В Вересаев - На повороте
Вегнер с завистью глядел вслед убегавшим.
- Нет, я отдохну, устал.
Варвара Васильевна провела Токарева, Катю, Вегнера и Ольгу Петровну к лесной сторожке. К ним навстречу вышел лесник - худощавый, с красным носом, в пиджаке. Варвара Васильевна сказала:
- Ну, прощайте пока!
- Варвара Васильевна, да передохните же и вы! - возмутился Токарев.- Вы бледны как полотно,- видимо, вы страшно устали!
- Э, пустяки! Это так кажется!
Она исчезла в темноте. Токарев обратился к леснику:
- А что, любезный, хорошо бы самоварчик поставить; найдется у вас?
- Найдется, помилуйте!.. Сейчас поставим. А мы за то винца потом выпьем за ваше здоровье.
Резко блеснула молния. Как пушечный залп, прокатился гром. Дождь хлынул. Он шуршал по соломенной крыше, журчащими ручьями сбегал на землю. Из черного леса широко потянуло свежею, сырою прохладою.
В сторожку постучались. Вошел мужик, у которого убежала лошадь. Вода струилась по его шапке, лицу и зипуну. Катя спросила:
- Не нашли?
- Нет, барышня! Уж и в деревню сбегал, не воротилась ли... Нету!
Он устало опустился на лавку. Подали самовар, стали пить чай. Тараканы бегали по стенам, в щели трещал сверчок, на печи ровно дышали спящие ребята. Гром гремел теперь глуше, молнии вспыхивали синим светом, дождь продолжал лить.
Пришли Сергей и Шеметов. С обоих вода лила ручьями, на сапогах налипли кучи грязи, оба были злы. Сергей сказал:
- Нет, Татьяна Николаевна - это, положительно, ненормальный человек. Уж Варя и та созналась, что невозможно найти; а она: "А я все-таки найду!"
Шеметов сердито засмеялся.
- Нет, ведь правда, нелепо! В двух шагах ничего не видно - по этакому лесищу ищи лошадь ощупью!.. И Митрыча несчастного запрягла, кряхтит, а прет за нею следом.
Пришла и Варвара Васильевна. Было уже двенадцать часов. Молча пили чай, разговор не вязался. Все были вялы и думали о том, что по грязи, мокроте и холоду придется тащиться домой верст восемь. Варвара Васильевна, бледная, бодрилась и старалась скрыть прохватывавшую ее дрожь. Сергей и Шеметов сидели в облипших рубашках, взлохмаченные и хмурые, как мокрые петухи.
За темными окнами могуче загудел бас Митрыча:
- Эй, ребята! Вы здесь?.. Выходите встречать, нашли!
Все бросились к выходу. В темноте белела лошадь. Митрыч держал ее за оброть. Таня, бодрая, оживленная, вбежала в сени.
- А что? Нашла? - торжествующе обратилась она к Сергею и Шеметову.- Я говорила, что найду!
Сергей развел руками и низко склонил голову.
- Преклоняюсь!
Таня сияла детскою, смешною гордостью.
- Ну, и молодец же вы, Таня! - радостно воскликнула Варвара Васильевна.
Мужик кланялся.
- Уж вот, барышня, спасибо вам! Век за вас буду бога молить! Пошли вам господь доброго здоровья!
- И ведь как все вышло! - рассказывала Таня.- Идем,- что-то в стороне белеет. Митрыч говорит: река!.. Все-таки свернули. А это она! Стоит на полянке и щиплет траву.
Мужик взял из рук Митрыча оброть и радостно повторял:
- Нашли, нашли!
Таня и Митрыч выпили остывшего чая. Токарев расплатился с лесником. Двинулись в обратный путь.
Усталые и продрогшие, все вяло тащились по рассклизшей, грязной дороге. На севере громоздились уходившие тучи и глухо грохотал гром. Над лесом, среди прозрачно-белых тучек, плыл убывавший месяц. Было сыро и холодно, восток светлел.
Лес остался назади. Митрыч и Шеметов стали напевать "Отречемся от старого мира!"...* Пошли ровным шагом, в ногу. Так идти оказалось легче. От ходьбы постепенно размялись, опять раздались шутки, смех.
* Начало русской революционной песни на мотив французской "Марсельезы". Слова П. Л. Лаврова.
Когда пришли в Изворовку, солнце уже встало. Сергей и Катя обыскали буфет, нашли холодные яйца всмятку и полкувшина молока. Все жадно принялись есть. В свете солнечного утра лица выглядели серыми и помятыми, глаза странно блестели.
Варвара Васильевна, уходившая к себе в комнату, воротилась радостная и оживленная, с распечатанным письмом в руке.
- Владимир Николаевич, вы помните по Петербургу Тимофея Балуева?
- Как же! - ответил Токарев.
- Он пишет, что из ссылки едет в Екатеринослав и по дороге от поезда до поезда заедет ко мне в Томилинск. Шестого августа, на Преображение. Хотите его видеть?
- Конечно!
Таня спросила:
- Кто это?
- Рабочий, слесарь. Замечательно хороший человек,- сказала Варвара
Васильевна.
