Федор Достоевский - Письма (1866)
Думаю, что больше не напишу тебе, - разве что случится особенное. Мамаше твоей передай поклон.
Еще тебя целую (не нацелуюсь), твой счастливый муж (5)
Ф. Достоевский.
С этакой-то женой да быть несчастливым - да разве это возможно! Люби меня, Аня; бесконечно буду любить.
(1) далее было начато: Но все-т<аки>
(2) далее было начато: К тебе
(3) было: устройстве
(4) вместо: Скажи спасибо - было начато: Побл<агодари>
(5) слово "муж" густо зачеркнуто А. Г. Достоевской
296. M. H. КАТКОВУ
1 февраля 1867. Петербург
Милостивый государь Михаил Никифорович,
Я получил, по распоряжению Вашему, 1000 руб. от А. Ф. Базунова. Позвольте выразить Вам мою живейшую благодарность и еще раз засвидетельствовать перед Вами, что Вы меня спасли (буквально спасли), в самую критическую минуту моей жизни. Я и она благодарим Вас искренно.
Примите уверение в глубочайшем моем уважении.
Преданный Вам Федор Достоевский.
Петербург 1-е февраля/67.
297. H. H. СТРАХОВУ
9 февраля 1867. Петербург
Добрейший и многоуважаемый Николай Николаевич,
В воскресенье, 12-го февр<аля>, если не произойдет чего-нибудь слишком необычайного, будет моя свадьба, вечером, в 8-м часу, в Троицком (Измайловском) соборе. Если Вы, добрейший Николай Николаевич, захотите припомнить многие годы наших близких и приятельских отношений, то, вероятно, не подивитесь тому, что я, в счастливую (хотя и хлопотливую) минуту моей жизни, припомнил об Вас и пожелал сердцем видеть Вас в числе моих свидетелей и потом в числе гостей моих, по возвращении молодых домой.
Я имел твердое (и давнишнее) намерение просить Вас лично; но в настоящую минуту я, во-первых, захворал, а во-вторых - столько хлопот, столько еще не сделанных и не исполненных мелочей, покупок, распоряжений, что, при скверной моей памяти, просто растерялся, и потому простите великодушно, что приглашаю Вас запиской. К тому же я до того одичал в последний год затворнической жизни и отупел от 44-х печатных, написанных мною в один год листов, что даже и записку-то эту написал с чрезвычайным трудом, несмотря на то, что чувствую искренно и о слоге не старался.
А давненько-таки мы не видались.
До свидания же. Крепко жму Вам руку.
Ваш искренний Федор Достоевский.
9 февр./67.
(1) далее было: что
298. H. H. СТРАХОВУ
11 февраля 1867. Петербург
Многоуважаемый Николай Николаевич,
Я заболел, и свадьба моя отложена до среды, то есть до 15 февраля. Извините, что Вас беспокою; но пригласив Вас, не могу не уведомить и об остановке, хотя и не знаю, сделаете ли Вы мне честь Вашим посещением, в чем, впрочем, сердечно желал бы не сомневаться, а потому до свидания.
Ваш всегда преданный
Федор Достоевский.
11 (1) февраля/67 г.
(1) было: 15
299. А. П. и О. А. КАШИНЫМ
13 февраля 1867. Петербург
Многоуважаемый Александр Петрович и многоуважаемая Ольга Алексеевна,
После многих хлопот и всякого рода недоумений (даже болезни) обозначилось судьбою, что свадьба моя будет в среду 15 февраля, в Троицком Измайловском соборе в 8-м часу пополудни. И кажется, это наверно.
Напоминаю Вам Ваше милое обещание посетить меня в это время и осмелюсь присовокупить чрезвычайную и приятную надежду, что многоуважаемая Ольга Алексеевна и Софья Александровна, по доброте своей ко мне, сделают мне и невесте моей чрезвычайную честь, почтив нас своим присутствием. Я чувствую особенное удовольствие при одной мысли, что Вы пожелаете быть свидетелями первых мгновений моей обновленной жизни.
