Синее на желтом - Эммануил Абрамович Фейгин
— Ослеп, что ли? Возьми глаза в руки, чучело гороховое, — и так далее и тому подобное, словом, все, что причитается в таком случае пешеходу от разгневанного автомобилиста.
А Егор Семенович сказал только одно слово в ответ:
— Помолчи!
Водитель чуть не взбеленился.
— Что значит помолчи? Что ты мне рот затыкаешь?
Он кричал все громче и громче, вот-вот с голоса сорвется, а Егор Семенович молча смотрел на него, равнодушно и безразлично смотрел, почти так же, как и на Принца.
Теперь и шофер посмотрел на него как-то иначе. Что за человек такой? Может, псих?
— Вот задавишь такого, а потом отвечай, — уже почти тихо сказал шофер.
— Еще не родился тот шоферяга, который меня раздавит, — сказал Егор Семенович. Он повернулся и как ни в чем не бывало зашагал рядом со своей повозкой. А шофер снова начал выкрикивать какие-то ругательства и проклятия. В спину человеку кричать безопасно. Но Егор Семенович и плечом не шевельнул. Даже мельком он не взглянул на ругателя. Ноль внимания, пуд презрения. Нет, Егор Семенович шоферов не презирает. При чем тут шоферы? Он уважает всякую профессию, всякую работу. Презирает, всей душой презирает Егор Семенович только дурачков. Умный не станет вот так орать. Это дураки — как что не по-ихнему, давай кричать, давай размахивать руками. Как будто криком и маханием рук можно что-нибудь доказать. Хуже нет, когда человек умом беден. Смотреть на него жалко.
В молодости Егор Семенович и сам поглупее был. Молодой Грачев, конечно, не спустил бы такому крикуну, как этот шофер. Смазал бы разок по зубам — и делу конец. Научил бы с людьми разговаривать. А сейчас он не позволит себе такого удовольствия. И стыдно и неразумно. Бить глупца все одно, что бить лежачего. Или, скажем, безмозглую скотину. Грешно, потому что без пользы — ничему их не научишь.
11
Сначала ударили в подвешенный рельс на ближайшей стройке, и тут же заревел гудок на кожобувном комбинате. Он первый, а за ним целый хор — на табачной, судоремонтном, на макаронной и консервном. Семь часов. Начинается деловой день города. А Принц понимает это по-своему. Для кого деловой, а для него еще одна забава. Он любит состязаться с гудками фабрик и теплоходов. Только заслышит их — и сразу включается: а ну, кто кого перекричит? Наивный Принц не сомневался, что и гудят они только для того, чтобы вызвать его на состязание. А теперь еще у него было кому показать свое умение. Он очень хотел хоть чем-нибудь понравиться Чемберлену. Очень хотел.
Гудки дружно умолкли. А Принц все еще лаял. Сейчас он солировал — звонко, торжествующе, радуясь одержанной победе. И все пытался заглянуть в глаза Чемберлену, похвастать — видишь, какой я голосистый.
Чемберлен опять посмотрел на Принца. К неизменной печали в его глазах прибавилась еще и безнадежная, беспомощная жалость.
Чемберлен сокрушенно помотал головой и вздохнул.
Вы слышали когда-нибудь, как вздыхают скорбящие лошади? Ваше счастье, если не слышали.
Сольным своим выступлением Принц напомнил о себе не только Чемберлену, но и Грачеву. Егор Семенович посмотрел на щенка по-новому, не так, как прежде: удивленно и, как бы точнее сказать, с некоторым неудовольствием, что ли. Мол, ты еще здесь? Похоже, что Егора Семеновича не очень обрадовало это обстоятельство. Однако я этого опять-таки не утверждаю. Не знаю. Что ни говори — чужая душа потемки.
Егор Семенович тоже помотал головой. Как Чемберлен. Неодобрительно покачал (несуразно начался сегодняшний день — сплошное мельтешение и мелкота какая-то, куда ни повернешься). Но не вздохнул. Вздыхать ему было уже некогда. Наступил деловой день, а значит — надо свое дело делать.
Егор Семенович достал из кармана ключ и отпер клетку. И тут он, сознательно или несознательно, этого я не знаю, дал Принцу последний шанс — Грачев так сильно хлопнул дверцей, что вся клетка зазвенела, задребезжала. Будь Принц чуть подогадливей, он драпанул бы в этот миг без оглядки. Только, видно, от своей судьбы не убежишь.
Все дальнейшее произошло просто и быстро. Даже не натянув рукавицы — они были у него за поясом, почти еще новые кожаные однопалые спецрукавицы, — и не прибегая к орудию лова, Егор Семенович пошел на щенка. А тот сам доверчиво двинулся к нему навстречу — это ведь тот человек, который угостил его котлетой. Добрый человек.
Егор Семенович тремя пальцами взял щенка за загривок и приподнял. Принц заурчал от удовольствия — еще совсем недавно Альма вот так же играла со своим малышом: ухватит зубами за шкирку и перетаскивает с места на место.
Водворив щенка в клетку, Грачев опустил защелку, на дверцу и, неторопливо продев дужку висячего замка сквозь оба ушка, два раза повернул ключ. А ключ в карман — так положено. Замок сейчас, конечно, ни к чему. Это Егор Семенович понимает. Можно и без замка. Собаке защелку все равно не поднять. Но инструкция требует, чтобы «при транспортировке клетка с выловленными собаками была заперта во всех случаях». А в хорошей инструкции, как известно, предусмотрены всевозможные случаи, даже самые маловероятные.
— С почином вас, Егор Семенович.
Грачев обернулся.
— А, здравствуйте, Николай Павлович.
Николай Павлович Семенков, лейтенант милиции, здешний участковый инспектор.
— А ну, посмотрим, кто вам на почин попался.
— Да так, пустячок, хамсичка, — застеснялся Грачев. — Овчинка выделки не стоит.
— Красивый щенок, — сказал Семенков. — А может, он хозяйский? А, Егор Семенович?
— Меня это не касается. Я ведь все по правилам.
— Знаю. Но больно уж хороший щен. Такого на улицу никто не выгонит. Ручаюсь, сам сбежал.
— Не знаю, — пожал плечами Грачев. — Сбежал, так сбежал. Откуда мне это известно?
— Понятно. Вам, конечно, не известно, — неохотно согласился Семенков. — Но только искать будут. Ручаюсь — будут искать. Со слезами.
— А чего уж… Не углядели, так и плакать нечего. За собакой пригляд нужен. Кто хочет собаку при доме держать, тот за ней в оба смотрит.
— Вы, как всегда, правы, — усмехнулся инспектор, — только щенок тут ни при чем. Он маленький еще.
— А чего же он по улицам бегает, раз маленький.
— Ну и пусть бегает. Кому он мешает. Наоборот. Согласитесь, Егор Семенович, это ведь глазу приятно, когда видишь на улице забавного, игривого щенка.
— Странно вы рассуждаете, Николай Павлович. Что значит — пусть бегает. И что значит — не мешает. Вам не мешает — другим мешает. Порядку мешает — вот что! Хм! Пусть бегает! Вам легко говорить. А какой же
