Сексуальная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно
Похоже, один из кредиторов поинтересовался, почему отец сам не поставил ту мадам заправлять свалившейся на него манной небесной (тайно, разумеется) – мог бы через несколько лет выплатить долги и жить спокойно.
«Содержать бордель? Мне?! Вы, кажется, забыли, что я – Феррелл!» – возмущённо ответил отец и вызвал обидчика на дуэль.
Какое счастье, что у него ещё осталась честь, подумала я, когда тётя Эльвира рассказала мне об этом. Я ведь не знала, что он показывал мои фотографии приезжему миллионеру.
Вы-то, конечно, знаете, что когда ваш дед и прадед приехал в наш город, он был вдовцом, но я в те дни об этом и не подозревала. Услышав о прибытии его семьи, я, как и все в Доноре, решила, что «семья» означает жену и детей – пожилую, как и сам он, жену, в крайнем случае ровесницу моего отца, и детей моего возраста. Должно быть, не одна местная девушка надеялась на приезд юного флорентийца, наследника всего этого богатства, и не один охотник за приданым мечтал о наследнице, как раз вошедшей в брачный возраст.
Донора, 10 апреля 1908 года
Когда отец сообщил, что пообещал отдать меня этому старому набобу, я подумала, что речь идёт о чём-то бесчестном, и так побледнела, что упала в обморок.
Тётя Эльвира сунула мне под нос нюхательную соль, и стоило только открыть глаза, сразу же выпалила: «Он свободен, жена умерла четыре года назад. Никаких препятствий для брака нет».
Я-то думала, она будет против, как в прошлом году, когда речь шла о помощнике инженера. Но она, видимо, ждёт не дождётся повода от нас избавиться, а куча денег для неё, как и для моего отца, с лихвой компенсирует благородное происхождение.
Приезжий только что поднял в городе новую волну сумятицы, выписав из Флоренции изящное четырёхместное ландо с кучером. Как отказаться от такой партии?
Мы ничего не знаем ни о нём, ни о его прошлом, о том, как он жил до приезда в Донору. Известно лишь, что покойная жена оставила ему двух детей, мальчика и девочку, которые присоединятся к нему вместе с гувернанткой, когда он окончательно обоснуется.
Выходит, мне, которой нет ещё и восемнадцати, придётся стать мачехой двум незнакомым подросткам, вероятно, испорченным и невоспитанным! Всё моё естество бунтует!
Донора, 2 мая 1908 года
В Доноре появилась сомнамбула. Нет, Адита, это не то, о чём ты подумала, и к опере Беллини тоже не имеет никакого отношения. Сегодня таких называют «медиумами», но в начале века женщин, которые входили в состояние транса и разговаривали с духами умерших, называли «сомнамбулами». Два раза в неделю эта женщина публиковала платное объявление в газете, и я переписала его в дневник, чтобы не забыть адрес: «В тупичке за церковью Санта-Мария, известном как переулок Красного Цветка, в нумере 5, ежедневно, кроме выходных, проводит консультации с часу до пяти пополудни специалист по магнетизму, сомнамбула Метильда Порелли».
Когда мы с Тоской тайком отправились к ней, мне было ужасно стыдно: мы обе знали, что это смертный грех и что двадцать сольди за приём лучше было бы потратить на лекарства для моей несчастной матери.
Войдя в дом по переулку Красного Цветка, мы заплатили авансом. Я попросила сомнамбулу связаться с донной Хименой Феррелл или, если это невозможно, с кем-то ещё из моих предков, живших в Ордале, пока коллегиата не была собором.
В полумраке комнаты вдруг затрясся круглый стол, покрытый бархатным ковром с восточным орнаментом, зазвенели хрустальные подвески люстры. Сомнамбула закрыла глаза и заговорила другим голосом – не тем, которым приветствовала нас у дверей и благодарила за двадцать сольди. Она сказала, что кроме Химены на зов явился дух ещё одной дамы из моей семьи, несчастной жены, узницы с двойным именем и инициалами К и E.
Единственной, кто подходил под это описание, была донна Клара Евгения, бандитка. Все мы, Ферреллы, стыдились её, так что я предпочла бы не слушать, что она скажет. Но выбора у меня не было – духи являются нам по собственным тайным причинам. Сомнамбула передала им мой вопрос:
