Дом на Сиреневой улице - Автор, пиши еще!
– Потому что она оставила мне подарок в виде двух дочерей, за что я ей в принципе благодарен. Сейчас они в летнем лагере, и я могу себе позволить слегка отдохнуть от жизненных трудностей, – подлил он девушке шампанского и, чокнувшись с ней, вновь глотнул коньяк.
Милана с глубоким восхищением посмотрела на человека, в одиночку воспитывающего двух детей. Она поняла, откуда идёт его внутренняя сила, покорившая её с первого взгляда.
– А я люблю трудности, – призналась она, – в них весь интерес к жизни.
В этот момент откуда-то из темноты вдруг раздался строгий голос:
– Граждане, распитие спиртных напитков в общественном месте запрещено законом. Приготовьте документы!
Николай схватил вздрогнувшую от неожиданности Лану за руку и потащил в кусты. Девушка подчинилась силе автослесаря, и они понеслись через ночной парк, все более удаляясь от топота преследователей. Внезапно Николай свернул в сторону и спрятался за толстое дерево, зажав спутницу между собой и шершавым стволом. Полицейские с фонариком, матерясь, пробежали мимо, и скрылись в темноте парка.
Ухо Ланы, прислоненное к мощной груди Николая, услышало частый гулкий стук сердца мужчины. Ноги женщины подкосились. Мускулистые руки подхватили и сжали её в крепких нежных объятиях, и она почувствовала вдруг непреодолимое желание стать, наконец, слабой и встретить грядущие жизненные трудности не в одиночку, а вместе с этим большим, странно, но приятно, пахнущим человеком.
Неожиданно для себя Милана осознала, что эта внезапная слабость отныне и есть её самая главная женская сила.
Любовь без условий
Галя Волновая
В каждом российском городе есть 3-я улица Строителей, типовые многоэтажки, и дворы с натыканными как под копирку детскими площадками, с минимальным набором из цветного пластика: горка, песочница, качели.
Такая территория была и на Парковой, где жила Елизавета Сергеевна с приехавшей погостить внучкой Ксюшей. Но гулять они ходили во двор на улице Сиреневой, за квартал от своего дома. Нет, не потому, что пластиковое однообразие там было менее убогими и скучными. Отличительной особенностью того двора был семилетний Вовка, с которым Ксюша строила МКС. Так ли важно расшифровывать эти три загадочные буквы детям, когда творческий процесс захватывал их полностью?
Елизавета Сергеевна находилась в том прекрасном возрасте, когда ей уже стало уютно с собой. Впервые за всю жизнь. Поэтому в свои семьдесят пять лет она выглядела на семьдесят пять. У нее не было ни малейшего желания улучшить отражение в зеркале. Она дорожила каждой морщинкой на лице, как художник ― случайным мазком на картине. А любимая книга и созерцание счастливой внучки стирали всю нелогичность выбранного маршрута.
Ксюша, предпочитавшая представлять свой возраст гордым высказыванием: «Скоро шесть», вместо пяти, так же внешне не очень тянула на обложку гламурного журнала: ни кудряшек, ни милых веснушек, ни огромных глаз с длинными ресницами. Обычная девочка с жиденькой косицей, широким носом и ободранными коленками. Самой красивой на свете она была только для своих родителей и бабушки Лизы.
Поэтому присутствие на детской площадке посторонних лиц без особых примет (наших бабушки и внучки) осталось незамеченным для всех жильцов дома на Сиреневой, даже для вездесущей старшей по дому тети Фени.
Для всех, да не для всех. Семилетний Вовка из сто тридцатой квартиры сразу выделил Ксюху из толпы образцовых и причесанных детей. Хотя стоит добавить, что разбитые девчачьи коленки и пожелтевший синяк под глазом стали причиной не только внезапно вспыхнувшей симпатии мальчика к девочке, но и вообще одной из причин ее пребывания в этом городе.
Ксюша приехала погостить к бабушке Лизе из славного, уютного Выборга, где она проживала с родителями, для которых была ребенком не только долгожданным, но и выстраданным и намоленным.
Жили родители Ксюши дружно. Но если бы компьютер одномоментно вывел на экран все споры, происходящие в семьях по любому поводу (от вкуса ливерной колбасы до колебаний Марса), то на нем промелькнула бы и семья Матвеевых. Их взгляды, шариками разного цвета, носились по игрушечному полю, ударяя друг друга, в поиске одной лунки, в которой хранился правильный ответ.
В своих дебатах они не делили имущество, до этого, слава богу, не дошло. Они учились разъединять поступки ребенка и самого ребенка. Но силы были явно неравными.
В спорах лидировала Марина ― сорокалетняя старородящая женщина. Свои аргументы она собирала серьезно и тщательно все девять месяцев, пока готовилась стать мамой. Как студент первокурсник готовится к первой сессии, а летчик ― к первому полету, так Марина ждала встречу с дочерью. За это время она перелопатила ворох литературы по воспитанию, запасаясь на случай крушения ценными шпаргалками.
Несмотря на шоковые истории многодетных подруг, Марина в своих радужных фантазиях с двух сторон гладила пеленки, проверяла локтем воду в ванночке, стелила кружевные простынки, просыпалась под тихий лепет малышки, улыбалась, сидя у манежа с играющим в нем ангелочком. А семейная картинка: три бегущих по берегу моря фигуры в белых одеждах, вообще была ее самой любимой.
В ее сладком фантастическом сериале не было ни кусающего грудь, громко орущего по ночам, обкаканного монстра, ни опрокинутых со стола тарелок с кашей, ни приклеенного к полу ковра, ни озверевшего лица мужа, разрисованного фломастером накануне встречи с иностранными представителями.
Поэтому теория: «Разделяй и… живи спокойно» (о разделении ребенка и его поступка) была спасательным кругом в шторме разрушительных эмоций.
Мысль, что ребенок ― просто ребенок, а плохим или хорошим может быть только поступок, отзывалась в голове начитанной Марины на все сто процентов. Тем более это полностью совпадало с ее собственным тезисом, часто звучащим в спорах с мужем в разных вариантах:
– Ребёнок, он как кубышка, в которую сбросились двое в едином общем порыве. Не станешь же ты злиться на мятые и порванные купюры, обнаруженные в осколках. Никто кроме нас двоих не участвовал в этом празднике жизни.
Несмотря на начитанность, Марина редко следовала чужим советам, предпочитая все проверять на практике. Это значительно облегчало ее материнскую задачу, помогало любить свою девочку без условий, безоглядно, всякую-разную, просто потому, что та есть и потому, что она ее доченька.
Хотя был один опасный момент, когда облитый киселем муж, разделяя каждое слово, прямым вопросом в лоб застал ее врасплох:
– Скажи, дорогая! Между девочкой, которую надо просто любить как погоду, и поступком, который следует оценивать, поощрять или порицать, должен быть кто-то, кто этот поступок все-таки совершает? Скажи мне, кто это, черт возьми? Чтобы я мог надрать ему задницу!
Маленькая разбойница заподозрила, что мамина теория слегка пошатнулась. Поэтому сообразительная девочка быстро заполнила дырку с вопросом: «Кто?» Этим «кто» оказалась некая «Баб-Ёжка», живущая у нее внутри, которая занималась прямым подстрекательством.
Это объяснение, после которого последовал веселый смех, быстро разрядило серьезную обстановку,