У Тани загорелись глаза.
- Я тоже хочу его увидеть.
- Да всем, всем нужно его повидать,- решил Сергей.- Хоть у Вари все люди - замеча-тельно хорошие люди, а все-таки интересно.
- Ну, а теперь спать! - объявила Варвара Васильевна.- Еле на ногах стою.
VI
Назавтра Шеметов, Борисоглебский, Вегнер и Ольга Петровна уехали в Томилинск. Таня осталась погостить еще.
Жизнь теперь потекла более спокойная. Токарев по-прежнему наслаждался погодой и дере-венским привольем. Отношения его с Варварой Васильевной были как будто очень дружествен-ные. Но, когда они разговаривали наедине, им было неловко смотреть друг другу в глаза. То, давнишнее, петербургское, что разделило их, стеною стояло между ними, они не могли перешаг-нуть через эту стену и сделать отношения простыми. А между тем Варвара Васильевна станови-лась Токареву опять все милее.
Дни шли. Варвара Васильевна с утра до вечера пропадала в окрестных деревнях, лечила мужиков, принимала их на дому с черного хода. Сергей ушел в книги. Таня тоже много читала, но начинала скучать.
Токареву она нравилась все меньше. Его поражало, до чего она узка и одностороння. С нею можно было говорить только о революции, все остальное ей было скучно, чуждо и представлялось пустяками. Поведение Тани, ее манера держаться также возмущали Токарева. Она совершенно не считалась с окружающими; Конкордия Сергеевна, например, с трудом могла скрывать свою антипатию к ней, а Таня на это не обращала никакого внимания. Вообще, как заметил Токарев, Таня возбуждала к себе в людях либо резко-враждебное, либо уж горячосочувственное, почти восторженное отношение; и он сравнивал ее с Варварой Васильевной, которая всем, даже самым чуждым ей по складу людям, умела внушать к себе мягкую любовь и уважение.
Пятого августа Варвара Васильевна, Токарев, Таня, Сергей и Катя отправились в Томи-линск, чтоб повидать проезжего гостя Варвары Васильевны.
Они сел и в поезд. Дали третий звонок. Поезд свистнул и стал двигаться. Начальник станции, с толстым, бородатым лицом, что-то сердито кричал сторожу и указывал пальцем на конец платформы. Там сидели и лежали среди узлов человек десять мужиков, в лаптях и пыльных зипунах. Сторож, с злым лицом, подбежал к ним, что-то крикнул и вдруг, размахнув ногою, силь-но ударил сапогом лежавшего на узле старика. Мужики испуганно вскочили и стали поспешно собирать узлы.
- Господи, да что же это такое?! - воскликнула Таня.
Поезд уходил. Таня и Токарев высунулись из окна. Мужики сбегали с платформы. Сторож, размахнувшись, ударил одного из них кулаком по шее. Мужик втянул голову в плечи и побежал быстрее. Изогнувшийся дугою поезд закрыл станцию.
Подошла Варвара Васильевна, бледная, с трясущимися губами.
- За что это? Что там случилось?
Токарев, тоже бледный и возмущенный, ответил:
- Не знаю.
Сидевший рядом мастеровой объяснил:
- Что случилось!.. Значит, улеглись мужички на неуказанное место. Ну, их покорнейше и попросили посторониться.
Варвара Васильевна, прикусив губу, ушла на свое место. Таня стояла, злобно нахмурившись, и молча смотрела в окно. Токарев вздохнул:
- Да, легко все это у нас делается!
- И поделом им, сами виноваты! Господи, их бьют, а они только подставляют шеи и бегут... О, эти мужики!
В глазах Тани была такая ненависть, такое беспощадное презрение к этим избитым людям, что она стала противна Токареву. Он отвернулся; в душе шевельнулась глухая вражда, почти страх к чему-то дико-стихийному и чуждому, что насквозь проникало все существо Тани.
- Ну, черт с ними, стоит еще об них говорить! - Таня передернула плечами и снова стала смотреть в окно.
Заря догорала. Поезд гремел и колыхался. В душном, накуренном вагоне было темно, стоял громкий говор, смех и песни.
Таня сказала:
- Да, Володя, вот что! Как хочешь, а нужно будет в Томилинске предпринять еще что-нибудь, чтоб Варя уехала отсюда.
Токарев махнул рукою.
- Ну, пошло!.. Я не понимаю, чего ты берешь на себя какую-то опеку над Варварой Васи-льевной.
- Да неужели же ты не видишь, что с нею делается? Ведь положительно живьем разруша-ется человек: какое-то колебание, сомнение во всем, полное неверие в себя... Очевидно, ее деятель-ность ее не удовлетворяет.
Токарев пожал плечами.
- Откуда это очевидно? Я не говорю про Варвару Васильевну, я ее слишком мало знаю,- но, вообще говоря, человек может не верить в себя совсем по другим причинам. Он может призна-вать данную деятельность самою высокою и нужною, и все-таки не верить в себя... Ну, хотя бы просто потому, что чувствует себя не в силах отдаться этой деятельности,- произнес он с усилием.