Примите уверение в глубочайшем моем уважении.
Искренно и всегда преданный Вам
Федор Достоевский.
13 февраля/67 г.
300. Л. А. и О. А. МИЛЮКОВЫМ
13 февраля 1867. Петербург
Многоуважаемые Людмила Александровна и Ольга Александровна,
Напоминаю Вам Ваше милое обещание быть у меня на свадьбе и беру смелость ждать Вас наверно. Вы мне сделаете и честь и несказанное удовольствие. В последнее время, сначала страшные хлопоты (которые не знаю когда кончатся), а потом болезнь заставили меня сидеть дома безвыходно, а то бы я непременно еще раз пригласил бы Вас лично. Очень рад, что Биба выздоравливает, и вообразите, я так рассчитывал, что он поедет с образом! Я всё думал его навестить, и только что выйду со двора, - зайду непременно.
Вас просит тоже очень, через меня, Анна Григорьевна. Она особенно мне поручила просить Вас, хотя и не имеет еще никакого права прямо обращаться к Вам. Но надеюсь, что Вы, ее узнав, полюбите. Она давно уже любит Вас за Ваше доброе сочувствие к моему счастию и по беспрерывным рассказам моим. Итак, до свидания.
Вам искренно и совершенно преданный
Федор Достоевский.
301. А. П. МИЛЮКОВУ
13 февраля 1867. Петербург
Многоуважаемый Александр Петрович,
Свадьба моя в среду (15 февр<аля>) в Троицком Измайловском Соборе, в 8-м часу вечера. Я вполне уверен, что Вы сдержите Ваше обещание (да Вы и должны как родоначальник всего дела) быть у меня, равно как и Людмила Александровна и Ольга Александровна, которым я пишу, напоминая им их слово, и убежден, что они его сдержат.
Бедный Биба, конечно, не может быть, и это меня очень огорчает. Я всё хотел его навестить, но вот уже кажется 5-й день не выхожу никуда. Был флюс и измучил меня ужасно, а хлопот полон рот. Завтра надеюсь выйти со двора и очень, очень желал бы к Вам завернуть на минутку.
Ваш весь Ф. Достоевский.
13 февр./67. Понедельник.
302. И. М. АЛОНКИНУ
13 апреля 1867. Петербург
Милостивый государь!
Многоуважаемый Иван Максимович,
Уезжая на лето за границу, покорнейше прошу Вас считать квартиру в доме Вашем в Столярном переулке и в которой я прожил с 1864 года по 20-е января 1867 года неуклонно за мною в прежней цене, то есть по 25 руб. в месяц, считая теперь с 20-го января 1867 г. Родственницу же мою, Эмилию Федоровну Достоевскую, которая будет продолжать занимать квартиру сию во всё продолжение моего пребывания за границей, прошу покорнейше во всё время моего отсутствия не беспокоить требованием уплаты за квартиру. Осенью же, прибыв в С. Петербург, обязуюсь заплатить Вам за все месяцы найма квартиры, начиная с 20 января сего 1867 года, в чем с готовностию и с удовольствием пишу Вам это удостоверение в форме письма и свидетельствую моею подписью.
Примите уверение в глубоком моем уважении. Имею честь пребыть, милостивый государь, Вашим покорным слугою.
Федор Достоевский.
13 апреля 1867 г.
303. А. П. СУСЛОВОЙ
23 апреля (5 мая) 1867. Дрезден
Дрезден, 23 апреля/5 мая 1867 г.
Письмо твое, милый друг мой, передали мне у Базунова очень поздно, пред самым выездом моим за границу, а так как я спешил ужасно, то и не успел отвечать тебе. Выехал из Петербурга в страстную пятницу (кажется, 14-го апреля), ехал до Дрездена довольно долго, с остановками, и потому только теперь улучил время поговорить о тобою.
