Жди меня, когда небо окрасится в розовый - Марат Маратович Мусабиров
– Почему? – немедленно спросил я.
– Если бы я знала! – возопила Мирай, яростно замотав головой. – Рэй, убей меня этим ножом, – еле слышно, тоненьким голоском сказала она. – Пожалуйста.
– Что?..
Эта просьба прибила меня к земле. Уверен, меня нельзя было сдвинуть с места даже целой эскадрильей истребителей. Весь побледнел. В груди защемило.
– Я ничтожество. Я в шаге от того, чтобы воплотить свои желания в жизнь, но… сейчас чувствую столько всего. Всё, что происходит, сводит меня с ума, я не могу так больше. Кажется, будто я достигла какого-то максимума. Такое ощущение, словно во мне заключена целая Вселенная – и в ней рождаются и умирают звезды, одна за одной, ежесекундно, беспрерывно. Я уже ничего не понимаю и так много чувствую, что хочу умереть. Я хочу умереть, слышишь?! Сама не осмелюсь на самоубийство, ведь слишком слаба. Я всегда была слабой. Всю свою тупую и никчемную жизнь. Я теперь… просто пустышка. Без какого-либо характера, без силы воли… Я не способна даже на то, чтобы спасти себя… Прошу, убей меня[49].
Еще чуть-чуть, и я бы достиг состояния анатмана[50]. Настолько происходящее вокруг казалось мне бредовым. Я был максимально беспомощен, и у меня как будто бы атрофировались конечности.
– В этом коридоре нет камер, – сказала Мирай. – Убей меня и скройся. Все решат, что я наложила на себя руки. Пожалуйста.
– Ты эгоистка, – вымолвил я наконец. Взял нож и выкинул его куда подальше. – Да как ты смеешь вообще заставлять меня убивать тебя?! Хоть ты совсем не та Мирай, которую я помню, но именно ты сейчас напоминаешь ее сильнее всего. Знай, я тоже слаб. Я не смогу погасить свою любовь, что бы ни случилось. Но и прощать такое не собираюсь. Поэтому оставлю тебя здесь и… будь что будет.
С каждым оброненным словом я всё меньше и меньше верил себе. Слишком болезненно было произносить всё это. Внутри я просто разрывался; казалось, что если говорить правильные вещи, то и будущее станет благосклонно ко мне. В глубине души всё еще тускло светилась надежда на счастливый конец. И как назло, Мирай промолвила:
– Вот как… – На ее лице отразилось глубокое душевное волнение. – Значит, записку зря написала?
– Какую еще записку?
– Предсмертную. Оставила маме в своей комнате еще перед сном.
– Зачем ты ее написала? Ты же знала, что не сможешь умереть. Да и к тому же, где твои мысли о матери? Разве ты не переживаешь за нее больше всего?
– Я послушалась тебя… – Края ее губ снова чуть приподнялись.
– А?
– Два варианта: либо я всё делаю и возвращаюсь довольная и спокойная, либо умираю тут от того, что начала страдать еще больше и не в силах стерпеть такую боль. И не промахнулась. Но если я останусь в живых, то тогда всё будет напрасно… Нет! Я так не могу! Хотя бы напоследок нужно еще раз перебороть себя. Я достигну своей цели, и меня никто не остановит! Никто, слышишь? НИКТО!
Мирай резко встает с пола и отталкивает меня. Добирается до ножа и начинает с остервенением резать себя – вонзает лезвие то в живот, то в грудь. То в живот, то в грудь. В живот. В грудь. В живот – в грудь… И глаза ее в последние мгновения язвительно смеются над этим миром, который вот-вот лишится еще одной измученной души. Так она и падает бездыханным телом прямо передо мной, успев сказать лишь одно: «Мир победил. Я проиграла». И только тогда я замечаю, что мои руки запятнаны кровью. Ее кровью. И целая пунцовая лужа образовывается под ногами.
«Она окончательно рехнулась», – сказал он, не дав тишине растечься вокруг.
Я постоял секунд пять в невиданном дотоле состоянии и изо всех своих сил, напрягая каждую свою клеточку и каждую связку, исторг ор отчаяния. С этого момента мой рассудок перестал существовать. Громогласный вопль, изданный мной, казалось, должен был достичь края галактики. Вмиг меня поразила такая боль, что сознание помутнело. Только вот падать в обморок я почему-то не собирался. Вместо этого начал что-то бубнить себе под нос (безусловно, бессмысленное) и медленно, шатаясь, идти в сторону лестницы.
За мной сразу поплелась вереница криков и различных возгласов. Поднялась тревога. Каждая появлявшаяся в поле зрения фигура маячила перед глазами, каждый предмет – и всё это качалось, точно я был на борту какой-нибудь шхуны в шторм среди моря. Ноги несли меня неумолимо, куда – бог его знает. Единственное, что я сознавал, – это движение. Остальное меня ни капли не трогало. До тех пор, пока я не столкнулся с Маргарет Прайс на выходе из школы.
– Рэй, ты не знаешь, где Мирай?.. – спросила она, прикрыв рот руками, словно перед ней явился маньяк. – Я только из больницы: положили Роберта. Знаешь, что Мирай сделала с ним?
Я зачем-то вытянул дрожащие руки перед собой. Красные пальцы и ладони въелись в сетчатку глаз.
– Мирай… Я… не убивал… Мирай… мертва… Сошла с ума… Я… Я… Помогите…
Маргарет вдруг сделала такое лицо, будто я убил ее дочь.
– Рэй, только не говори мне, что ты…
– Мертва… Мирай… Я не убивал… Не я…
Миссис Прайс оторопела. Сделала несколько шагов назад и закричала, чуть не потеряв равновесие. А после добавила:
– Где полиция?! Срочно сюда!
Эти слова дошли до меня вместе с сиренами неподалеку и напугали. Я всё пытался сказать что-нибудь членораздельное, но тщетно.
– Это не я, не я, не я, не я, не я, не я, не я, НЕ Я! – только и протараторил я, как псих, и убежал с территории школы.
Автомобили, люди, животные, здания, деревья и земля – всё вертелось, вертелось, как будто в смерче. А в голове то и дело кто-то шептал: «Во мне не осталось ничего, кроме слабости… Обречен… Навсегда один… Помогите… Ничего, кроме слабости… Это конец… Обречен… Кто виноват?.. Помогите…» Точно заевшая пластинка.
И иголка протыкает мне мозг, меня всего пронзает, я ощущаю боль, но внешне выгляжу как обычный умалишенный. В ушах стоит такой гул, словно все демоны преисподней с воем взвились вокруг моей персоны. Впереди будто туман: не вижу, куда движусь, и не могу остановиться. Я больше ничего не слышу, только голос обездоленного изнутри. Не понимаю, как я до сих пор живой. Почему я живу? Почему всё еще страдаю?
В таких размышлениях я набрел на пешеходный переход и заметил дорогу.
«Всё кончено. Мне надлежит покончить со своей несчастной жизнью прямо сейчас. Иначе я превращусь в овощ без чувств и эмоций. Я так устал. Хватит с меня. Я не выдерживаю».
Я ступил на проезжую полосу, когда свет на светофоре говорил пешеходам стоять.
Осталось сделать еще несколько шагов, чтобы выйти прямо на машину. Я сделал один такой. Автомобиль проехал с бешеной скоростью в паре футов
