специально повысил голос, чтобы Гасан услышал его и проснулся. – Да вы понимаете, что я – гражданин России? И если вы так себя будете вести, придёт к вам в Азербайджан дивизия русских десантников, и пи*дец наступит всей вашей армии гомосеков, включая спецназ!
Но Чёрный Салман не желал ничего слышать, а скорее, ни слова и не понимал просто. Он поднял Артакa с сена и поволок в соседний коровник, чтобы ему не смог помешать Гасан. А может, чтобы не на глазах у матери насиловать сына.
– Ты что делаешь, урод? – закричал Артак. – Помогите, помогите! – Он бы кричал ещё громче, но Чёрный Салман снова заклеил ему рот скотчем. Так что никто его не услышал.
Злодей бросил Артака на сено и, поднеся кинжал к его горлу, сладострастно сказал, уже не шипя и чётче:
– Не пэрживай, тсеби понрафться…
Пленник думал о единственном ударе, который он сможет нанести этому ублюдку: «Со связанными руками особо не разойдёшься, да и ногами, лежа на боку, не сильно ударишь. Но ударить я всё-таки успею. Надо бить в пах, тогда наверняка».
Вдруг он услышал ругательства на азербайджанском языке и увидел подполковника Гасана Мамедова, который резким движением отшвырнул Гюрзу и нацелил на него пистолет с глушителем, произнеся несколько слов по-турецки. По интонации он понял, что Гасан готов пристрелить турка на месте, если тот не подчинится приказу.
«Слава Богу, пронесло», – подумал Артак.
Вот она, ирония судьбы – всего пять минут назад он был готов вгрызться в горло Гасану, а сейчас смотрел на него как на своего спасителя.
Салман что-то забормотал в своё оправдание, но командный голос Гасана заставил его замолчать. Он тихо лёг в углу коровника, а потом, выругавшись на турецком, направился в соседний коровник, всем видом показывая, что больше не зайдёт в этот.
Гасан с Артаком вернулись назад. Карине сидела на коленях и внимательно вслушивалась, пытаясь понять, что же произошло с сыном. Все её крики с залепленным скотчем ртом превращались в жалкие стоны и не могли быть услышаны никем, и лишь донесшийся до неё вопль Артака да удар по ногам Гасана, что произвела в отчаянье Карине, смогли разбудить командира отряда.
– У него всё в порядке, не беспокойтесь, – сказал Гасан матери Артака и развязал ей глаза. – Мы солдаты, а не варвары. Не переживайте, вас не тронут. Если только удрать не решите. Тогда вас уже никто не спасёт, просто я сам перережу вам глотки.
– Мам, всё обошлось, Гасан выручил меня. Спасибо, Гасан-джан, – поблагодарил Артак. – От души говорю. Вы спасли мою честь. Не знаю, что вы, как командир разведгруппы, ожидаете от меня: денег, обмена на своих солдат или ещё что-то, но вы сегодня избавили меня от посягательств этого янычара, и я этого никогда не забуду.
– Этот янычар, как ты изволил выразиться, мой заместитель по воспитательной работе среди бойцов. Он ветеран афганской и иракской войн, сражался Чечне, он смелый и отчаянный ваххабит. Был одним из полевых командиров у Радуева, оттуда и позывной Чёрный Салман, они так отличались, имена же одинаковые, а этот всегда в чёрной бандане был. И он, как покойный Радуев, безжалостен к любому «кафиру», как он их зовёт. В ваших спецотрядах тоже есть такие, я точно знаю. Из Ливана и Персии, из Франции и Сирии. Слышал ли ты о Дзенов Огане из Ливана? Тот ещё головорез. Он отрубал нашим пленным головы после того, как отрезал им уши и языки.
– Не знаю, Гасан, я таких людей.
