Нулевые - Роман Валерьевич Сенчин
Дача-дача… Да, о даче, кажется, теперь можно забыть…
Очнулась от мыслей, глянула на часы, заторопилась. До десяти надо успеть обед приготовить. Внук Павлушка увлеченно смотрит в комнате длинный японский мультфильм про космических чудищ, так что пока мешать не будет. Обычно-то он по будням в садике, но там карантин уже больше недели. Краснуха.
Вынутое из морозильника еще рано утром мясо легко поддавалось ножу. Впрочем, и замерзать как следует, в камень, не успевает. Каждый божий день, кроме субботы и воскресенья, с десяти утра до пяти вечера происходит отключение электричества. Какие-то там долги-передолги у города перед энерго чем-то.
Позапрошлым летом, когда начались эти отключения, люди возмущались очень, подписи собирали, квитанции, чтоб показать, насколько исправно за свет они платят, иски носили в суд, а потом вроде как приспособились и притихли… Зимой свет в основном давали без перебоев, хотя то и дело возникали перебои с отоплением – то трубы лопнут, то горючее на ТЭЦ кончится… И вот снова май, потеплело, и свет, как и два предыдущих года, только утром и вечером. И нет уже явно протестующих, по телевизору и радио, в газетах никто об этом не говорит и не пишет, никто с подписными листами по подъездам не бегает. Привыкли.
Да и как не привыкнуть? Иначе только отчаяться остается. Лечь и лежать…
Татьяна Сергеевна срезала мясную мякоть с кости. Кость опустила в кастрюлю с водой, а мякоть поделила на аккуратные брусочки – будет поджарка.
Пока варился бульон, нашинковала морковку, лук, свеклу, капусту, почистила пяток картофелин… Электроплита старая, две конфорки из трех нагреваются слабо, на них и вода закипает еле-еле. Надо бы электрика вызвать, но все как-то – то времени нет его ждать, то денег жалко. Ведь не бесплатно же он станет чинить, тем более – квартира приватизированная, цены в ЖЭКе для таких квартир коммерческие.
В целом, если соединить зарплаты мужа, дочери и ее, получается совсем даже неплохо для их города. Почти что семь тысяч. У других и вовсе работы нет, и непонятно на что живут. Хотя, с другой стороны, что такое семь тысяч для семьи из четырех человек?.. По субботам Татьяна Сергеевна с дочерью ходят на рынок. Сразу, почти механически, покупают макароны, рис, подсолнечное масло, сахар, куриные окорочка, а потом начинаются сомнения, совещания – брать или не брать йогурт для Павлика, какое мясо – говядину с осколками раздробленной кости или все-таки что-нибудь вроде филе, раскошелиться ли на баночку шпротов, кофе, сгущенки… Хорошо еще, что свежие фрукты в основном дочь с работы приносит – в виде подарков; не надо на них еще тратиться.
В первую неделю месяца Татьяна Сергеевна идет в сберкассу с пачечкой квитанций. Платит за телефон, садик, квартиру. И оставляет в сберкассе без малого тысячу… Пять человек прописаны в их двухкомнатке. Четверо вот живут, а дочерин муженек так, числится только, но платить за него – плати… Надо бы напомнить Ирине. Пускай он выписывается или обратно сходятся, или хотя бы алименты нормальные платит. Нечего…
– Баб, – появился на кухне Павлушка, – пошли гулять!
– А что, кончился мультик?
– Угу, кончился.
Татьяна Сергеевна взглянула в окно. Погода, кажется, подходящая. Погулять бы надо, конечно.
– Сейчас, милый, – ответила, – только обед приготовлю. Ты пока собери игрушки. По всей квартире разбросаны.
Павлушка было пошел, но тут же и передумал:
– Не хочу! Давай гулять надо!
– Обед еще не сварился. Пятнадцать минут.
– Пятнадцать минут?
– Да, да, иди совочки, ведерко найди. Возьмешь ведь их? Пистолетик…
Внук обрадовался занятию и убежал.
Скоро четыре года ему. Совсем, кажется, недавно (да это уж про любое событие в жизни можно сказать: кажется, совсем недавно) встречали Иришу в вестибюле роддома. Купили большой букет роз, шампанское. Иринин муж, Павел, помнится, все вытирал ладони о свои светло-синие джинсы, и на джинсах оставались мокрые полосы; на дверь, откуда должна была выйти жена с сыном, смотрел испуганно, почти в ужасе…
Она вынесла Павлушку сама. Лицо серое, замученное, но в то же время такое счастливое было, одухотворенное. С гордостью подала сверток Павлу, взамен приняла цветы.
Через неделю-другую, когда жизнь семьи вошла в новую, уже с младенцем, колею, стало ясно, что муженек-то у Ирины эгоист из последних и долго он здесь не протянет. И действительно – сперва стал отпрашиваться переночевать в мастерской, поработать, дескать, а месяца через два, тайком собрав вещички, просто сбежал. Осталась от него вот память – названный его именем и по его же настоянию мальчуган…
Ну а что?.. Он ведь у нас творческая личность, художник! По крайней мере, постоянно об этом напоминал. Но своим художеством, уверена Татьяна Сергеевна, оправдывает он эгоизм и лень. За тот год с небольшим, что прожил здесь, она не увидела ни одной его картины, за исключением двух копий Гогена, сделанных, кажется, еще в училище, – кривотелые папуаски с недоспелыми плодами в руках. Что-то он вроде набрасывал карандашом, какие-то натюрмортики, которые школьники на уроках рисования на четверочку выполняют.
Сейчас живет в подвале кинотеатра «Ровесник», работает там оформителем. И всегда, проходя мимо «Ровесника», Татьяна Сергеевна поражается карикатурности лиц актеров, что малюет Павел гуашью на больших, из мешковины, щитах, вывешенных справа и слева от входа в кинотеатр. Эти щиты наверняка людей только отпугивают…
Нашла взглядом будильник. Четверть десятого. Борщ варится, мясо в сковородке почти дошло. Осталось еще гарнир приготовить. Спагетти лучше или гречку? Рис уже надоел.
Остановилась на гречке. Павлушка ее, правда, не любит, но он наестся борщом с поджаркой… Вообще, признаться надо, капризным он что-то растет чересчур. И воспитательницы на него жалуются: в тихий час ложиться не хочет, не ест, что дают, дерется, во время прогулок с участка постоянно убежать норовит. А ведь и школа не за горами.
Включила радио. Бубнилку, как его называют. Тут как тут – до
