Малоизвестный Довлатов - Сергей Донатович Довлатов
Ну, пока что закругляюсь. Ане и Маше привет. Ждем тебя в октябре. По документам, ты в 9.00, в пятницу, 27 октября будешь говорить о культурной жизни Царского Села.
Всех обнимаю. Послал вам недели три назад ничтожную посылку — символическую.
Ваш С. Довлатов
7
13 мая <1989 г.>
Дорогой Андрюша, ты спрашиваешь — почему не откликаются Вайль и Генис? Они говорят — мы с энтузиазмом откликнулись и послали Арьеву книжку[157]. Надеюсь, ты все это получишь.
У меня вышло очередное сочинение по-английски — «Наши», рецензии пока хорошие. Посылаю тебе две копии — во-первых, из хвастовства*, поскольку личико мое опухшее попало на обложку самого авторитетного на Западе лит. органа — «Бук ревью». Не смотри, что рядом Таня Толстая[158], она в другой категории — представительница великой державы, а я — ничтожный эмигрант, кроме того, она женщина, а к женщинам и к неграм здесь особо нежное отношение, и к тому же ее все принимают за вдову Льва Толстого, а меня в лучшем случае могут принять лишь за моего брата Борю. Тем не менее.
Что делается с сов<етской> литературой? У нас тут прогремел некий М. Веллер из Таллина, бывший ленинградец. Я купил его книгу, начал читать и на первых трех страницах обнаружил: «Он пах духами» (вместо «пахнул»), «продляет» (вместо «продлевает»), «Трубка, коя в лавке стоит 30 рублей», и так далее (вместо «коия», а еще лучше — «которая»), «снизошел со своего Олимпа» (вместо «снизошел до»)[159]. Что это значит? Куда ты смотришь?
Я тебя обнимаю и за все благодарю.
Ане сердечный привет.
Ваш С. Довлатов
* А во-вторых (я как-то отвлекся и ушел в сторону), как материал для твоей обо мне заметки, КОЯ меня заранее радует.
С.
8
19 июля <1989 г.>
Андрюша, дорогой, здравствуй! Только вчера, приехав с дачи, получил твое письмо. Спасибо. Отвечаю быстро и коротко, потому что из-за дачи и долгих поездок туда и обратно совершенно лишился времени.
Все твои сокращения и поправки с энтузиазмом принимаю, тем более что их почти нет.
Твое предуведомление к «Филиалу»[160] — отличное. И главное там не блеск и не ум, а — понимание. Что встречается гораздо реже, чем ум и блеск. Спасибо, спасибо.
Что касается твоих писаний, то не будь жопой. Рейн давно внял моим призывам и успешно действует. Итак:
За перепечатки из отечественной прессы здешние газеты не платят. Не будем сейчас обсуждать, справедливо ли это (по-моему, абсолютно несправедливо), но факт, что не платят. Не ленись, сядь и напиши три заметки по 3-4-5 страниц, на такие, скажем, темы: «Три встречи с Вениамином Кавериным (История одного послесловия)». И т. д. Дальше: «У постели Веры Пановой[161] — спор о Пастернаке», и еще, скажем, — «Блеск и нищета Пушкинского заповедника». И пр. Извини за пошлые названия — это я просто навожу тебя на мысль.
Андрюша, помни, что на такую заметку ты потратишь максимум три часа, а платят здесь — 100 РУБЛЕЙ за страницу! Реально это выходит именно так. Садись и пиши. Свой месячный оклад ты легко заработаешь за три часа.
Парамону все передал. Вайль и Генис тебя благодарят и приветствуют.
В добывании билетов прояви максимальную энергию. Что же тут поделаешь?! Скооперируйся с Уфляндом[162], у него, по слухам, деловитая жена.
Ждем вас всех, а тебя особенно. Будь здоров. Всем привет.
Твой Сергей
9
9 дек. <1989 г.>
Н. Й.
Дорогой Андрей! Посылаю тебе «Стамбул»[163]. Еще не ясно, кто его тебе доставит — Уфлянд или Азадовский[164]. Во всех случаях дай знать, что получил, а если нет, то можно продублировать.
Твой доклад был немедленно отправлен Леше и Дедюлину[165]. Газету и фотографии — Берберовой переслал[166]. Также отправил неясное письмо по указанному на конверте адресу.
За мной — книги от Вероники[167], которые, прости, все еще лежат у нее в конторе, и двухтомник о Сталине[168], который лежит у меня в столе. <...> Все это будет тебе переправлено, но на американскую почту я все еще не очень полагаюсь, а всучить затоваренному советскому гостю 2-килограммовый пакет, как ты догадываешься, нелегко. Жду человека, которому я окажу столь значительную услугу, что и его смогу попросить об одолжении.
Сообщаю тебе, что ты, будучи жопой, забыл у нас в стенном шкафу свои брюки. С первой же ничтожной посылкой, которую мы для вас сварганим, ты их получишь. Обещаю их не надевать.
Костя А. (Азадовский. — А. А.) передал Лене от Ани дивные украшения. С одной стороны, огромное спасибо, все очень, очень нравится, и Лена все это задумчиво перебирает, но с другой стороны — кончайте, друзья, с этими делами. Все это дорого и потому серьезно нас травмирует.
У Кости — крошечный пакетик для вас. Что-то будет сунуто и Уфлянду, может быть, вместе со «Стамбулом» и этим письмецом.
Посылаю Андрюше вырезку из «Н. Й. Таймс», из коей следует, что «Наши» попали в список лучших книг года.
Андрюшу часто вспоминают на станции, говорят, что он самый нормальный гость из Союза, и особенно все поражены тем, что он купил за доллары бутылку виски. Это действительно единственный случай.
Ну, пока все. Обнимаю вас. Лена что-то предпринимает по просьбе Глазамицкого[169]. Во всяком случае, я слышу телефонные переговоры на эту тему.
Ваш С. Довлатов
10
27 дек. <1989 г.>
Дорогой Андрюша!
Гриша[170] передал мне твою записку и Анины подарки. Мне кажется, это зашло слишком далеко, Аня покупает дорогие вещи, и создается довольно большая неловкость. Уже и мама говорит: «Ах, как неудобно». Как бы мы ни радовались всем этим чудным украшениям, неловкость пересиливает. Попроси Аню остановиться. Сердечно благодарим, и на этом — конец. Объясни Ане, что у тебя были, есть и будут всяческие возможности оказать мне неоценимые услуги. А значит, и Лене.
Ваша дочка Маша оказалась милой и привлекательной. Вы как-то осторожно о ней говорили, и я уже подумал — вдруг неудачный ребенок. Прелестная девушка. Похожа, в основном, на Аню.
Спасибо за «Васильевский остров»[171], но вообще-то, на всякий случай, знай, что «куда-нибудь» и «как можно скорее» пристраивать рассказы не следует, предложений довольно много,
