Пастыри - Петер Себерг
Она проехала несколько километров до другой стоянки и опять подождала. Она тряслась от холода, у нее начался насморк, она ходила вокруг машины, сунув руки в карманы пальто, а время шло, оно вдруг пошло быстрей, быстрей, сгорало, как бумага, исчезало, исчезло и стало темнеть, и тут она поняла наконец, что никто не появится, никого не будет, ни даже грузовика, который показал бы ей дорогу в какую-нибудь мастерскую, где бы можно навести справки.
Она вернулась в город, из автоматной будки позвонила к нему в контору, но нет, там его не было. Он прислал телеграмму, что не придет, очевидно, болен.
Она стояла перед светлым окном цветочного магазина и разглядывала цветы. Она поймала себя на том, что выбирает, какие бы послать. Тогда она взяла себя в руки.
Она заторопилась к машине, повернула домой и уже прикидывала в уме, какие ей на днях предстоят заседания. Завтра она опять позвонит Лео.
«Таубен окружен густыми лесами» — говорится в справочниках. Она ехала домой бесконечными лесами, отсчитывая каждое дерево.
Тем временем над Лео Греем поработали специалисты и водворили его в отдельную палату, обвязав бандажами и ремнями для связи со сложной аппаратурой.
Оперировавшие его врачи выпили кофе, прочли газеты, и те из них, кто не дежурил, отправились домой предаться отдыху или хобби.
Одежду, снятую с Лео перед операцией, отдали в стирку, предварительно осмотрев все карманы в поисках бумаг. Найти удалось лишь карточку к зубному врачу. Разумеется, они уже прежде записали номер машины как последнее средство опознать пациента. Теперь можно было осторожно действовать через зубного врача. После обеда секретарша позвонила к Розе в клинику и спросила, нельзя ли выяснить, какой больной назначен на сегодня к половине четвертого. Сестра замялась и попросила обождать.
Роза пломбировала канал. Она затрясла головой и сказала, что позвонит через пять минут. Она не поняла в чем дело.
— Что такое? — спросила она, домучавшись с пациентом.
— Звонили из больницы узнать, кто назначен на половину четвертого. Его положили. И никак не могут выяснить фамилию.
Роза выглянула в окно. Желто зажглись фонари. Старуха в окне напротив опять смотрит на улицу.
Роза подошла к календарю, повела пальцем к 15.30. Она закрыла календарь, посмотрела себе на ноги.
— Не может быть, — сказала она.
Сестра со звоном перебирала инструменты.
— Вы все же позвоните, — сказала она. — Они ждут.
Разговор повторился.
— Что вы хотели узнать? — спросила Роза секретаршу.
Секретарша все объяснила Розе.
— Это Лео, — сказала Роза. — Лео Грей.
Когда он родился, она не помнила, но назвала домашний адрес и контору.
— Это опасно? — спросила она.
— Таких справок мы не даем, — сказала секретарша. — Больного оперировали, больной лежит в отдельной палате. Я должна позвонить близким.
Роза секунду помешкала:
— Я не знаю, где они. Жена уехала. Отдыхать. Сын учится. Я не знаю, где он живет.
— Мы оповестим супругу через полицию. Мне велено сообщить ей или родным.
— Значит, это опасно, — сказала Роза.
— Я таких справок не даю, — сказала секретарша. — Вы поговорите с врачами, я могу соединить с отделением. Только, может, врачи уже ушли.
— Понимаю, — сказала Роза. — Спасибо.
— Это вам спасибо, — сказала секретарша, — вы нам так помогли.
— Да, — сказала Роза.
Сестра стояла к ней спиной у окна, глядя вверх на чердак, где молодой человек улыбался ей и корчил рожи. Она подалась набок, сложила руки на животе и с трудом приняла серьезный вид, оборачиваясь к Розе.
— Надо идти, — сказала Роза. — Складывайте все. Мы уходим. Прием окончен.
Она вешала халат, умывалась, надевала платье, пока сестра выключала свет в приемной и в коридоре. Сунув голову в дверь, она бросила ей «до свидания» и бросилась вон. Только б не упасть с лестницы.
У Розы перед глазами стоял Лео. Не прошло и полутора суток, как она его видела; она застыла, ужаленная воспоминанием. Она позвонила в инвалидный дом и попросила, чтоб они не сердились, что она задержится и приедет за дочерью попозже, ей надо в больницу. Случилось несчастье.
Она поехала в больницу. В проходной ее пропустили. Она прошла асфальтовым двором, мимо старых фонарей и вверх по ступенькам в отделение нейрохирургии. Цветы уже вынесли на коридорные подоконники. Готовились к ночи. Нянечки возили каталки, и сестры в мягких туфлях или белоносых деревянных сандалиях носили из одной палаты в другую склянки, таблетки, шприцы и рецепты.
Роза прошла к кабинету старшей сестры. Та с кем-то разговаривала. Роза стала у двери. Она оперлась о стену и уперла взгляд в потолок.
Дежурный врач, спешивший по коридору, тронутый ее красотой и позой, осторожно к ней обратился:
— Не могу ли я вам помочь?
Его тонкая улыбка смутила ее.
— Мне просто надо поговорить со старшей сестрой, — сказала Роза.
Врач заглянул в кабинет.
— Тут вас ждут, хотят с вами поговорить, — сказал он и подбадривающе кивнул Розе.
Старшая сестра освободилась и вышла.
— Что у вас такое? — спросила она.
— Я насчет Лео Грея, — сказал Роза.
— А вы ему кто? Вы жена?
— Я его зубной врач и близкий друг, — сказала Роза.
Старшая сестра смерила ее взглядом.
— Сейчас мы ничего не можем сказать, — сказала она. — Никто ничего не может сказать.
— Это опасно? — спросила Роза.
Старшая сестра поджала губы, оглянулась, снова посмотрела на Розу — дружелюбный голубой взгляд.
— Я ничего не могу сказать. — И она сняла очки и сунула их в карман. Она сложила руки под грудью и всматривалась в Розу.
— Понимаю, — сказала Роза и собралась уходить.
— Да, это все, что я могу вам сказать, — сказала старшая сестра и посмотрела на нее.
Роза отступила на шаг. Старшая сестра легонько потрепала ее за локоть и покачала головой. Потом снова надела очки и шагнула навстречу санитарам, которые везли скрытого под бандажами больного. Сзади шла сестра с журналом.
Роза пропустила их, кивнула на прощание старшей сестре и бросилась к выходу.
Она остановилась посреди двора и заговорила сама с собой, на нее оборачивались.
— Это опасно, — говорила она. — Это опасно. Как же так?
— Поговорили? — улыбнулся ей врач. Они столкнулись в проходной.
Она покачала головой.
— Я ничего не знаю, — сказал он. — Будем надеяться, что все обойдется. — Он смотрел на
