Александр Яшин - Сладкий остров (Рассказы)
Хозяйка неожиданно для всех вытащила вдруг такое, что мы даже засмеяться не смогли от удивления,- такое вытащила, будто всю свою жизнь занималась искусствоведением, а не грибами, не рыбой.
- С лучком - это уже декадентство! - сказала она.
Вот ведь что делается на белом свете, совсем сравнялась деревня с городом.
Грибные шашлыки выручили нас всех. Теперь мы, не боясь ничьей воркотни и унизительного недоброжелательства, могли по целым дням собирать грибы, а хозяйка обрабатывала их быстро и надежно, даже с охотой. Видно, шашлыки готовить все же интереснее, чем просто грибы сушить.
Записал я сейчас эту историю и задумался: а для чего, собственно, я ее записал? Мелко, непроблемно и вряд ли высокохудожественно. Правда, реализм налицо, но, может быть, это уже не реализм, а ползучий натурализм, и, стало быть, ничего, кроме вреда, от него ждать нечего. Скажет кто-нибудь, будто я, вместо того чтобы заниматься своим кровным делом, служить народу, составляю заметки для поваренной книги. Для чего все это?
А может, не "для чего", а "для кого"? Может, мою заметку и впрямь прочитает не одна домашняя хозяйка и будет при случае сушить грибы точно таким же простым способом, как я описал. А от них научатся другие, и пойдет... И получится, что я все-таки послужу своей заметкой о грибных шашлыках и не думая, что служу...
17 сентября 1961 г. Мичуринец
СПАСИБО, ЧТО РАЗБУДИЛ МЕНЯ
- Прости, родная, что я разбудил тебя.
- А что случилось?
- Скорей оденься, и выйдем на берег. Там удивительно хорошо!
- Ты знаешь, что я и вчера не спала?
- Знаю, прости, пожалуйста, одевайся скорей!
В окна проникал свет: то ли сияние неба, то ли сияние озера. По полу и по стенам двигались белые лунные полосы. Женщина тяжело поднялась с постели, набросила на плечи легкий ситцевый халатик, и он тоже засветился на ней.
- Пойдем скорей, в такую ночь нельзя сидеть в доме,- повторял мужчина.
- Я не сидела. Я только что заснула. Ты знаешь об этом?
- Да!
- Знаешь, что я очень трудно засыпаю?
- Да!
- Что я опять принимала снотворное?
- Да! Я все знаю. Пойдем скорей!
Когда они вышли на крыльцо, женщина ахнула и заторопилась на берег озера. На ходу она сдернула с плеч халатик и надела его как следует, в рукава. Мужчина теперь шел сзади, он даже отставал.
Озеро посверкивало и ликовало от берега до берега, все насквозь; и оттого, что оно было рядом, мир казался шире и глубже. Луна сияла одинаково кругло и в небе и в озере, только представлялось, будто в озере отражается ее обратная сторона.
К черным камышам на середине озера и дальше - к черному лесу на горизонте был перекинут лунный мостик из круглых березовых плашек. Мостик был наплавной, и, если ступить на него, побежать по нему, он, конечно, закачается и начнет прогибаться.
Женщина остановилась у самого лунного мостика, на песчаной отмели, и повернулась к мужчине.
- А у твоих ног тоже лунный мостик! - сказала она, сказала так весело, что мужчина заулыбался.
В этот миг далеко за озером раздался крик птицы, будто потревоженный петух спросонок вскинул голову и спросил кого-то: все ли в порядке?
Крик повторился. Женщина замерла, как зачарованная.
- Это петух?
- Нет. В той стороне только болота, жилья нет.
- Кто же это?
- Догадайся сама.
- Не могу.
- Это журавли кричат.
- Почему же они кричат?
- Не спится, наверно. Такая ночь...
- Понятно.
Журавли успокоились, и стало слышно, как над головой зашелестели листья, еле слышно зашелестели, а у самых ног, там, где песок и галька, вдруг легонько плеснула вода. Плеснула, откатилась и опять плеснула. Ночной плеск воды, как плеск времени. Боже мой, как все интересно!
- Спасибо тебе, родной мой! - сказала женщина.
- Прости, что я разбудил тебя.
-- Спасибо, что разбудил. Иначе бы я ничего не знала об этих ночах, об этом нашем мире. Спасибо, что ты не даешь мне спать.
1960
ЖУРАВЛИ
Сила слов
Были в детстве моем и праздники, и весна не одна, и не одна золотая осень. Много было всего. Были и свои журавли в небе.
Когда с полей убирали хлеб, поля становились шире и светлее, чем прежде, горизонт отодвигался куда-то вдаль. И над этой ширью и золотом появлялись треугольники журавлей. Для детей это время птичьих перелетов всегда празднично. Мы выбегали из домов, неслись за околицу и кричали вдогонку журавлям:
Журавли, журавли,
Выше неба и земли
Пролетайте клином
Над еловым тыном,
Возвращайтесь домой
По дороге прямой!
Или много раз повторяли, приплясывая, одни и те же слова:
Клин, клин журавлин,
Клин, клин журавлин!..
Птицы шли по небу ровно, спокойно, красиво.
Но находились озорники, которые не желали добра птицам, хотели расстроить их порядок. Бывало, какой-нибудь босоногий заводила вдруг вопил истошным голосом:
Передней птице
С дороги сбиться,
Последнюю птицу
Вицей, вицей.
Хомут на шею!
Хомут на шею!
Или:
Переднему - хомут на шею,
Заднему - головешку под хвост!..
И часто журавлиный треугольник неожиданно начинал ломаться, птицы, летевшие сзади, рвались вперед либо уходили в сторону, а вожак, словно испугавшись, что он остался впереди совсем один, круто осаживал, делал поворот и пристраивался в хвост колонны. Мы удивлялись силе наших слов, визжали от удовольствия. Но кто-нибудь из взрослых давал подзатыльник озорнику, и хорошие чувства брали верх в детской душе. Мы в раскаянье кричали уже хором, чтобы слышнее было:
Клин, клин журавлин!
Путь-дорога!
Путь-дорога!
Кричали до тех пор, пока журавли не выравнивались.
И вот опять вспомнилось мне детство.
В этом году дожди, затяжные, упрямые, начались так рано, что стало казаться, будто вовсе не было лета. Свету недоставало даже в полях, и утром и в полдень было одинаково пасмурно. Сырость пронизала небо и землю, в самом густом лесу не оставалось ни одного сухого места. Дороги испортились, поплыли, шипели, как тесто в квашне, вылезая на стерню, на луговую отаву. Листья на деревьях, всегда мокрые, не желтели и не облетали, сколько ни свистел ветер по ночам. Где же "бабье лето"? Где золотые рощи? Где кружевная паутина на скошенных лугах?.. Наверно, и птицы уже улетели, давно улетели...
Но вот выдался солнечный денек. Потом другой, третий... И стала осень делаться заново. Пришла тишина, мягко пригрело солнце, подсохла земля, даже дороги стали проезжими. А когда просохли на деревьях листья, оказалось, что они давно желтые. Как-то утром, проснувшись, моя дочка глянула в сад на засверкавшую осинку и ахнула: "Папа, у тебя под окном красавица!" Потом закружилась и листва в воздухе, облетели осинки, березки, тополя, даже дубы начали понемногу оголяться. Совсем сквозным стал орешник, и откуда ни возьмись на опушку рощи выступили вдруг елочки.
А солнце с каждым днем становилось нежнее к земле, ласковее. Казалось, и так красиво кругом, а оно как выглянет, как начнет наводить порядок - не налюбуешься, не нарадуешься.
Наконец затрубили, закурлыкали журавли в небе. Все-таки взяла осень свое и на этот раз: появились над полями птичьи треугольники. Странным показалось это: зачем они покидают нашу землю? Все устроилось так хорошо, стало тепло и тихо, сейчас бы жить и жить, а вот улетают.
Стою я на крыльце, вспоминаю детство, слежу за журавлями и вдруг вижу нарушился их строй, сбились птицы в кучу, заходили кругами, стремительно набирая высоту. Словно самолет пронесся близко,- завертело их ветром, подкинуло.
Но мне представилось, что это опять ребятишки-озорники из какой-нибудь соседней деревни сбили журавлей с толку обидными словами. Я поверил в это, и такое доброе чувство к летящим птицам охватило всю мою душу, что я не заметил, как начал, правда, негромко, почти про себя, но все-таки вслух шептать слова, которые знал с детства: "Клин, клин журавлин! Летите не сбивайтесь, домой возвращайтесь!.. Путем-дорогой! Путем-дорогой!.."
И вот уже выправились журавли моего детства, угомонились их всполошенные голоса, и, благодарные, полетели птицы все дальше и дальше под ясным солнцем родного края, полетели путем-дорогой.
1954