Иосиф Бродский - Коллекционный экземпляр
XL
Итак, ты знаешь страну, в которой оказываешься тридцать лет спустя, в зрелом возрасте 51 года. Полон энергии, конечно, но лучшее -- позади. Ну, погодите, белые скалы Сассекса! Ну, погоди, проклятый остров! И весь Pax Britannica! Вы еще поплатитесь за то, что загубили такую блестящую карьеру и выставили умного человека пастись на травке в апогее его подъема! Умный человек знает, как сквитаться с империей: с помощью другой империи. (И вместе им не сойтись.) И тут "большая схема" сильно разрастается. Не зуб за зуб, а всю челюсть! Как знать, возможно, самое большое удовлетворение любому шпиону приносит мысль о том, что он играет роль Рока, что он держит в руках все нити. Или -- их перерезает. Он стремится уподобиться Клото или же Арахне. Deus in machina, работающей на бензине (он, наверное, даже не осознал иронии, когда обосновался в Мазутном переулке -- по крайней мере, на первых порах). Но будь ты бог или черт, установить контроль над нефтяными промыслами -- игра покрупнее, чем передавать русским секреты британской разведки. В любом случае, в Лондоне и выдавать-то больше практически нечего, а в здешней игре -- ставки гигантские. На кон поставлен весь миропорядок. И кто бы ни выиграл, это будет его победа! Не зря же он -- экономист и обозреватель -- читал "Капитал" и "Семь столпов мудрости". Не говоря уже о том, что победит все равно Россия, ибо чего можно ждать от демократий? Никакой решимости. Представьте себе Россию -- его неприбранную Россию, в коричневых шерстяных чулках с розовыми подвязками, в роли хозяина планеты -и не только благодаря ядерным боеголовкам или баллистическим ракетам; представьте ее, задушевную и ленивую, со всеми доходами от нефти Арабского полуострова под подушкой -- сомневающуюся, чеховскую, иррациональную! Она была бы гораздо более хорошим хозяином (нет, любящей хозяйкой!) мира, нежели его собственный картезианский Запад, который так легко одурачить (и он сам тому прекрасный пример). А в худшем случае, ежели победителем станет не Россия, а какой-нибудь араб -- шейх или диктатор, это его тоже устраивает. И вообще папа гордился бы им, если бы все досталось Саудовской Аравии.
XLI
Ей-то все и досталось -- почти целиком. Во всяком случае, такая большая доля, что марку эту должна была бы выпустить Саудовская Аравия, а не Россия. Ну, может, еще и выпустит. Или Ирак, или Иран. Кто завладеет монополией на нефть, тот и должен эту марку выпустить. Ах, мусульмане, мусульмане! Где бы они сейчас были, если бы не советская внешняя политика 1960-х и 1970-х годов, то есть если бы не покойный мистер Филби? Представьте на минуту, что они не могут купить "Калашникова", не говоря о ракетной установке. Не попасть бы им на первую полосу, их бы не взяли даже как фон для верблюдов с сигаретной пачки... Но жизнь несправедлива и облагодетельствованные не помнят своих благодетелей, -- как, впрочем, и жертвы -- своих мучителей. А может, и не надо. Может, лучше истокам добра и зла оставаться затерянными во мраке -- и зла особенно. Какая разница, чем окутан лик божества: теорией диалектического материализма или чалмой Пророка? Сумеем ли мы их отличить друг от друга? В конечном счете, между вишневым садом и тривиальным песком нет иерархии; это вопрос вкуса -- и только. Как у людей, так и у денег. Деньги, судя по всему, лишены индивидуального сознания и выигрыш поэтому отправляется в пустыню просто из чувства родства с принципом множества. Вообще, как и определенный тип англичанина, деньги тяготеют к востоку -хотя бы только потому, что эта часть света гуще заселена. Тайный агент, таким образом, -- только первая ласточка, предвестник крупного банка. И если он селится там, на востоке, и совершенно ассимилируется посредством местного ли спиртного или любящей девы, что в этом плохого? Разве вернулись в ковчег голуби? Эх, дорогой читатель, представь себе письмо, отправленное сегодня или в недалеком будущем из Москвы в Эр-Рияд. Как ты думаешь, что будет в этом письме? Поздравление с днем рождения, планы на лето, новости или весть о смерти близких, жалобы по поводу холодного климата? Нет, скорее что-нибудь насчет денег. Например, просьба о финансовой помощи братьям-мусульманам, живущим на сов. территории. И скорей всего оно будет написано по-английски, это письмо, и не удостоится перлюстрации. Может быть, взглянув на обратный адрес, почтмейстер приподнимет полумесяц своей брови, прикрытой традиционным головным убором, но после недолгого колебания бросит конверт в соответствующий ящик; а на конверте -- марка с портретом Филби.
