Алексей Смирнов - Замкнутое пространство (сборник)

— Куда ж мне пойти… я подожду.

Вова сдернул с пальца чудовищный перстень и сунул хозяину.

— Ступай, ступай… Ревизоры — гаранты стабильности, и угол останется углом… а не сектором круга и не усеченным конусом, — он грозно посмотрел на Минус Первого.

Фрол Захарьевич, помолодевший на пятьдесят лет, вскочил, подобрал черную собачку и бросился к двери.

Цогоев проводил его сочувственным взглядом и снова взялся за Консерватора.

— Верни им лица, — потребовал он строго.

Минус Первый, с которого давно сошли остатки прежнего лоска, набрал в грудь воздуха и прикрыл веки. Будтов почувствовал, что по лицу его что-то течет. Прошлое возвращалось, рот наполнился знакомой гнилью, в уголках глаз собрались желтые липкие крошки.

Даша Капюшонова не успела возразить, и теперь беспомощно охала, держась за распухающую щеку. Фиолетовый плод созревал, наливаясь соком. Даша почавкала, и по лицу ее стало видно, что вкус у нее во рту стал тот же, что у Захарии Фролыча.

— Вы получили новые документы, Спящий? — осведомился Цогоев.

Будтов отрицательно помотал головой.

— Что ж, тем лучше, — Цогоев вдруг улыбнулся, и в лике его проступила небесная красота. — Тогда идите.

— Куда? — осторожно спросил Захария Фролыч.

— Откуда нам знать? Можно — домой. Можно — присоединиться к папе. Поможете, кстати, продать нашу вещицу. Он человек старый, плохо разбирается в ювелирных изделиях и легко наживет себе новые неприятности.

Даша, не дожидаясь, пока ей скажут, шмыгнула за дверь.

— А как же Сон? — не унимался Будтов.

— Идите! — повысил голос Ревизор. — Тут сейчас будет не до вас. Тут… — он помолчал, мрачно уставившись на подсудимых. — Процесс начнется, в общем. Понятно? Вам лучше ничего не видеть.

— Ладно, — просто ответил Захария Фролыч и медленно попятился в коридор, в любую секунду ожидая новых неприятностей. Ревизоры нетерпеливо следили за его отступлением. Спящий вышел в коридор, но совсем уходить не стал. Он прижался к стенке и весь обратился в слух. В комнате заговорил Волнорез, из голоса которого исчезло все, что так или иначе напоминало о его временной оболочке.

— Мы поражаемся скудости вашей мысли, — выговаривал он. — Не трогайте его. Вы знаете, что будет? Знаете? Не знаете. Вот и оставьте его в покое. Вы даже не представляете, что произойдет, если вы его тронете.

Закаркал Светоч:

— Ваше превосходительство! Мы все прекрасны и удивительны, но только не во Сне… Мы руководствовались лучшими побуждениями, рисковали жизнью…

Минус Первый — голос его, как с удивлением отметил Будтов, окреп — не дал дедуле договорить:

— Позвольте вмешаться! Позвольте усомниться в компетентности Канцелярии! Кто вам сказал, что дело в Спящем?

— А в чем же еще может быть дело?

— А в том! Об этом судачат на всех углах! Почему Канцелярия так уверена, что мир не был создан пять минут назад?

— Как — пять минут назад? С чего вы взяли?

— С того! И в мировой литературе этот факт, который вы, уважаемые, прохлопали, давно…

— Да что вы бредите! Где вы подцепили эту глупость?

— Это не глупость!..

В комнате началась свара. Посыпались угрозы, обвинения и оскорбления. Мигнул свет, на пол упало что-то громоздкое.

Будтов, не слушая дальше, на цыпочках вышел из квартиры. Через секунду он стоял на улице и поверхностно дышал, соизмеряя желания с действительностью. Кот соскочил на асфальт и тоже нюхал, но что и с чем соизмерял он, не смог бы сказать даже самый проницательный Ревизор.

Эпилог

Даша Капюшонова вручила Будтову тяжелую хозяйственную сумку.

Из сумки торчали зеленые бутылочные горлышки, двадцать штук. Горлышки были заткнуты самодельными газетными пробками. В бутылках было пиво из ларька, и в этом виделось сплошное чудо: во-первых, ларьков уже давно не было, а этот еще был. Во-вторых, пиво в нем наливали фантастически дешевое. И в третьих, что вполне отвечало духу времени, пиво было очень и очень приличным, его развели чуть-чуть.

Кот, не отходивший от хозяина ни на шаг, шипел на кошачий бомжатник, шаставший вокруг и подбиравший питательный мусор.

— Ну что, объект воли? — Захарий Фролыч весело похлопал Дашу по округлившемуся животу.

— Сам ты представление, — махнула на него Даша, вспоминая казарменные ночи.

Будтов приобнял ее за плечи.

— Пойдем, дорогая, поужинаем, — он указал на здание домовой кухни.

Шаг его пружинил, сумка покачивалась в руке, Даша семенила рядом, спотыкаясь на высоких каблуках. Ее тонкие ноги обтягивали новые рейтузы, которые папа Фрол, заботясь о будущем внуке, купил ей с оставшихся от перстня денег. Даша дорожила ими, всячески берегла и носила осторожно, потому что думала после родов продать. Рейтузы были почти как новые, только слегка в грязи.

Кот, собравшийся нагнать хозяина, неожиданно замер. Он повернул голову и присмотрелся к толпе.

Ему померещилось Постороннее Око. Недружественное, Эгоистичное, Зоркое Око.

Кот выждал, но видя, что Даша и Будтов готовы скрыться за дверью кулинарии, распушил хвост и припустил через дорогу.

Он успел вовремя: дверь уже закрывалась, но он ухитрился проскользнуть в щель.

…Если ты знаешь, если ты знаешь,Что ты за птица,Это тебе, это тебеВсегда пригодится.А почему — а потому:Это понятно, это понятноТебе самому, тебе самомуТебе самому.

октябрь 2000 — январь 2001

Примечания

1

Раз, два, три — он шантрапа; четыре, пять, шесть — выпьем смородиновки. Он мне сказал, что она уехала, и спросил, известно ли мне об этом. Я ответил ему, что однажды, в знойный день, она, быть может, вернется с другим бродягой — голубоглазым и с квадратной челюстью. Ты так красив в своем пальто, что я, дрожа, краснею. Ты ничего не замечаешь — я ж в доме у себя один (франц.).

2

А мы что-то видели! — Что же вы видели, позвольте спросить? (франц.).

3

Этого не может быть. — А вот и может. Только молчите, нам не велели говорить (франц.).