Алексей Писемский - В водовороте
Княгиня написала ему еще из Петербурга, что она такого-то числа приедет в Москву и остановится у Шеврие. Елпидифор Мартыныч в назначенный ею день с раннего утра забрался в эту гостиницу, нанял для княгини прекрасный нумер и ожидал ее. Княгиня действительно приехала и была встречена Елпидифором Мартынычем на крыльце гостиницы. Он под ручку ввел ее на лестницу и указал ей приготовленное помещение. Княгиня не знала, как и благодарить его. С княгиней, разумеется, приехала и Петицкая.
– А вы, кажется, знакомы? – сказала княгиня, показывая Елпидифору Мартынычу на подругу свою.
– Как же-с! – воскликнул он. – Имел честь даже лечить их, когда они с извозчика упали. Изволите помнить это, сударыня? – прибавил он Петицкой.
– Помню! – отвечала та немного сконфуженным тоном.
– Надеюсь, что все это теперь зажило, прошло?.. – продолжал Елпидифор Мартыныч не без намека.
– Разумеется! – отвечала Петицкая, как бы не поняв его.
– А что, муж примет меня? – спросила княгиня Елпидифора Мартыныча.
– Конечно!.. Без сомнения! – отвечал было он на первых порах очень решительно; но потом несколько и пораздумал: князь после того разговора, который мы описали, ни разу больше не упомянул о княгине, и даже когда Елпидифор Мартыныч говорил ему: «Княгиня, вероятно, скоро приедет!» – князь обыкновенно ни одним звуком не отвечал ему, и, кроме того, у него какая-то тоска отражалась при этом в лице.
– Но как нам тут поступить: вы ли к нему прежде поедете и предуведомите его или мне прямо к нему ехать? – продолжала княгиня.
– Нет, я к нему наперед поеду и приготовлю его немного, а то вы вдруг явитесь, это, пожалуй, его очень сильно поразит! – подхватил Елпидифор Мартыныч и, не откладывая времени, поехал к князю, которого застал в довольно спокойном состоянии духа и читающим книгу.
– К вашему сиятельству имею честь явиться с новостью великою – к-ха! – воскликнул Елпидифор Мартыныч, живчиком влетая в кабинет князя.
Князь взглянул на него вопросительно.
– Еду-с я сейчас по Газетному переулку, – продолжал Елпидифор Мартыныч, – и вижу, что к гостинице Шеврие подъезжает карета, выходят две дамы, смотрю – боже мой! Знакомые лица! К-ха! Княгиня и компаньонка ее – Петицкая…
– Княгиня? – спросил князь, как бы вздрогнув при этом имени.
– Она-с!.. – отвечал Елпидифор Мартыныч. – Я бросился к ней, нашел ей нумер и говорю: «Как вам не стыдно не ехать прямо в свой дом!» – «Ах, говорит, не могу, не знаю, угодно ли это будет князю!» Ну, знаете ангельский характер ее и кротость! – «Да поезжайте, говорю, – князь очень рад будет вам».
Говоря таким решительным тоном, Елпидифор Мартыныч очень хорошо заметил, что на лице князя опять отразилась какая-то тоска.
– «Нет, говорит, прежде съездите и спросите, примет ли он меня?» – присовокупил он не столько уже настоятельно. – Вот я и приехал: как вам угодно будет; но, по-моему, просто срам княгине жить в гостинице, вся Москва кричать о том будет.
Князь при этом еще более нахмурился.
– Пусть она едет сюда! – начал он каким-то прерывающимся голосом, – но я человек больной, раздражительный и желаю, чтобы не приставали ко мне!
– Господи боже мой! Княгиня приставать станет, ангел-то этот!.. Разве только ухаживать за вами будет.
– И ухаживанья я ничьего не хочу!.. Мне дороже всего, чтобы меня оставляли одного! – воскликнул князь.
– Ну, и будут вас оставлять, как вы желаете того; я даже предпишу это как медицинское правило. Прикажете поэтому послать к княгине сказать, чтобы она ехала к вам? – заключил Елпидифор Мартыныч.
– Посылайте! – отвечал князь, отворачиваясь несколько в сторону и как бы не желая, чтобы видели его лицо.
Елпидифор Мартыныч отправил за княгиней свой собственный экипаж, приказав ей сказать, чтоб она немедля ехала.
Княгиня приехала вместе с Петицкой. Вся прислуга княжеская очень обрадовалась княгине: усатый швейцар, отворяя ей дверь, не удержался и воскликнул: «Ай, матушки, вот кто приехал!». Почтенный метрдотель, попавшийся княгине на лестнице, как бы замер перед нею в почтительной и умиленной позе. Одна из горничных, увидав через стеклянную дверь княгиню, бросилась к сотоваркам своим и весело начала им рассказывать, что прежняя госпожа их приехала.
– А вы пока пройдите туда, на мою половину, – сказала княгиня Петицкой.
– Знаю-с! – отвечала ей та и прошла в задние комнаты.
