Михаил Булгаков - Батум
классный наставник. Трейниц (внимательно и довольно долго смотрит на Сталина, но ничего не
отвечает и обращается к Вано). Зачем пришли в эту квартиру? Хорошо
знаком с хозяином? Вано. Нет, я в первый раз здесь.
Полицеймейстер появляется в комнате, ведет обыск.
Трейниц. На огонек, что ли, забежал к незнакомому человеку?
Городовой, шаря в буфете, уронил и разбил тарелку.
Сталин (в это время тихо Канделаки). Выручай мальчишку. Трейниц (полицеймейстеру). Нельзя ли, полковник, чтобы люди работали
поаккуратнее? Полицеймейстер (городовому). Орясина! На трое суток. Ты что же? Забыл, что
на обыске? Трейниц (Вано). Так зачем же сюда попал? Канделаки. Это я его привел. Трейниц. Я его спрашивал, а не вас. Зачем привел? Канделаки (указывая на Сталина). Вот он приехал безработный искать уроков.
Вот я и привел Вано. Трейниц (глядя на Сталина). Ах, интеллигентный человек? Очень приятно. Полицеймейстер (городовому). Печку осмотри. Трейниц (Вано). Почему в цивильном платье? Вано. Я пальто разорвал под мышкой. Трейниц. Надо было маме сказать, она бы зашила. Полицеймейстер (городовому). Пепел есть? Городовой. Никак нет, ваше высокоблагородие. Полицеймейстер (Дариспану). Твоя книжка? Дариспан. Нет. Сталин. Это моя книжка. Полицеймейстер (читает). "Философия природы. Перевод Чижова. Сочинение
Гегеля". (Кладет книжку Трейницу на стол.) Трейниц (Сталину). Философией занимаетесь? Смешанное общество в Кединском
переулке мы застали, полковник: манташевский паяльщик, другой без
документа, подозрительный гимназист и философ. (Сталину.) Итак, с кем
имею удовольствие разговаривать? Сталин (указывая на разгром от обыска). Признаюсь, я этого удовольствия не
испытываю. Кякива (Трейницу). Господин полковник, покорнейше вас прошу, чтобы я с ним
не разговаривал. Трейниц. Что это значит? Кякива. Язык у него такой резкий, он мне что-нибудь скажет, а я человек
тихий... Трейниц. Это глупости. (Сталину.) Будьте добры, скажите, вы не были девятого
марта у здания Ардаганских казарм в толпе, произведшей беспорядки? Сталин. Я вообще не был девятого марта в Батуме. Трейниц. Гм... странно... мне показалось, что я вас видел. Впрочем, возможна
ошибка. (Кякиве.) А ты видел?
Кякива кивает головой.
Вот и он... Сталин. Позвольте! Зачем же вы так верите с первого слова? Мало ли что ему
могло померещиться? Ведь он же кривой на один глаз! Кякива (грустно улыбнувшись). Я - кривой... Трейниц. Так позвольте узнать, кто вы такой? Сталин. Позвольте мне, в свою очередь, узнать, кто вы такой? Трейниц. Извольте-с, извольте-с. Помощник начальника Кутаисского губернского
жандармского управления полковник Трейниц. Владимир Эдуардович... Сталин. Благодарю вас, дело не в фамилии, а я хочу узнать, чем вызвано это
посещение мирной рабочей квартиры, где нет никаких преступников,
полицией и жандармерией ? Трейниц. Оно вызвано тем, что наружность этих мирных квартир часто бывает
обманчивой. Разрешите спросить, где вы остановились в Батуме? Сталин. Я здесь остановился. Трейниц (указывая на Дариспана). У него? Канделаки. Нет, у меня. Трейниц. Ах, вы тоже здесь живете? Позвольте, а вы не жили на Пушкинской
улице? Канделаки. Жил и сюда переехал. Трейниц. Часто квартиры меняете... (Сталину.) Итак, как ваша фамилия? Сталин. Нижерадзе. Трейниц. А имя и отчество? Сталин. Илья Георгиевич. Трейниц. Так.
Возвращаются околоточный и городовые, которые делали
обыск в погребе.
Околоточный (полицеймейстеру). Ничего не обнаружено. Трейниц. Ну, это так и следовало ожидать. (Сталину.) Да, простите, еще один
вопрос... а впрочем, Иосиф Виссарионович, какие тут еще вопросы... Не
надо. По-видимому, от занятий философией вы стали настолько рассеянны,
что забыли свою настоящую фамилию? Сталин. Ваши многотрудные занятия и вас сделали рассеянным. Оказывается, вы
меня знаете, а спрашиваете, как зовут. Трейниц. Это шутка. Сталин. Конечно, шутка. И я тоже пошутил. Какой же я Нижерадзе? Я даже такой
фамилии никогда не слыхал. Трейниц (полицеймейстеру). У вас все, полковник? Полицеймейстер. Все. Трейниц. Все четверо арестованы. (Арестованным.) Предупреждаю на всякий
случай: чтобы в дороге без происшествий, конвой казачий. А они никаких
шуток не признают. Сталин. Мы тоже вовсе не склонны шутить. Это вы начали шутить. Трейниц (жандармам). С Джугашвили глаз не спускать! Марш!
Темно.
