Панас Мирный - Гулящая
- Ты что-то очень сегодня смеялась,- сказал он ей, когда Проценко ушел.
- А что?
- Ничего. Не захотелось ли старика на молодого сменить? Смотри мне!
Христя ничего ему не сказала, только дала себе слово никогда не выходить, когда будет Проценко. Так она и сделала.
Как-то Колесник сам это заметил, но она и на этот раз не вышла, отговорилась нездоровьем. Колесник был рад. "Видно, допекли ее молодчики", - думал он.
Христя дождалась воскресенья, оделась понарядней и вышла из дому. Улицы кишмя кишат народом; как детва в улье, так и снует, так и кружит толпа.
Христя надела черную шубку, отороченную серым каракулем, серую каракулевую шапочку. Мороз алой краской разрумянил ее и без того свежее личико, как художник, подрумянил пухлые щечки. Хороша, пышна и свежа Христя, будто красная ягодка в кистях белого цвета. Кто ни пройдет, на нее заглядится.
- А это кто? Что это за незнакомка? - всякий раз слышала она, когда проходила в толпе.
- Да ведь это содержанка Колесника.
- Так это она? Ого-го! Хороша, черт побери!
В толпе молодых дам и барышень она заметила Проценко. "Ну-ка, узнает или нет?" - подумала она и направилась прямо навстречу ему. Проценко шел посредине и что-то рассказывал, молодые барышни весело смеялись, и смех еще больше его подзадоривал. Христя подходила все ближе и ближе, уже десятки любопытных глаз уставились на нее из-под черных бровей. "Кто это?" донесся до нее тихий шепот. В это мгновение Проценко взглянул на нее. Кажется, если бы грянул гром, он бы так не испугался, не прервал бы так внезапно веселый разговор, как при этой неожиданной встрече. Его глаза скользнули по ней и мгновенно спрятались под ресницами.
- Ты озябла? - обратился он к белокурой даме, которая шла под руку с ним.
Та что-то пропищала, и они прошли мимо. Христя прогулялась вдоль по улице и, свернув в другую, медленно пошла домой. Смеркалось, мороз крепчал, в темно-зеленом небе загорались звезды, на улицах зажглись фонари. Шум понемногу стихал, слышны были только короткие возгласы прохожих, спешивших домой. Христя шла медленно, не торопясь. Ей было досадно. "Ишь, дома руки готов лизать, а на улице встретил - отвернулся. Как же: он с барышнями гуляет, а я кто!.. Содержанка Колесника, только и всего..." От тоски у нее сжалось сердце. Понуря голову, она, словно что-то потеряв, уныло брела домой. И вдруг:
- Здравствуйте! Гуляете? - И перед ней как из-под земли вырос Проценко. Она молчала.
- А Константин Петрович дома? - снова спросил Проценко.
Христя гневно взглянула на него.
- Чего вы лезете ко мне, когда я одна? Чего вам от меня надо? - резко сказала она.- Мало вам было моей девической чести?
- Вы сердитесь, что я не поздоровался с вами на улице? Там была моя жена. А с вами мы невзначай встретились, я пока сообразил, что надо поздороваться,- мы уж разошлись.
- Я одно хочу знать: зачем я вам нужна?
Проценко стал что-то лепетать о прошедших днях, которые были так прекрасны и промелькнули так быстро.
Христя рада была, что все это произошло неподалеку от квартиры. Она вбежала на крыльцо и изо всей силы дернула звонок. Дверь выбежал открыть сам Колесник.
- Константину Петровичу нижайшее почтение! - любезно сказал Проценко.
- А, это вы?
- Проводил вот их,- сказал Проценко, показав на Христю, которая не пошла, а побежала по лестнице наверх.- А теперь иду домой. До свидания.
- К черту! - буркнул Колесник, захлопнув перед носом у него дверь.
- Где ты подхватила этого фертика? - строго спросил у Христи, войдя в комнату.
- А разве я знаю, чего он за мной увязался? - не менее гневно ответила Христя.
Колесник, сдвинув брови, посмотрел ей в лицо и проворчал:
- Смотри мне! не очень вертись с этими фертиками, а то в два счета спущу с лестницы.
Весь вечер Колесник был неласков и молчалив. Христя же молчала. Между ними пробежала черная кошка; мир, который царил между ними, вожделенный покой, которого давно уже не знала Христя и который, наконец, обрела, был нарушен. А она больше всего в жизни жаждала покоя и мира. Она вспомнила свое прошлое, вспомнила, как носило ее по свету, словно оторвавшийся от ветки листок,- и сердце у нее похолодело от угрозы Колесника.
- Батенька! Ты сердишься на меня? Какой ты сердитый!- нежно заговорила она, когда потушили свет. И она рассказала ему все, что случилось в этот день. Как она встретилась с Проценко, как он не поклонился ей и потом снова встретил около квартиры.
- Смотри, не ври! - ласково предостерег Колесник, прижимая ее к своему жирному телу.