Стало быть, милая, ты ничего не знаешь обо мне, по крайней мере, ничего не знала, отправляя письмо свое? Я женился в феврале нынешнего года. По контракту я обязан был Стелловскому доставить к 1-му ноября прошедшего года новый роман не менее 10 печатных листов обыкновенной печати, иначе подвергался страшной неустойке. Между тем я писал роман в "Русском вестнике", написал 24 листа и еще оставалось написать 12. А тут эти 10 листов Стелловскому. Было 4-е октября, а я еще не успел начать. Милюков посоветовал мне взять стенографа, чтоб диктовать роман, что ускорило бы вчетверо дело, Ольхин, профессор стенографии, прислал мне лучшую свою ученицу, с которой я и уговорился. С 4-го же октября и начали. Стенографка моя, Анна Григорьевна Сниткина, была молодая и довольно пригожая девушка, 20 лет, хорошего семейства, превосходно кончившая гимназический курс, с чрезвычайно добрым и ясным характером. Работа у нас пошла превосходно. 28 ноября роман "Игрок" (теперь уже напечатан) был кончен, в 24 дня. При конце романа я заметил, что стенографка моя меня искренно любит, хотя никогда не говорила мне об этом ни слова, а мне она всё больше и больше нравилась. Так как со смерти брата мне ужасно скучно и тяжело жить, то я и предложил ей за меня выйти. Она согласилась, и вот мы обвенчаны. Разница в летах ужасная (20 и 44), но я всё более и более убеждаюсь, что она будет счастлива. Сердце у ней есть, и любить она умеет.
Теперь вообще о моем положении: тебе известно отчасти, что по смерти моего брата я потерял окончательно мое здоровье, возясь с журналом, но, истощившись в борьбе с равнодушием публики и т. д. и т. д., бросил его. Сверх того, 3000 (которые получил, продав сочинения Стелловскому), отдал их безвозвратно на чужой журнал, на семейство брата и в уплату его кредиторам. Кончилось тем, что я наколотил на себя нового долгу, по журналу, что с неуплаченными долгами брата, которые я принужден был взять на себя, составило еще свыше 15000 долгу. В таком состоянии были дела, когда я выехал в 65-м году за границу, имея при выезде 40 наполеондоров всего капиталу. За границей я решил, что отдать эти 15000 смогу только, надеясь на одного себя. Сверх того, со смертью брата, который был для меня всё, мне стало очень тошно жить. Я думал еще найти сердце, которое бы отозвалось мне, но - не нашел. Тогда я бросился в работу и начал писать роман. Катков заплатил больше всех, я и отдал Каткову. Но 37 листов романа и еще 10 листов Стелловскому оказались мне не по силам, хотя я и кончил обе работы. Падучая моя усилилась до безобразия, но зато я развлек себя и спас себя, сверх того, от тюрьмы. Роман мне принес (со вторым изданием) до 14000, на это я жил и, сверх того, из пятнадцати тысяч долгу отдал 12. Теперь на мне всего-навсе до 3000 долгу. Но эти три тысячи самые злые. Чем больше отдаешь денег, тем нетерпеливее и глупее кредиторы. Заметь себе, если б я не взял на себя этих долгов, то кредиторы не получили бы ни копейки, и они это знают сами, да и просили они меня перевести эти долги на себя из милости, обещаясь меня не трогать. Отдача 12000 только возбудила корыстолюбие тех, которые еще не получили по своим векселям. Денег у меня теперь раньше нового года не будет, да и то если начну новую работу, за которой сижу. А как я кончу, когда они не дают мне покою; вот почему я и уехал (с женой) за границу. Сверх того, за границей жду облегчения падучей, в Петербурге же, в последнее время, почти даже стало невозможно работать. По ночам уж нельзя сидеть, тотчас припадок. И потому хочу здесь поправить здоровье и кончить работу. Денег я взял у Каткова вперед. Там охотно дали. Платят у них превосходно. Я с самого начала объявил Каткову, что я славянофил и с некоторыми мнениями его не согласен. Это улучшило и весьма облегчило наши отношения. Как частный же человек это наиблагороднейший человек в свете. Я совершенно не знал его прежде. Необъятное самолюбие его ужасно вредит ему. Но у кого же не необъятное самолюбие?
