Карусель сансары - Юрий Мори
Она снова рассмеялась и отпила из своего красного кубка.
– То есть вообще всё вокруг, – Антон вяло махнул рукой, – иллюзия? Бред умирающего от гипоксии мозга, как говорят учёные?
Морта достала откуда-то из складок туники длинную тонкую сигарету, кончик которой загорелся сам собой, мерцая в полутьме атриума. Затянулась, выпустив ароматное облако дыма из губ, покачала головой.
– Мозг здесь вообще ни при чём. Сознание – всего-навсего проекция опыта души, временная, как этот дымок «измира». Я могу выбросить сигарету, её уже не станет, а дым на некоторое время останется висеть в воздухе. Не считать же его чем-то самодостаточным, мальчик? Эх, всё-таки перенимаю современные привычки, перенимаю… Пора бросать.
Она лукаво улыбнулась и снова затянулась сигаретой.
– А Харин? Его я тоже выдумал… ну, создал проекцией чего-то там куда-то?
– Нет. Вот он вполне себе настоящий, насколько реальными вообще могут быть тысячелетние мифы. За скромную плату он встречает вас, проводит сюда. Иногда даже помогает, ты же заметил? И он настоящий, и стражи кругов – каждый за свои деяния там.
– Филат? – прежде всего вспомнил интернат Антон.
– У тебя такой странный выговор… Впрочем, каждый слышит то, что слышит. Да, Понтий Пилат, предпочитающий полное имя, кстати. И моя сестрица. И Бенарес Никодимович, паниэш-ш-ш…
Она так точно изобразила любимое словечко господина Ерцля, что Мякиш невольно рассмеялся.
– Смейся, мальчик, смейся! Это правильно. Переходить за край гораздо лучше весёлым, надуманной грусти в вашем мире и так в избытке.
– А Филя? Я ведь спас её?
– Да. Ты молодец, Антон, молодец. Герой, можно сказать. А то так бы и бродил по снегам, пока голова не отвалилась. И с «Дыханием Бога» всё верно. Вот же бред ты придумал! – она снова рассмеялась. – Но красиво по-своему, исполнение желаний вообще ваша общая слабость. Филю уже не спасти, потому как её тоже нет. Ты распутывал свои узелки, боролся со своими недостатками, всё в порядке. Почистил карму, как говорят мои восточные родственники. Красивая у них терминология, я многое переняла.
– И всё-таки…
–…семья? – понимающе закончила она. – Маша и Вика? Они реальны настолько же, насколько ты этого хотел. Не злы и не добры. Их вообще нет. Кое-что ты понял, уже славно.
– Я понял, – почему-то с трудом, словно глоток вина встал в горле, сказал Антон, – что все мы одиноки. Что я одинок. Что…
– Именно так. Голыми приходите в этом мир и такими же уходите из него. Кто сказал? Я тоже не помню, но мудрое изречение, люблю такие. Каждая душа – просто кусочек мироздания, а уж кем она себя воображает, проецируя наружу временный ограниченный разум, её дело.
– А мир…
–…несправедлив. Ему до каждой своей мелкой части вообще нет дела. Молись или проклинай, убивай или спасай – всё только пелена дыма от сигареты. Но отвечать придётся, это тоже никуда не делось. Не перед Создателем, в наличии которого уж я-то, поверь, весьма сомневаюсь, а перед равнодушным миром, держащимся на гармонии. Не на справедливости и уж точно не на списке придуманных грехов, а на некоем невыразимом законе вселенского перемещения энергии.
Морта затушила сигарету в невесть откуда взявшейся на столике пепельнице.
– Ты хочешь спросить ещё одну вещь, но то ли стесняешься, то ли пока не сформулировал мысль до конца. К сожалению, время, которого боги создали достаточно, для тебя и здесь подходит к концу. Ты приятный собеседник, малыш, поэтому я окажу тебе услугу. И покажу всё сама, как оно было устроено.
Парка протянула полную руку, сверкнувшую перстнями на пальцах, и подняла металлическую крышку с блюда на столе.
Сперва Мякиш принял это за игрушку. О подобном мечталось в детстве, но пределом возможностей была немецкая железная дорога, грубоватая на вид, если смотреть придирчиво.
Перед ним находилось идеально круглое устройство, по периметру которого безостановочно двигалась по часовой стрелке чёрная полоска поезда – сделанного необычайно тонко, так что удавалось рассмотреть не только тёмные окна, рифлёные борта, многочисленные колёса, но и рельсы под ними. На крышах было написано название стилизованными под готический шрифт коричневыми буквами, по одной букве на вагон, потом несколько пустых чёрных пятен, затем снова и снова.
– С-А… «Сапсан», что ли?! – искренне удивился Антон. Морта хмыкнула, но промолчала. Он пригляделся лучше и понял свою ошибку.
На крышах было слово САНСАРА.
Вместо локомотива передний вагон представлял из себя пасть змеи, изображённую с пугающей точностью, вплоть до последней чешуйки, изгибов длинных клыков и звёздочек глаз. Она впивалась в последний вагон, словно заглатывала его в себя, делая поезд единым целым, вечно движущимся по кругу.
– На самом деле он не останавливается? – почему-то спросил Мякиш.
Парка кивнула, вновь не говоря ни слова.
Дальше к центру игрушки, вовсе не казавшейся сейчас детским развлечением, шли концентрические окружности: сперва поле, узкая полоса жёлто-зелёной земли с прочерком дорожки поперёк, затем чёрная матовая стена здания.
– Интернат… – не спросил, а утвердительно прошептал он. – Ну да, да, поэтому и изогнутое здание.
Узкая полоска двора, потом тонкая стенка между этой и следующей окружностью, где уже торчали спичечные коробки одноэтажных домиков, постепенно сходящих с холма к развалинам домов побольше. Центр Руздаля до реки был действительно разрушен, розовые очки тогда не соврали. Филя старательно бомбила свои игрушки, не оставляя домикам ни единого шанса.
Река с челночком кораблика. «Скорлупа».
Небоскрёбы того, более взрослого города – можно было рассмотреть и родной человейник и даже особняк господина Ерцля, в котором светилось единственное окно на третьем этаже: шла работа с документами, не иначе. Торчащая вверх тёмная башня виднелась над крышей немного левее.
Снова разделяющая окружности полоска, отсюда напоминающая туманную стенку, а дальше, всё ближе и ближе к центру странной игрушки, шло кольцо снежной равнины с редкими точками павильонов подземки.
Посредине устройства, каждая деталь которого – не только поезд по периметру – двигалась, дышала, жила, мелькала проезжающими автомобилями, загорающимся в окнах светом, человеческими фигурками на тротуарах, находился маленький посёлок. Здесь только в одном месте горел свет, да и то блёкло, вырываясь из-под нависающей крыши атриума.
В доме тёти Морты. Вокруг всё уже было свёрнуто и уничтожено четырьмя всадниками, которых, кстати, рассмотреть не удалось, как и фигурку Харина. На кораблик он вернулся или на полустанок, встречать очередного постояльца интерната возле бесконечных рельсов – кто же его знает.
– Теперь ты всё понял? – спросила парка. Мякиш медленно опустил голову. – Но эта карусель сансары настолько причудлива, что для следующей души… да что там, даже для тебя в следующий раз! превратится в гору, которую надо преодолеть.