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
Прошло более года. Жаркий летний день. Часть тюремного
двора, в который выходят окна двух одиночек. Вход в
канцелярию. Длинная сводчатая подворотня. Что происходит
в подворотне, - из окон тюрьмы не видно. Во дворе
появляются несколько уголовных с метлами. С уголовными
первый надзиратель.
Первый надзиратель. Подметайте, сволочи. И чтобы у меня соринки не было, а
то вы все это у меня языком вылижете. Уголовный. Как паркет будет!
Надзиратель уходит.
Пошел ты к чертовой матери вместе со своим губернатором!
Бросает метлу, садится на скамейку, делает затяжку,
передает окурок другому уголовному, который начал
подметать. Тот затягивается И передает третьему.
Сталин (появляется в окне за решеткой). Здорово. Уголовный. А! Мое почтение. Сталин. Какие новости? Уголовный. Губернатор сегодня будет. Сталин. Уже знаю. Уголовный. Ишь ты как! Сталин. Просьба есть. Уголовный. Беспокойные вы, господа политические, ей-богу, не можете просто
сидеть. То у вас просьбы, то протесты, то газеты вам подай! А у нас
правило: сел - сиди! Сталин. За что сидишь? Уголовный (декламирует).
...А скажи-ка мне, голубчик,
Кто за что же здесь сидит?
Это, барин, трудно помнить,
Есть и вор здесь, и бандит!
Домушники мы, например. Сталин. Письмо на волю надо передать. Уголовный. Сегодня какой хохот у нас в камере стоял! Хватились - глядь, а
папиросы кончились! Прямо животики надорвали, до того смешно: курить
хочется, а курить нечего. Сталин. Лови... (Выбрасывает во двор пачечку.) Уголовный. Данке зер! Ну-ка, от окна отходи! (Усердно подметает.)
Проходит надзиратель, скрывается.
Письмо в пачке? Сталин. Ну конечно. Уголовный (хлопнув кулаком по ладони). Марка, штемпель, пошло ваше письмо. Сталин. Есть еще вопрос. В женском отделении есть одна, по имени Наташа.
Сидит в одиночной камере, из Батума недавно переведена. Волосы такие
пышные. Уголовный. Гм... волосы пышные? Понимаем. Сталин. Тут очень просто понимать: сидит женщина в тюрьме, и все. Так вот,
требуется узнать, как она себя чувствует. Уголовный. Плакать стала. Сталин. Плакать? (Пауза.) Ты, я вижу, человек очень ловкий и остроумный... Уголовный. Не заливай, не заливай, мы не горим. Сталин. Я не заливаю. А просто я тебя наблюдал из окна. Сейчас женщин
поведут на прогулку, так ты бы ее научил, чтобы она прошлась здесь, а
то она все в том конце, как на зло, ходит. А ты чем-нибудь займи
надзирателя.
Уголовный становится грустен, свистит.
Сталин. Лови. (Бросает пачечку.) Уголовный. Отходи! эээПервый надзиратель. А что же вы, бестии, не поливаете?
Проходят три женщины, за ними медленно идет Наташа.
Надзиратель проходит.
Уголовный (с лейкой, перед Наташей). Вы, барышня, здесь погуляйте, у этого
окошка вам будет очень интересно. Там вас ваш главный спрашивал. Наташа. Какой главный? Никакого я главного не знаю. Отойдите от меня. Уголовный. Вы в тюрьме в первый раз, а я, надо вам доложить, в пятый.
Домушники наседками не бывают. Наше дело - с фомкой замки проверять.
Идите к тому окну. (Уходит.) Наташа (ему вслед). Шпион проклятый! Первый надзиратель (появился, смотрит вдаль). Что же вы, сукины дети,
крыльцо поливаете? Это чтобы губернатор поскользнулся? (Устремляется
вон.)
Наташа присаживается на скамейку.
Сталин (появляется в окне). Что значат, орлица, твои слезы? Неужели тюрьма
надломила тебя? Наташа. Coco? Сталин. Не называй. Наташа. Ты здесь? Ты... Я думала, что ты уже в Сибири... ты... эээ? Сталин. Второй год пошел, как здесь сижу. А ты, говорят люди, плачешь? А?
Наташа? Наташа. Плачу, плачу, сознаюсь. Одна сижу, тоска меня затерзала, вот и
плачу. Сталин. Когда началось? Наташа. С неделю. Сталин. Перестань, не плачь, они тебя сжуют... погибнешь... Что хочешь делай
в тюрьме, только не плачь! Наташа. Я повеситься хотела... Сталин. Что ты?! Своими руками отдать им свою жизнь? Я не слыхал этих слов,
а ты их не говорила. Слушай меня: тебе осталось терпеть очень немного.
Имей в виду, что и Сильвестра, и Порфирия уже выпустили. Наташа. Что? Выпустили? Правда? Сталин. Точно знаю. И тебе, конечно, остались последние дни здесь, в тюрьме.
Они за тобой ничего не могут найти. Но заклинаю - не плачь! Уголовный (появляется). Эй... эй... эй... Первый надзиратель (как коршун, влетает за ним). Я тебе покажу! Ты что же,
мне, стерва, дорогу режешь? (Ударяет уголовного, подбегает к Наташе.)
Это что такое? (Бьет Наташу ножнами шашки.) Уголовный. Эх... сгорели. Наташа. Не смейте! Не смейте! Он бьет меня! Сталин (приближает лицо к решетке, взявшись за нее обеими руками). Эй,