Княгиня стала приближаться к кабинету мужа; она заметно была в сильном волнении. Елпидифор Мартыныч, все время прислушивавшийся к малейшему шуму, первый услыхал ее шаги.
– Княгиня приехала!.. – проговорил он каким-то торжественным голосом.
Князь при этом изменился несколько в лице и привстал с своего места.
Княгиня, войдя в кабинет, прямо и быстро подошла к нему. Князь протянул ей руку. Княгиня схватила эту руку и начала ее целовать. Князь, с своей стороны, поцеловал ее в лоб Елпидифор Мартыныч, тоже стоя на ногах, с каким-то блаженством смотрел на эту встречу супругов. Наконец, князь и княгиня сели. Последняя поместилась прямо против мужа и довольно близко около него. Елпидифор Мартыныч занял прежнее свое место.
– Как ваше здоровье теперь? – проговорила княгиня, смотря на князя беспокойными глазами.
– Ничего себе; я, собственно, недолго был болен и теперь совершенно почти здоров, – отвечал он трудным и медленным голосом.
Княгиня продолжала смотреть на князя с беспокойством: ее, по преимуществу, поразил мутный и почти бессмысленный взгляд князя.
– А вы тоже были больны? – спросил он, в свою очередь, почти совсем не глядя на княгиню.
– Да, я в Париже была очень больна, – отвечала она, немного покраснев.
В ее наружности, впрочем, только произошла та перемена, что ее белое и нежное лицо начало немного дрябнуть и походить на печеное яблоко.
– Но потом где вы жили? – сказал князь как бы более механически.
– Потом я жила в Италии, в Германии, – отвечала княгиня.
– С кем-нибудь из русских или одни? – спросил князь; ему, кажется, хотелось узнать, жил ли там Миклаков.
– Совершенно одна!.. С одной только Петицкой, – подхватила княгиня, как бы угадав его тайную мысль. – В Риме, впрочем, в одно время со мной жила Анна Юрьевна, где она и умерла.
– Умерла Анна Юрьевна? – воскликнул Елпидифор Мартыныч.
– Умерла, и какою-то страшной смертью, так что кричала на весь маленький переулок, в котором жила, а итальянцы, вообще очень суеверные, перестали даже ходить мимо ее дома.
– Какая же болезнь у нее была? – спросил князь опять как-то механически: его даже известие о смерти Анны Юрьевны нисколько, по-видимому, не тронуло.
– Я не знаю, какая, – отвечала княгиня.
– К-ха! – откашлянулся глубокомысленно Елпидифор Мартыныч. – По образу ее жизни ей и нельзя было ожидать от бога покойной кончины, – проговорил он. – Желательно было бы знать, к кому теперь перешло все ее громадное состояние в наследство?
– Барону, кажется! – отвечала княгиня.
– Барону, однако! – воскликнул Елпидифор Мартыныч. – Но ведь это тысяч сто годового дохода?
– Д-да! Впрочем, он и стоит того: последнее время он такую показал ей привязанность, что она мне сама несколько раз говорила, что это решительно ее ангел-успокоитель! Недели две перед смертию ее он не спал ни одной ночи, так что сам до того похудел, что стал походить на мертвеца.
– Ну, из-за этакого наследства отчего и не похудеть!.. – произнес Елпидифор Мартыныч не без усмешки.
– Барон, вероятно, скоро сюда приедет!.. – продолжала княгиня.
– Вот как!.. Что ж, это и хорошо! – произнес Елпидифор Мартыныч, а сам с собой в это время рассуждал: «Князь холодно встретился с супругой своей, и причиной тому, конечно, эта девчонка негодная – Елена, которую князь, видно, до сих пор еще не выкинул из головы своей», а потому Елпидифор Мартыныч решился тут же объяснить его сиятельству, что она совсем убежала к Жуквичу, о чем Елпидифор Мартыныч не говорил еще князю, не желая его расстраивать этим.
– И здесь такожде новостей немало! – продолжал он, как бы исключительно обращаясь к княгине. – Елизавета Петровна Жиглинская, если только вы помните, тоже померла.
– Померла? – спросила княгиня.
– Когда она померла? – воскликнул при этом князь.
– Недели с три, надо быть, – к-ха! – отвечал Елпидифор Мартыныч, потупляясь несколько.
– Отчего вы не сказали мне об этом? – спросил князь почти строго.
– Да так как-то все забывал – к-ха! – отвечал Елпидифор Мартыныч как бы и искренним голосом.
– И долго она была больна? – проговорила княгиня, сначала не подозревавшая, к чему ведет всю эту речь Елпидифор Мартыныч.
– С ней два удара собственно было! – отвечал тот с какой-то особенною пунктуальностью и резкостью. – Один вот первый вскоре после поступления дочери в кастелянши! – На слове этом Елпидифор Мартыныч приостановился немного. – Сами согласитесь, – продолжал он, грустно усмехаясь, – какой матери это может быть приятно!.. А потом-с другой раз повторился, как дочь и оттуда переехала.