Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин
Надо бы поклониться бригадиру – Сидору Пермину, чтоб куда полегче определил, но Александра не из тех, кто просит. В четвёртый раз отвёз её Гордей в больницу. Волок на бечеве свою сердечную поклажу все двадцать заснеженных вёрст, глотая с горькой слюной удушливую ненависть. Стылыми шариками висли на ресницах скупые впересол слёзы. Сиверок, бузуя, шевелил в душе тягучие чёрные мысли.
- И бог от меня отступился! – с хрипом выдохнул Гордей. – Ропщу, однако... А как не роптать! Дерево рубят – и то слезьми обливается... А тут – душа, живое мясо. Эх-х! – завязнув в сугробе, яростно дёрнул санки, свалил немудрёный скарб – мешок с двумя кирпичами казённого хлеба, купленного в районной лавке в гостинец. Подобрав поклажу, привязал её и медленно зашагал по убродистой дороге.
Из темноты высверкнули четыре зелёные точки. «Вот холеры! – сплюнул Гордей. – И в непогодь им не спится!» Волки крупно отмахивали навстречу, перескакивая сугробы, отчего глаза их метались блуждающими светляками: вверх-вниз, вверх-вниз.
Встречи не миновать. А раздумывать некогда. Пока свернёшь с дороги да взберёшься на дерево... С мешком не успеть. И оставить жалко.
А между тем звери уже остановились рядом и, разбрызгивая слюну, лязгали клыками. Гордей поднял санки и, закрывшись полозьями от себя, негромко сказал: «Только вас и не хватало!».
Звери метнулись вперёд. Гордей пнул одного, угодив ему под глотку и, загораживаясь санками от другого, закружил вокруг упавшего. Стоило лишь оступиться, как волк цепко прирос зубами чуть выше левого локтя. Бросив санки, Гордей упал на него, жамкнул звериную шею, сунул в смрадную клыкастую пасть рукавицу. Волчина хоркнул и обречённо вытянулся. Поднявшись с колен, Гордей пнул его по лобастой башке, потом стал пинать в брюхо, в пах, в грудь... Бил, пока не умаялся. Будто это был не зверь, а судьбина проклятая.
Опомнившись, снял опояску и накрепко привязал добычу. Идти стало вдвое тяжелей. Но теперь он почти не замечал этого и лишь крякал, минуя заносы.
Деревня притаилась в глухом бору за яром... Видать, отсюда и названье пошло – Заярье. На ближней стороне яра темнела кузница. Мельком взглянув на неё, Гордей перешёл мост, свернул влево и зашагал в тот переулок, который обрывался у пруда. Из переулка, чуя звериный дух, вылетела собачья свора. Впереди нёсся волкодав Пермина.
«Пропасти на вас нет! – проворчал Гордей, выворачивая кол из огорода Евтропия Коркина. Огрев наседавшего кобеля, прикрикнул на собак: «Цыть, падины!». Свора приумолкла и стала разбегаться, оставив на дороге подбитого пса, с визгом волочившего задние лапы.
«Жалко, что не хозяина!» – мстительно усмехнулся Гордей и, отдышавшись, произнёс вслух:
- И от бабушки ушёл, и от дедушки ушёл.
В доме Евтропия засветились окна. Встревоженный шумом, хозяин выскочил на крыльцо, на ходу заряжая ружье.
- В кого метишь, золовец? – окликнул Гордей: спросонья хватит, что с него возьмёшь. – Не узнал?
- Ты, что ли, Максимыч? Не разгляжу впотьмах. Шумишь больно. Всю деревню перепужал.
- Тебя испужаешь! – усмехнулся Гордей. – Не отзовись – хлопнул бы...
- Собачню-то чем всполошил?
- По дороге серых взял.
- Ишь ты! Ну, заходи, почаюем. Агнея уж всё одно не уснёт теперь.
- Домой надо. Да и руку крепко порвали...
- Тогда беги к Варваре. Проводить, может?
- Спи уж. Сам дойду.
Коркин покачал в темноте головой и выждал, пока Ямин не скрылся за углом. «Зверь и тот ополчился на мужика!» – сочувственно подумал, запираясь на засов.
- Что там? – полусонно спросила Агнея, крестя растянувшийся в зевке рот.
- Братан твой нашумел.
- Александра-то как?
- Не спрашивал. Руку ему волки порвали.
- Оюшки! – ахнула Агнея и засобиралась.
- Куда?
- Попроведать пойду. Может, худо ему...
- Терпит. К Варваре Тепляковой пошёл. Спи давай.
На голбце мурлыкала кошка. Изредка строчил в стене сверчок. Евтропий задул лампу и, тихонько щипнув взвизгнувшую Агнею, лёг с краю.
- Идол! – гулькнула она, подкладывая ему под голову пухлую, как подушка, руку. Потом вздохнула, заговорила о брате: – Почто же это беды на его без роздыху валятся, Тропушко?
- Такая уж планида, – задумчиво ответил Евтропий, глядя на посветлевшее за занавеской окно. – А он крепок, золовец-то!
Как-то шутейно на Агнеиных именинах мужики решили звать друг друга золовцами, так с тех пор и нет другого имени: золовец да золовец.
Миновав второй переулок, Гордей стукнул в окошко Тепляковых. Здесь никогда не спрашивали, кто и зачем. Пришёл, значит, болен.
Отворила Варвара.
- Заходи, – не признавая состани, пригласила она. Логин тем временем вздул начищенную до блеска лампу.