XLII
"Мрачновато", -- кивает головой изможденный читатель. Но разве ход вещей не привел бы нас в ту же самую точку даже и без содействия нашего друга-англичанина? Конечно, привел бы, если учесть так называемую динамику современного мира, то есть демографический взрыв и промышленные аппетиты Запада. Этих двух факторов было бы уже достаточно; в третьем нет никакой нужды, не говоря уже о чьих-то индивидуальных усилиях. В лучшем случае, наш друг-англичанин сформулировал то, что витало в воздухе, а точней, валялось под ногами. В остальном никакой роли он не сыграл. Раньше или позже это должно было случиться, с Кимом или без Кима, с Россией или без России. Ну, может быть, без России на это ушло бы чуть больше времени, ну и что с того? Личность не играет роли, все дело в экономике, так? В этом смысле, даже если личность и существует, по сути ее как бы и нет. Немного отдает солипсизмом, но на марксистский лад, и наш друг-англичанин первым бы оценил эту мысль. В конце концов, историческая необходимость была его девизом, его кредо, его главным возражением на уколы совести. И, в конце концов, при всех профессиональных опасностях определенного вида деятельности, вера в неминуемый триумф дела, которому ты служишь, это надежная ставка, не так ли? (А если это дело победит при твоей жизни, а?) Так или иначе, с точки зрения исторической необходимости, наш друг был лишним, в лучшем случае -тавтологией. Или страховкой. Ибо целью истории было сделать арабов богатыми, Запад -- бедным, а Россию оставить болтаться между небом и землей. Вот что гласит своим чистым бельканто необходимости графа "итого", и кто такой наш автор, чтобы с этим спорить? Грош, стало быть, цена ощущению исторической миссии нашего приятеля; но и автору за взлет его воображения причитается не больше. И вообще, каковы его источники?
XLIII
"Источники!" -- презрительно передергивает плечами автор. Кому нужны источники? Разве можно верить источникам? С каких это пор? Отдает ли себе читатель отчет, во что он себя вовлекает, заподозрив автора в ошибке или, тем паче, доказав ее? А ты не боишься, дорогой читатель, что успешное опровержение небольшой теории, выдвинутой твоим автором, приведет тебя к неизбежному заключению, что темно-коричневая субстанция, в которой ты в сегодняшнем мире сидишь по самые ноздри -- имманентна, предопределена свыше или, по меньшей мере, ниспослана Матерью-Природой? Зачем тебе это нужно? Между тем автор стремится избавить тебя от этих тревог, доказывая, что вышеупомянутая субстанция -- дело рук человеческих. В этом смысле автор твой -- истинный гуманист. Нет, дорогой читатель, не нужны тебе источники. Ни истоки, ни притоки в виде показаний перебежчиков, ни даже элект ронные осадки, выпадающие прямо в руки с усеянных спутниками небес. В нашем варианте потока тебе нужно только устье, вернее -- уста, а за ними -- море с подведенной итоговой чертой горизонта. Впрочем, это ты уже видел.
XLIV
Никто, однако, не знает будущего. И менее всего -- те, кто верят в исторический детерминизм. После них идут шпионы и журналисты. Может, как раз по этой причине первые часто выступают под маской вторых. Разумеется, если речь идет о будущем, любое занятие будет хорошей "легендой". Но все равно сбор информации побивает все другие формы деятельности, потому что любая единица информации, в том числе секретная, есть порождение прошлого; почти что по определению, информация имеет дело со свершившимся фактом. Будь то новая бомба, запланированное вторжение или перемена политического курса, узнать можно только о том, что уже произошло, что уже имеет место. Парадокс шпионажа заключается в том, что чем больше ты узнаешь о своем противнике, тем больше это тормозит твое собственное развитие, так как знание это принуждает тебя все время пытаться его настигнуть, дабы сорвать его усилия. Заставляя тебя менять первостепенные задачи, он не оставляет тебе свободного времени. Поэтому чем лучше у тебя шпионы, тем в большую зависимость ты впадаешь от того, что от них узнаёшь. Ты уже не действуешь сам по себе, а только реагируешь. Это обрекает тебя буксовать в прошлом, почти не оставляя доступа к настоящему и начисто закрывая путь в будущее. То есть, в то будущее, которое ты сам бы себе запланировал, не говоря -- создал. Представь себе, что Советский Союз не выкрал бы американские атомные секреты и таким образом в последние сорок лет не имел бы возможности бряцать ядерными боеголовками. Наверняка это была бы совсем другая страна -- возможно, не намного более процветающая, чем сегодня -- по причине идеологии; но, по крайней мере, то фиаско, свидетелями которого мы теперь оказываемся, могло бы произойти значительно раньше. В худшем случае, они могли бы построить жизнеспособный вариант своего социализма. Но когда ты крадешь какую-то вещь, она завладевает тобой или, по крайней мере, твоими способностями. Учитывая усердие нашего английского друга и его приятелей, здесь дело одними способностями не ограничилось: обе руки российских скупщиков были -- и довольно долгое время -- слишком заняты, чтоб строить социализм; они удерживали награбленное. Можно было бы даже сказать, что предавая свою Империю в таких масштабах, эти гаврики на самом деле оказывали этой Империи услугу более существенную, нежели ее самые рьяные знаменосцы. Ибо объем секретной информации, переданной Советам кембриджскими питомцами выпуска 1931 года, заворожил ее получателей до такой степени, что, по крайней мере, свою внешнюю политику они в значительной степени строили в расчете на урожаи с собственных агентурных угодий. То есть сотрудники московского Центра как бы семь дней в неделю непрерывно читали воскресные газеты, вместо того, чтобы вымыть посуду или сводить детей в зоопарк.
