Василий Шукшин - Там, вдали

-- Здравствуйте, -- вежливо сказал молодой человек Ольге, когда она села рядом.

Ольга тоже сказала:

-- Здравствуйте.

И все. И стали ждать начала картины. Ольга, как бы меж-ду прочим, раза два глянула на него: сидит, облокотившись на спинку стула, терпеливо ждет.

Сеанс все не начинался.

Молодой человек ослабил галстук, посмотрел на часы.

-- Что-то долго они...

-- Вы давно здесь? -- спросила вдруг Ольга. Сама не жда-ла, что заговорит.

-- Здесь, в зале? -- простодушно уточнил молодой чело-век, повернувшись к Ольге; ей показалось, что он близору-кий. -- Минут пятнадцать уже.

-- Нет, в деревне?

-- В этой? -- опять уточнил молодой человек. -- В этой -- год.

Ольге сделалось весело: очень смешно он уточнял воп-росы.

-- Нравится у нас?

-- Почему "у нас"? Вы ведь сами приехали.

-- Я родилась здесь.

-- Да? В отпуск?

-- Нет, домой приехала. Совсем.

-- Хорошее дело, -- он произносил: "дево". Опять по-смотрел на часы. -Ужасный механик. Копуша.

Ольге хотелось разговаривать.

-- Нравится у нас?

Молодой человек сморщил лоб и погладил его вдоль морщинок средним пальцем (у него была такая привычка).

-- Нравится. Не все только.

-- Привыкнете, -- Ольга ужаснулась пустому слову. Стран-но, у нее пропала легкость, с какой она находила слова в лю-бом почти разговоре -ироничные, никогда не серьезные и всегда серьезные, более или менее остроумные и едкие. Парень предложил неожиданный тон разговора: про-стой и недвусмысленный.

-- Привыкнем, -- согласился он. У него, кажется, не бы-ло охоты разговаривать. Это задело Ольгу за живое. Она жда-ла, что он, изголодавшись по "светским" разговорам, пой-дет щеголять, станет показывать, что "и мы здесь" кое-что понимаем. Эдит Пиаф? Извольте: поет хорошо, а книжки писать не умеет. Нет такой -- женской литературы. Знаете, что подумала каждая третья женщина, прочитав ее испо-ведь: "Если бы я рассказала!.." После Чехова или Толстого так не подумаешь. Ну, что еще? Поэзия? Наша? Как ска-зать...

Было время, когда Ольге такие слова кружили голову, как вино, потом она научилась сама говорить их, потом они стали злить ее. Все это хорошо, мило, но очень уж дорого на-до платить.

Ольга ненароком еще раз посмотрела на молодого чело-века. Из каких же он? По облику, по костюму он даже не из тех, кто поначалу кружит голову, а из тех, кого и поначалу жалко: слабенькие, начинают с отрицания всех и вся, объ-являют жизнь "болотом", потом объясняются в любви. А кончают тем, что снова объявляют жизнь "болотом" и стес-няются давать деньги на аборт.

Сеанс все не начинался.

-- Ужасный механик, -- сердито сказал молодой человек и опять посмотрел на часы. Сердиться он не умел.

-- А куда вы торопитесь?

-- Да никуда!.. Но так тоже нельзя -- впустить людей и то-мить их тут.

-- Видите -- плохо в деревне.

Молодой человек вдруг негромко засмеялся. Ольге кровь бросилась в лицо.

-- Вы как шпион: потихоньку выспрашиваете у меня... -- смеялся молодой человек искренне, необидно. -- Если это самое плохое в деревне, я согласен ждать еще час.

-- Что же самое плохое? -- Ольга вконец потерялась. Ни-как не могла обрести легкий путь в разговоре. А говорить хо-телось. Она даже ругнулась по-мужски про себя. "Что со мной?"

-- Да ничего, все нормально. Вы кино любите?

-- Хорошее.

-- А я -- всякое. Черт его знает: понимаю, что это гвупо (глупо), а хочется смотреть. Если совсем дрянь -- тоже смешно.

-- Это опять-таки деревня, -- уперлась на своем Ольга.

Посмотрели друг на друга. И вдруг рассмеялись оба. Оль-ге стало легко.

-- Доконаю я вас с этой деревней.

-- А что вы делать приехали?

-- Я тоже учительница, -- Ольга чуть поторопилась. -- Не совсем еще. Мне нужно дотянуть полтора года заочно.

-- В нашем полку прибыло.

-- А разве возьмут так?

-- Возьмут. У нас треть таких -- дотягивают. С руками-но-гами возьмут. Не хватает же. У вас какой?

-- Литература

-- Возьмут.

-- Серьезно: вы не скучаете здесь? Почему летом-то оста-лись?

-- Тут... всякие дела. Не скучаю, я серьезно говорю. Толь-ко надо... Да нет, впрочем...

-- Что?

-- Так. Найдется что-нибудь, чтоб не скучать. Были в школе?

-- Нет еще.

-- Отличная школа. Вот такие нужны.

-- А ребята как?

-- Как везде -- разные. Многих бы я попер из школы. Нельзя. Это плохо.

-- Плохо, что гнать нельзя?

-- Да. Зачем?.. -- молодой человек совсем повернулся к Ольге и с горячностью стал ей доказывать: -- Зачем, скажи-те, и ему, и себе нервы трепать?!

-- Но восемь-то классов надо...

