Девушка из Дании - Дэвид Эберсхоф
Как сказать Грете? Когда они переехали назад в Копенгаген, Лили спросила:
– Ты действительно думаешь, что мы и дальше должны жить вместе – две женщины в одной квартире?
– Тебя беспокоит, что скажут люди? В этом все дело? – встревожилась Грета.
И Лили, которая сама не вполне понимала, почему заговорила об этом, ответила:
– Нет, вовсе нет. Просто… я подумала о тебе.
Нет, нельзя рассказывать Грете о Хенрике, по крайней мере пока. Если на то пошло, с чего начать этот рассказ? С поцелуя в полумраке студии? С руки Хенрика, обвивающей плечи Лили, когда он на закате провожал ее обратно в Конгенс-Хаве в тот час, когда гувернантки, толкая перед собой коляски с детьми, возвращались домой к ужину? С того момента, как его ладонь, на тыльной стороне поросшая густыми темными волосками, легла на шею Лили, а потом объяла мягкую выпуклость ее груди? С письма, которое Хенрик на следующий день передал Лили через кантонскую прачку, – сложенный вчетверо, перемазанный чернилами листок бумаги с выражением сожалений и признанием в любви? Да, с чего начать рассказ? После их встречи в магазине товаров для художников прошло всего три недели, однако Лили казалось, будто за это время она начала жить заново. Какими словами объяснить это Грете?
– Пойду прогуляюсь, – сказала она, вставая.
– Я еще не закончила. Посиди всего пару минуток, ладно? – попросила Грета.
– Мне лучше выйти прямо сейчас, пока не стемнело.
– Хочешь, я погуляю с тобой?
– Не стоит.
– Пойдешь совсем одна?
Лили кивнула. В ней опять зрело постоянно подпитываемое двойственное чувство: она одновременно любила и ненавидела Грету за эту ее заботливость, вот и все.
Лили открыла шкаф, чтобы достать пальто и шарф. Грета начала убирать краски, кисти и мольберт. Под ногами Лили залаял Эдвард IV. Последний косой луч солнца осветил комнату. Прогудел борнхольский паром, и, вытаскивая из шкафа синее фетровое пальто на бамбуковых пуговицах, Лили думала о том, как придет в док, поднимется по сходням на паром и займет место у борта, откуда виден этот небольшой остров посреди моря.
И все же она не уплывет – во всяком случае, не сейчас.
– Я вернусь, – услыхала она собственный голос.
– Да… хорошо, – вполголоса произнесла Грета и, помолчав спросила снова: – Точно не хочешь, чтобы я составила тебе компанию?
– В другой раз.
– Ладно. – Грета подхватила Эдварда IV на руки и встала посреди комнаты в тускнеющем прямоугольнике света, глядя, как Лили собирается уходить.
Лили непременно нужно было вырваться. Хенрик сообщил, что допоздна будет работать у себя в студии. «Иди на свет», – написал он в записке, спрятанной в стопке чистого белья.
– Ты надолго? – осведомилась Грета.
– Не знаю, – качнула головой Лили. Она застегнула пальто, готовая к выходу. Придется рассказать Грете про Хенрика, но только не сегодня. – Доброй ночи, – попрощалась она с каким-то смутным ощущением, а когда открыла дверь, то увидела на пороге Ханса: тот стоял с поднятой рукой, собираясь постучать.
Он вошел. Лили осталась в дверях. Ханс выглядел утомленным, на шее у него болтался развязанный галстук. Он пригласил Грету и Лили поужинать.
– Я как раз уходила, – сказала Лили.
Грета же сказала, что Лили в последнее время страшно занята. Это явно ее злило – судя по тону, которым она поведала Хансу, что Лили устроилась на работу в парфюмерный отдел универмага «Фоннесбек».
– Меня взяли, потому что я знаю французский, – пояснила Лили, по-прежнему стоя в пальто.
Управляющая магазином, женщина в черной блузке, сплющивавшей ее бюст, велела Лили в общении с покупателями использовать акцент. «Разговаривайте как француженка. Притворитесь не той, кто вы есть. Магазин – это сцена!» Каждый день Лили выставляла на серебряный поднос хрустальные флаконы и, опустив глаза, тихо предлагала проходящим посетителям универмага нанести каплю парфюма им на запястье.
– Мне пора, – сказала Лили и шагнула к Хансу – поцеловать на прощание.
Он изъявил желание присоединиться к ней на прогулке, но Грета заявила, что спутники Лили не нужны.
– Я побуду с ней совсем недолго, а потом вернусь, Грета, и мы сходим поужинать, – сказал Ханс.
На вечерней улице было сыро. Какая-то женщина стучала в дверь доктора Мёллера. Выйдя из Вдовьего дома, Лили и Ханс встали в нерешительности.
– Куда пойдем? – спросил Ханс.
– Я собиралась прогуляться до Кристиансхавна. Но тебе необязательно идти со мной, – ответила Лили. – Это слишком далеко.
– Как поживает Грета?
– Ты же ее знаешь. Грета никогда не меняется.
– Вряд ли это так. Переезд не выбил ее из колеи?
Лили в задумчивости остановилась. Разве это не есть самое мучительно-прекрасное в Грете? То, что она всегда одинаковая: пишет картины, строит планы, закладывает волосы за уши?
– Нет, у нее все хорошо, – сказала она. – Кажется, она на меня сердится.
– За что?
– Порой я ломаю голову, почему она вообще позволила мне пройти через все это,
