Буря на Эльбе - Мириам Георг
Розвита сидела в темной кухне и прижимала руки к животу. Она чувствовала тошноту и головокружение одновременно. Она больше не знала, сколько съела, голова уже ничего не соображала. С тех пор, как Герта узнала о ее ситуации, Розвита больше не рисковала попасть впросак из-за отсутствия еды и ела еще больше, чем раньше. Иногда она буквально запихивала в себя еду, рылась в кладовке, как голодный медведь. Чаще всего ее потом рвало, но иногда нет. Ей было все равно, наберет ли она вес. Какой смысл быть стройной?
Ей нравилось, когда ее живот был полным и тяжелым, это давало чувство защищенности и тепла. Чувство, которого не хватало в жизни.
С того самого дня, когда Франц пришел домой и с яростью накричал на нее, что она бежит к отцу из-за своих супружеских проблем, он стал сам не свой. Она содрогнулась при мысли об этом. И все же она никогда не жаловалась родителям. Они, должно быть, заметили, как она грустит, и подумали о своем.
Франц стал настолько злым по отношению к ней, что она жила в постоянном страхе перед его капризами и циничными комментариями. После возвращения Лили все стало еще хуже. Розвита вздрагивала, лишь заслышав его голос, и ходила тихонько, словно на цыпочках, чтобы не провоцировать мужа. Но это было бесполезно, казалось, одно ее присутствие выводило его из себя. Он мучил ее, по-другому и не скажешь. И получал от этого удовольствие. Мысль о том, что она будет замужем за этим человеком до конца своих дней, заставляла ее рыдать в подушку по ночам. Что, если она так и не забеременеет? Что, если он будет становиться все злее и злее, однажды они переедут в свой собственный дом, и она останется с ним наедине? Как она позволила себе так ослепнуть? Его внешность, его холодное, властное обаяние тогда сводили ее с ума. Но она понятия не имела, кем он был на самом деле.
Хуже всего было то, что Розвита все еще испытывала к нему чувства. За похвалу с его стороны она бы отрезала себе палец. Она и сама понимала, как это жалко, но ничего не могла с собой поделать. Хмурясь, она взяла стоявшую перед ней банку с медом и погрузила в нее ложку. Банка была уже наполовину пуста, но она продолжала есть, хотя от приторной сладости у нее потихоньку начинало сводить живот. Ложку за ложкой она запихивала в рот. Все вокруг было липким: руки, подбородок, даже на живот и колени уже капнул мед. Но если бы она не продолжала есть, ей пришлось бы вернуться наверх, в постель, к мужу. Тогда она не сможет сидеть здесь, в своем теплом чулане, где время остановилось.
Внезапно Розвита почувствовала, как у нее начинает кружиться голова. На мгновение она прижала руки к столу, прислушиваясь к своим ощущениям. Все закружилось, серая пелена, казалось, легла на кухню. Задыхаясь, Розвита упала со скамьи в сторону. Банка с медом с грохотом разбилась о кухонный пол.
Лили сидела за своим столом и читала, когда услышала шум. Из глубины дома до нее донесся приглушенный стук. Она нахмурилась. Глубокая ночь. Кто не спит так поздно? После нескольких секунд колебаний она схватила халат и накинула его на себя. Из предосторожности она засунула бумаги в ящик стола. Эмма отдала их Зильте – манифесты и стенограммы активистов борьбы за права женщин, а также экземпляр запрещенной берлинской газеты «Фольксблатт», – и Лили не хотела рисковать, ведь кто-то мог найти все это в ее комнате.
Вокруг было темно, в доме стояла мертвая тишина. «Может быть, где-то что-то упало», – подумала Лили, пробираясь к кухне. Она зажгла маленькую масляную лампу и нахмурилась, увидев, что на столе лежит одна ложка. Странно, Герта никогда бы не легла спать, не прибрав на кухне. Внезапно ее нога наткнулась на что-то теплое, и она вскрикнула, заметив Розвиту, лежавшую на полу.
На мгновение Лили застыла в ужасе. Голова Розвиты лежала в луже собственной рвоты. Ее лицо было измазано и посинело, глаза – полуоткрыты, но так, что видно было только белки.
– Господи Боже! – прошептала Лили. Она встала на колени и стала трясти Розвиту, также взяв ее голову и приподняв вверх, чтобы Розвита не заглотнула собственную рвоту. Лили похлопала ее по щекам, а затем пощупала пульс. Розвита была такой белой, что на секунду Лили испугалась худшего, но раздался тихий стон.
– О, слава богу! Розвита, ты меня слышишь?
Невестка Лили медленно приходила в себя. Она моргнула и растерянно огляделась вокруг, затем медленно села.
– Что случилось? – спросила она тихим голосом.
– Ты спрашиваешь меня об этом? Я спустилась сюда, а ты лежала на полу! – взволнованно объяснила Лили. Потом она заметила разбитую банку с медом.
– Ты что, все съела? – в ужасе воскликнула она.
Розвита смущенно опустила глаза.
– Неудивительно, что ты потеряла сознание. Ты еще что-нибудь ела?
Невестка не ответила, но через некоторое время едва заметно кивнула.
– А потом тебе стало плохо?
– Да, – вздохнула Розвита и посмотрела в пол.
Лили на мгновение задумалась. Она встала, взяла стакан, наполнила его темным пивом и добавила туда большую ложку соли.
– Вот, вставай медленно. Потом мы пойдем к ведру, и ты выпьешь это. Тебя должно еще вырвать. Наверняка у тебя отравление от всего этого сахара!
Розвита безропотно повиновалась. Лили подвела ее к ведру в запачканной ночной рубашке, поднесла стакан к ее губам, и она отпила два больших глотка, прежде чем, задыхаясь, наклонилась вперед.
– Очень хорошо, пусть все выйдет, вот так, – успокаивающе пробормотала Лили, пока Розвиту рвало. «Ради бога, сколько же она съела!» – с беспокойством подумала она. Лили изо всех сил отворачивалась, сочувственно поглаживая спину невестки и придерживая волосы, выбившиеся из-под ночного колпака. В какой-то момент Розвита выпрямилась и вытерла рот тыльной стороной дрожащей ладони. Со слезами на глазах она смотрела на Лили, беспомощная, как маленький ребенок.
– А теперь сядь, – велела Лили и повела ее обратно к обеденному столу. При этом им пришлось обходить лужу рвоты, которая растеклась по полу.
– Простите. Я сейчас уберу, – заикалась Розвита.
– Ерунда. Я сделаю это сама, – решительно ответила Лили.
Не дав ей времени возразить, Лили снова налила пиво в