-- Да восемь-то ладно. А он за восемь перевалил, а учить-ся не хочет. Ну и иди с богом! Сглупил? Ошибся? Вечерняя школа к услугам. А мы врем, тройку ставим, когда надо дво-як прочный. Кол осиновый!

-- О!..

-- А есть славные. Одно удовольствие. При чем тут де-ревня?

Свет погас наконец.

-- Поехали, -- сказал молодой человек и снял пиджак. Фильм, правда, был хороший. Но Ольгу волновала близость молодого человека, она почувствовала плечом его руку и от-влеклась от картины. Можно бы отодвинуться и сосредо-точиться на картине... В конце концов Ольга так и сделала. Но теперь она слышала запах "Шипра", исходивший от его ли-ца. И это тоже отвлекало. Это вконец вывело из себя Ольгу. Впору было встать и уйти. Черт знает что лезло в голову: захотелось вдруг крепко прижать его к себе и шепнуть на ухо ласково: "А ты еще совсем-совсем маленький". У нее даже голова заболела от волнения. И в ушах пошумливало. "Да ты что, девка?" -- пыталась она унять себя. Едва досидела до конца сеанса. Вышли вместе. Ольга глубоко вздохнула.

-- Душно...

-- Хорошая картина. Оказывается, не надо ничем удив-лять, -- молодой человек задумчиво сморщил лоб и потрогал его пальцем. -- Лев Толстой говорил: "Если хочешь что сказать, скажи прямо". Правильно.

-- Пойдемте на речку? Так пить захотелось, не дотерплю до дома.

Пошли на речку.

Волнение Ольги поулеглось, и она теперь думала: Что это? Любовь, что ли? Боже милостивый!.."

-- Как вас зовут?

-- Юрий. А вас?

-- Ольга.

-- Вот такие-то дела, Юрий Батькович, -- Ольгу опять стало одолевать волнение. -- Как говорил Лев Толстой?

Юрий что-то начал понимать. Молчал. Растерялся, на-верно.

В темном месте Ольга остановилась. Юрий тоже. Ольгу слегка затрясло... Теперь уж она не могла -- обняла его, на-шла его губы и нежно поцеловала. Едва сдержала себя, чтоб не впиться в них с жадностью.

-- Вот так... как учил Лев Толстой. Ну что? Говори что-ни-будь! -Ольга еще держала его в объятиях.

-- Оля, что это? -- голос Юрия вздрагивал. -- Что-то не понимаю...

Ольге стало легко и весело. Теперь она обрела себя. От-пустила его, вздохнула полной грудью.

-- Пойдем на речку, я утоплюсь. Только не молчи, а то мне сейчас станет стыдно.

-- Я не молчу. Я только не понимаю...

-- Да я сама не понимаю! А чего непонятного, кстати? Ну, поцеловались. Ты что, до этого никогда не целовался?

-- Почему?..

-- Ну и вот. Влюбилась в тебя. Но убей бог, не знаю, за что. Ты красивый, что ли? В тебя влюблялись?

-- Кой черт влюблялись! Я как тюлень...

-- Вот, а я как раз люблю тюленей.

Подошли к речке, Ольга оперлась руками о берег, при-пала к воде.

-- Охх!.. Сейчас всю выпью, -- еще раз припала.

Юрий сел на камни. Молчал. Он еще не пришел в себя от случившегося.

-- Ну пойдем, -- Ольга поднялась, ополоснула руки. -- Я объясню, что произошло, -- действительно стало немножко стыдно. "Тороплюсь. Всегда тороплюсь". -- Произошло... я не знаю, что. Кажется, я правда влюбилась. Но поступила сейчас ужасно-ужасно глупо, -- Ольга говорила тихо. Ей за-хотелось вдруг плакать. -- Ужасно!.. Дура.

-- Не надо так, Ольга.

-- А иначе не могла. Мне показалось, что я тебе нужна. Понимаешь? Не сейчас, не... Всегда. И ты мне нужен. Но я... маханула так, что теперь не понимаю: это показалось или это так и есть?

-- Ольга, -- сказал вдруг твердо Юрий, -- я слабохарак-терный человек, но иногда на меня находит... Не мучайся. Я знаю, что тебя мучает: сама первая сказала. Да еще так... сра-зу. Только, ради бога, не мучайся. Во-первых: если мне не сказать, я сам никогда не скажу. Во-вторых... Черт, я еще не очухался...

-- Иди домой. Давай очухаемся.

-- Подожди, Оля.

-- Нет, давай подумаем. Надо. Иди. До свиданья, -- Ольга повернулась и пошла в свою улицу. Шла скоро, не разбирая дороги. Она плакала. Это впервые за много-много лет. Она да-же не помнила, когда она последний раз плакала. Плака-лось, не могла успокоить себя и не могла понять: отчего же плачется-то?

На другой день Юрий рано утром пришел к Фонякиным.

Фонякин ругался по телефону в прихожей.

-- Здравствуйте.

-- Здравствуйте. Счас, минуточку... -- Фонякин выяснил наконец, сколько машин пойдет с рабочими на покос, по-весил трубку.

-- Ольга Павловна дома?

-- Ольга?.. Спит, наверно. Счас посмотрю.

Юрий остался в прихожей.

-- Идет, -- сказал Фонякин, проходя в кухню. -- Сади-тесь, пожалуйста.

-- Ничего, спасибо, -- Юрий подождал немного в при-хожей, потом вышел на крыльцо. Не заметил сам, как на-чал ходить по крыльцу туда-сюда.