Виолетта - Исабель Альенде
И слово свое он сдержал.
Бригада врачей во главе с самым знаменитым хирургом прооперировала мисс Тейлор в военном госпитале, в то время лучшем в стране. За нее замолвил слово английский консул, с которым отец был знаком благодаря экспортным операциям. В отличие от государственных больниц, таких же бедных, как их пациенты, и редких частных клиник, куда обращались те, кто мог позволить себе заплатить, хотя медицинское обслуживание там было посредственным, военный госпиталь можно было сравнить с самыми престижными больницами в Соединенных Штатах и Европе. Лечились в нем исключительно офицеры и дипломаты, но при наличии хороших связей делались исключения. Здание, современное и прекрасно оборудованное, было окружено обширным садом, где прогуливались выздоравливающие, а администрация, вышколенная самим полковником, обеспечивала безупречную чистоту и уход.
Мама и брат отвезли пациентку на первую консультацию. Медсестра в накрахмаленной форме, поскрипывавшей при каждом движении, проводила их в кабинет хирурга — мужчины лет семидесяти, лысого, аскетичного, с надменными манерами человека, привыкшего командовать. После тщательного осмотра за перегородкой, разделяющей кабинет на два помещения, он объяснил Хосе Антонио, напрочь игнорируя присутствие двух женщин, что, вероятнее всего, опухоль злокачественная. Можно попытаться замедлить ее рост с помощью облучения, поскольку удаление хирургическим путем представляет собой большой риск.
— Если бы я была вашей дочерью, доктор, вы бы попытались? — вмешалась мисс Тейлор, такая же невозмутимая, как и обычно.
После паузы, показавшейся всем вечностью, врач кивнул.
— Тогда назначайте дату операции, — попросила она.
Через два дня ее положили в больницу. Свято верившая в то, что самое простое — говорить правду, перед больницей мисс Тейлор сообщила мне, что в животе у нее апельсин, его нужно вытащить, но это непросто. Я умоляла ее взять меня с собой, чтобы быть рядом во время операции. Мне было семь, но я очень к ней привязалась. Впервые за время нашего знакомства мисс Тейлор заплакала. Затем попрощалась с каждым из слуг, обняла Торито и тетушек, которым поручила в случае необходимости раздать ее вещи всем, кто захочет иметь что-нибудь в память о ней, и вручила моей матери пачку фунтов стерлингов, перевязанную ленточкой.
— Это для бедных, сеньора.
Оказывается, она копила зарплату, чтобы однажды вернуться в Ирландию и разыскать исчезнувших братьев.
Мне она подарила свое величайшее сокровище — «Британскую энциклопедию», заверив, что сделает все возможное, чтобы вернуться, но обещать не может. Я знала, что в больнице может произойти что-то ужасное; я уже имела представление о сокрушительной силе смерти. Я видела бабушку в гробу — лицо у нее было как восковая маска, лежащая между складками белого атласа, — видела собак и кошек, умирающих от старости или несчастного случая, а также предназначенных на жаркое птиц, коз, овец и свиней, которых убивал Торито.
Последний человек, которого видела Джозефина Тейлор, перед тем как отправиться на носилках в операционную, был Хосе Антонио, не отходивший от нее вплоть до этого момента. Ей укололи сильное успокоительное, и образ друга окутала дымка. Она не слышала ни добрых пожеланий, ни признаний в любви, но почувствовала поцелуй на губах и улыбнулась.
Операция длилась семь долгих часов, в продолжение которых Хосе Антонио сидел в больничной приемной, пил кофе из термоса или расхаживал туда-сюда, вспоминая игры в карты, полдники в саду, прогулки на окраине города, загадки из энциклопедии, вечерние баллады под фортепиано и бесконечные споры о растерзанных дедушках. Он понял, что это были самые счастливые часы его однообразного существования, где путь его был предопределен с самого рождения. Он решил, что только с помощью этой женщины он ускользнет от отцовской опеки и липкой паутины контроля, держащей его в плену. Он ни разу еще не принимал самостоятельных решений, послушно выполняя то, чего от него ожидали; он был образцовым сыном, но ему надоело им быть. Джозефина нарушила его покой, поколебала убеждения и помогла взглянуть на свою семью и социальную среду в новом безжалостном свете. Она заставляла его плясать чарльстон и слушать про суфражисток, а попутно обрисовывала иное будущее, нежели то, которое было ему предначертано, будущее, где нашлось бы место приключениям и риску.
В свои двадцать четыре года брат был замкнут и осторожен и ненавидел себя за эти свойства. «Я состарился раньше времени», — с отвращением ворчал он, бреясь перед зеркалом. Брат много лет помогал отцу в делах, которые самого его не интересовали и к тому же казались подозрительными, и пытался приспособиться к атмосфере, в которой чувствовал себя чужаком, поскольку не разделял стремлений и идеалов представителей своего класса.
Ожидая в больничной приемной, он представлял, как начнет новую жизнь с Джозефиной где-нибудь в далеких краях; они могут уехать в Ирландию и там заведут скромный домик в деревне, где родилась мисс Тейлор, она будет преподавать, а он устроится рабочим. То, что Джозефина на пять лет старше и не питает к нему нежных чувств, казалось незначительной мелочью в сравнении с его решимостью. Он представлял себе, какая поднимется лавина сплетен, когда он объявит о своей женитьбе, видел смятение родственников, которые мечтали женить его на девушке своего круга, католичке из хорошей семьи, такой, как кузина Флоренсия, но все это быстро останется позади, они же уедут в Европу. Откуда я все это знаю, Камило? Отчасти я выудила это из брата с течением лет, отчасти догадалась сама, потому что хорошо его знала.
Апельсин в животе мисс Тейлор оказался доброкачественным — благодаря божественному вмешательству падре Кироги, как утверждали тетушки. Хирург объяснил, что опухолевые разветвления достигли яичников, которые пришлось удалить, то есть пациентка никогда не сможет иметь детей, но она не замужем и уже не так молода, а значит, эта деталь не имеет большого значения. Операция прошла успешно, заверил хирург, но, как обычно в таких случаях, больная потеряла много крови и очень слаба. При надлежащем отдыхе и уходе она поправится в разумное время. За ней ухаживали тетушки, а я сидела при ней, как оба наши мастифа, которые тоже от нее не отходили.
Мисс Тейлор превратилась в тень той, одетой, как флэп-пер, девушки, что сошла на берег два года назад. Месяцы напролет ее мучили боли, которые она терпела без жалоб, затем — последствия обширной операции; от ее округлостей остались лишь ямочки на руках, кожа приобрела тревожный желтоватый оттенок. Когда она наконец встала на ноги, проведя почти