После этого Христя дала зарок не ходить больше на прогулки. Она сидела дома и ждала весны, когда земля украсится цветами, а деревья листвой.
В тот год весна, как назло, задержалась. Уж и пасха не за горами, а снег все не тает, дни стоят такие солнечные и ясные, а морозы берут свое. Только после пасхи пошли дожди и стало тепло. За три дня весь снег как помелом смело, показались первые зеленые росточки - пролески, фиалочки. Эти первые весенние цветы так радуют сердце, так опьяняют душу. Объятая тоской, она уносится далеко-далеко, в те блаженные страны, в те чудесные края, которые рисуются ей только в мыслях и которых она никогда не увидит.
Стала и Христя подумывать о своей поездке в Веселый Кут. Дом казался ей таким тесным и душным, город - пыльным и мрачным. Ей хотелось на приволье, в бескрайные поля, где только ветер гуляет и солнце золотит степной простор, на широкие луга, покрытые травою, как шелковым ковром, в темные кудрявые рощи, в еще более темные, непроходимые леса, которые издали кажутся такими синими. Там, на раздолье, она подышала бы чистым воздухом полей, погуляла бы, как вольная пташка, отдохнула бы в уютной тени зеленой рощи, набираясь сил для новой прогулки. А Марьяновка? Родная хата, где она выросла - что с нею сталось? А подруги, с которыми она делила и радости и горести,- куда они делись?.. У Христи дух захватывало в груди, когда она вспоминала об этом... "Боже,- молилась Христя и утром и вечером,- все перенесу, все перетерплю, только бы попасть поскорей в этот рай!"
Дни проходили за днями, сперва теплые, ясные, потом жаркие, душные.
- Батенька! когда же мы поедем?
- Скоро, скоро,- отвечал он. Весной он совсем захлопотался со службой: то сидел в канцелярии, то рыскал по уездам. Христе случалось по неделе просиживать дома одной и пропадать от тоски.
Выехать удалось только в мае. Колеснику надо было ехать в N-ский уезд чинить мосты и насыпать плотины. Стояла дождливая погода.
- Хочешь, поедем?
- Хочу, хочу! - весело закричала Христя. На следующий день утром они тронулись в путь. Как счастлива была Христя, когда после стольких лет увидала бескрайную степь, вдоль и поперек изрезанную долгими нивами, кудрявые рощицы, деревни; все такие одинаковые, такие похожие на ее Марьяновку, что Христя всякий раз спрашивала: не она ли это?
- Еще далеко до нее! Надоест трястись, пока доберемся,- отвечал Колесник.
Только на следующий день к вечеру добрались они до Марьяновки, да и то Христе не пришлось увидеть ее. Пока они проезжали село, утомленная Христя спала. Она проснулась совсем недалеко от Кута.
- Вот и Кут сейчас будет,- сказал Колесник, показывая на ряд хаток, которые опоясали крутую гору.
- А Марьяновка?
- Что же ты спала? Проспала, милочка.
- Почему же не разбудили меня? Господи! - жалела Христя.
- Увидишь еще. Не за горами. Лучше вот на Кут полюбуйся.- И он показал рукою на гору.
Солнце садилось, обливая из-за горы бывшую княжескую усадьбу багровым светом. На вершине горы краснел дворец, пылая розовым огнем, под горой белели хатки, а еще ниже пруд полыхал, как костер, отражая закатное пламя. От дворца по другому склону горы сбегал вниз сад, а за садом, по долине, далеко-далеко, насколько хватает глаз, простерся темный-темный лес, только вершины столетних деревьев уперлись на горизонте в край темно-синего неба. Дорога змеилась, поднимаясь все выше в гору. Усталые лошади и так шли шагом, а теперь еле тащили коляску. И чем выше они поднимались в гору, тем красивее становились картины, открывавшиеся перед Христиным взором. Солнце, как квашня, катилось над самой землей, заливая все вокруг червонным золотом своих лучей, казалось, земля горит и светлые языки огня, взметнувшись вверх, лижут небо. Овраги и долины, будто черные острова, поднимались на этом огненном озере, пруд, как зеркало, отражал в тихой воде всю гору со слободой, а справа темный лес-великан уже погружался в сон. Из слободы доносились человеческие голоса, рев скотины, а в лесу заливались, щелкали соловьи. Христя глаз не могла отвести от этой изумительной красоты. Ей казалось, что она медленно вступает в заколдованное царство.
- Ах, как тут красиво! - воскликнула она, всплеснув руками.- Стойте, стойте! Я пешком пойду, я, как птица, взлечу на эту гору.
И, соскочив с коляски, она помчалась не по дороге, а прямиком. Гора такая крутая, ноги скользят. Христя хватается за прошлогодний бурьян, карабкается вверх, как по ступенькам. Комья глины вырываются из-под ног и с грохотом катятся вниз... а она все мчится, все мчится вверх, только красное платье мелькает в вечерних сумерках.
