В стране Гудка 4. Про новые времена - Самуил Бабин
— На выход, долгожители, — радостно произнес белозубый охранник, — И стал по списку называть фамилии заключенных. Те, подхватив вещи, быстро шли на к двери.
Последними в камере остались Сидор, Котовский и Концерович.
— А вас приказано к дежурному сопроводить, — открывая дверь, сообщил охранник. И они, пройдя по длинным коридорам тюрьмы, прошли в кабинет дежурного, где за столом, под портретом Беломедведева сидел все тот же капитан, в расстегнутом кителе, а рядом упитанный господин, грустного вида, с большим потертым портфелем на коленях.
— Твои, Моисей Маркович, — весело спросил капитан.
— Мои, — оглядев вошедших, согласился упитанный.
— Подожди за дверью, — приказал охраннику капитан и, доставая стаканы, кивнул упитанному, чего сидишь? Давай оформлять освобождение.
— Да, конечно, — встрепенулся упитанный и открыв портфель выставил на стол две бутылки коньяка.
— Подходи ребята, не стесняйтесь. Вы теперь свободные люди. Можете позволить, — открыв одну бутылку, и разливая коньяк по стаканам, добродушно произнес капитан.
Они подошли к столу и взяли стаканы.
— На свободу, так сказать с чистой совестью, — произнес тост капитан и они, чокнувшись дружно выпили.
— Вот ваши справки об освобождении, — доставая из стола три листа бумаги, произнес капитан, раздавая их сокамерникам Сидора. — В течение недели должны зарегистрироваться по месту жительства, — пряча вторую бутылку под стол, он указал рукой на дверь, — А пока, свободны.
Каебунский охранник проводил их до ворот тюрьмы, за которыми стояло желтое такси с Казахсадским водителем. Моисей Маркович, вытащил из машины какой-то сверток и развернул его. В нем оказался, черный оркестровый фрак
— Наденете это вместо своего пиджачка, — он протянул его Сидору.
— А, что ничего поприличней не было, — рассматривая фрак, с сомнением спросил Сидор.
— Молодой человек, в этой вещи, я пять лет играл третью скрипку в симфоническом оркестре при ДК Железнодорожников. И поверьте, мне очень жаль с ней расставаться.
Сидор тяжело вздохнул и сняв сюртук, протянув его Концеровичу, а сам надел на себя фрак Моисей Марковича.
— Кстати, вам в нем лучше, чем в старом пиджачке, — держа на вытянутых руках сюртук, произнес Моисей Маркович, садясь в такси.
— Если у вас еще что-то появится подобное. Вот вам моя визитка, звоните, — протянул Сидору карточку Концерович, — Мы сделаем на этом хороший бизнес, — и он, помахав рукой, запрыгнул на переднее сиденье, и такси медленно поехало в сторону города.
— Ты, куда теперь, — спросил Котовский, закуривая сигарету.
— Не знаю, — неуверенно, произнес Сидор, начиная хмелеть от коньяка, — Ничего у меня теперь нет. Ни сюртука, покойной барыни Варвары Петровны, ни дома, ни телефона, ни этих ваших нано биткоинов.
— Не переживай. У меня тут недалеко на фанерной фабрике свояк сторожем работает. Переночуем у него, а завтра, что-нибудь с работой придумаем, — поплевав на окурок, произнес Котовский и взяв Сидора под руку увлек его в темноту дороги.
Они прошли несколько километров по плохо освещенному шоссе, когда им навстречу вылетел кортеж автомобилей с мигалками и обдав брызгами помчался в направление тюрьмы.
— А эти-то, зачем в тюрьму, — вытирая лицо рукой, глядя в сторону уехавшего кортежа, произнес Сидор.
— То же, наверное, кого-то выкупать. Судя по машинам, не меньше, чем министра финансов, — и пожал плечами Котовский, свернув с дороги в поле, за которым виднелись неяркие огни каких-то строений промзоны, — Нам, туда. Вон уже фанерная фабрика виднеется.
***
После того, как Сидор с сокамерниками вышли из кабинета дежурного капитана, тот посидел некоторое время, бессмысленно листая журнал, потом, наклонился под стол и достал вторую бутылку коньяка, привезенную Моисей Марковичем. Выдвинув ящик стола, поставил на стол граненый стакан, и открутив крышку налил половину.
— А чем же закусить, — снова заглянул он в ящик и радостно улыбаясь, сгреб щепотку сушеных грибочков, которые прихватил у Сидора при допросе. Потом встал, и со стаканом в руке, повернувшись к портрету Беломедведева:
— Ну, чего Митрофаша скажешь? Когда мне майора дадут? Сколько мы тут с тобой уже пьем в этом кабинете? Сейчас посчитаю. Третий год кажись пошел. А я все капитан. То же мне друг называется, — и он, щелкнув Беломедведева по носу, медленно выпил коньяк и нащупав рукой грибок на столе, бросил его в рот и пережевывая стал расхаживать по кабинету, обиженно поглядывая на портрет на стене. Через некоторое время, он снова подошел к столу и налил еще.
— Ну что ты все молчишь и молчишь, — капитан, протягивая руку к портрету, и сняв его со стены, поставил в кресло, — Вот посидел бы ты на моем месте хотя бы годик. А я бы потом у тебя спросил. Ну, как тебе быть тюремщиком в нашей стране, — И капитан, потянувшись за бутылкой снова плеснул в стакан, — Я тебе Митрофаша, вот что скажу. Без обиды только. Вы нас там все реформируете, реформируете. Под западные стандарты пытаетесь подогнать. А нам от этих стандартов ни холодно, ни жарко. Только отчетности прибавляется. А вот если бы мне майора дали. Я бы еще пять лет тянул бы, до подполковника, и молчал бы в тряпочку. Вот какая реформа нам нужна. Квасковская. Чтобы звание вовремя давали и служебный оклад повышали. И тогда мы всю страну вот где будем держать, — и капитан, сжав кулак, потряс им перед портретом. — А все эти ваши западные стандарты здесь не работали и работать не будут.
Закончив речь, капитан налил почти полный стакан и выпив, отдуваясь сгреб со стола рассыпанные грибочки и бросив их в рот, стал с трудом разжевывать, грозя пальцем и что-то еще беззвучно объясняя портрету. Тут неожиданно над входной дверью замигала красная лампочка, а из радиоточки, стоящей на облезшем сейфе, раздался металлический голос автоответчика: «Внимание. Всем постам. Готовность номер один. Всеобщая проверке. Готовность номер один».
— Что, — испуганно произнес капитан, проглотив, наконец, грибы и вдруг стал прямо на глазах меняться. Сначала лицо, его покрытое мелкими морщинами, разгладилось. Волосы, уже чуть подбитые сединой, приобрели яркий каштановый цвет и закучерявились. Небольшой животик, выпирающий из-под форменного кителя, втянулся и тут уже сам капитан стал уменьшаться в росте вместе с мундиром, и только фуражка, оставаясь прежнего размера, совсем скрыла его маленькую голову. Когда он достиг высоты стола, дверь распахнулась, и в комнату быстро вошли двое накачанных Амбалов в темно синих, костюмах.
— Чисто, — оглядев кабинет, бросил через плечо один из них, не заметив капитана, который успел, юркнуть под стол и спрятаться за кресло и только фуражка, слетев с головы, осталась лежать на полу.
В дверь быстро вошла, обдавая ароматами духов, блондинка в расстегнутом норковом манто и коротком, облегающем платье из золотой чешуи.
