Студеный флот - Николай Андреевич Черкашин
Так вот, на мой взгляд, все дело в этом полном давлении в воздушных резервуарах стеллажных торпед. Скорее всего, выбило донышко старого баллона. Я же слышал хлопок перед пожаром! Воздушная струя взрезала обшивку торпеды. Тело ее было в смазке. Под стеллажами хранились банки с «кислородными консервами» – пластинами регенерации. Масло в кислороде воспламеняется само по себе. Старшина команды торпедистов мичман Семенов успел только доложить о пожаре и задохнулся в дыму. Потом взрыв. Сдетонировали все двенадцать торпед… Только после этого случая запретили хранить банки с «регенерацией» в торпедных отсеках. А все эти слухи про то, что в носу шли огневые работы, паяли вмятину на зарядном отделении, – полная чушь. Это я вам как командир утверждаю! Мой экипаж во взрыве не виновен!
Такая вот история… Кого винить в той давней трагедии? Шла холодная война… И высшая степень боеготовности оплачивалась порой кровью. Через несколько месяцев после взрыва в Северодаре едва не грянул ядерный взрыв в Карибском море, где столкнулись лоб в лоб геополитические интересы двух сверхдержав и куда от забрызганных кровью полярнинских причалов ушли четыре подводные лодки. Такие же, как «Буки-37», такие же, как наша Б-410…
Глава пятая. Тартус: мин нет
1.
Совершенно неожиданно следствие прекратило работу. Абатурова и Башилова вызвали «на ковер» к заместителю командующего Черноморским флотом. Вместо ожидаемого разноса за пожар адмирал вдруг спросил:
– Газеты читаете?
– Так точно! – в один голос ответили командир и зам.
– Тогда сами понимаете, что сейчас творится в Средиземном море. Сворачивайте свой отдых. Потом догуляете где-нибудь в Тивате или Бизерте. Завтра выходите в Тартус на водолее «Абакан», принимаете лодку. Задачу на продолжение боевой службы получите на месте. Вопросы есть?
– Вопросов нет.
– Считайте, что вам повезло. Некоторые серьезные товарищи хотели поснимать вас с должностей. Но… Обстановка переиграла это решение. Теперь все зависит от вас. Действуйте!
2. Башилов
От Ялты осталось странное горячечное впечатление: побывали на чужом пиру жизни – и снова в камеры смертников. Всех, буквально всех – от трюмачей до командира – охватила шоковая тоска. Раздражались и злились просто от вида друг друга за столом, в отсеке, в проходе.
Мои подушка и одеяло, несмотря на два месяца, прошедшие после пожара, насквозь пропахли гарью, и, наверное, не только у меня одного. Продымились и мой китель в шкафчике, и зимняя шапка, и все рубашки вместе с галстуком. Горький запах беды… Еще одно важное последствие нашего пожара: половина курильщиков бросили курить! Видно, хорошо надышались дыма в отсеках.
Так же, как наша одежда и утварь пропахли гарью, так же и в Тартусе все пропахло войной. Дух войны ощущался здесь на каждом шагу. Вот в порту высаживаются на стенку ливанские беженцы с узлами, тюками, котомками. Старики в белых чалмах, дети мал мала меньше… Там, где когда-то швартовались триеры Александра Македонского, под маскировочными сетками укрылись пятнистые кузова радиомашин, антенны локаторов вращаются день и ночь. Самая главная примета войны – ржавая громадина притонувшего на мелководье теплохода «Илья Мечников». Она возвышается над водой за входным молом. Года три назад сирийский торпедный катер ушел под прикрытие «Мечникова», и предназначенная ему ракета попала в борт советского сухогруза. Въезды и входы в порт охраняют сирийские коммандос в желто-пятнистых комбинезонах и малиновых беретах. Посреди гавани покачивается плот-понтон с будкой – плавучий пост ПДСС (противодиверсионных сил и средств).
Над городом время от времени кружили израильские самолеты. Певучие грустные крики муэдзинов, призывавших правоверных на молитву с высоты минаретов, вплетались в реактивный рев истребителей. По ночам в Тартусе введено боевое затемнение. Освещены только наша плавмастерская и наша подлодка. Над плавбазой, у которой мы стояли, вывешивали по ночам огромный советский флаг и подсвечивали его прожекторами. Не знаю, виден ли он был израильским летчикам или нет, но это была единственная наша защита от удара с воздуха.
О эти тартусские ночи – рев истребителей под стрекот цикад…
Прежде чем покинуть порт, надо было осмотреть подводную часть корпуса лодки – не насажали ли израильские диверсанты нам магнитных мин? Эту процедуру выполняют на каждом корабле, который выходит из Тартуса в открытое море: два легководолаза – наш боевой пловец и кто-то из механиков – обплывают под водой корпус, один по правому борту, другой по левому, потом меняются местами и тщательно осматривают борта под ватерлинией, а также корму и форштевень. Наш механик простыл и погружаться не мог. Я упросил Абатурова пойти вместо него. Тот нехотя согласился:
– Только не затягивайте там осмотр. Мы должны выйти точно в срок.
А мне безумно хотелось хоть разок в жизни погрузиться в Средиземное море!
К нам подвалил портовый водолазный бот. Очень серьезный старший лейтенант, назвавшийся Виктором, помог мне облачиться в прорезиненный костюм. Натянув широкие упругие ласты, надев грузовые пояса и забросив за спину тяжеленные баллоны, прыгаем в воду с отваленных носовых горизонтальных рулей. Задача несложная: проплыть вдоль борта к корме, осматривая корпус по «змейке»: то подвсплывая к ватерлинии, то уходя вниз к самому килю – а это метров на семь, и по дистанции почти стометровка. И не просто проплыть, а при этом ощупывая глазами, а то и руками каждый квадратный метр корпуса – нет ли на нем чужеродных предметов. Сверху нас подстраховывает водолазный мичман. Он же следит с лодочной палубы, чтобы наши сигнальные концы не запутались.
Я ожидал увидеть такие же подводные красоты, как в Батилимане, но вода в порту была грязноватая, да к тому же взбаламученная «профилактическим гранатометанием». Сирийские моряки периодически швыряли в воду гранаты для отпугивания вражеских диверсантов. И мы немало опасались, что, несмотря на поднятый флаг «веду водолазные работы», несмотря на договоренность с командованием военного порта, ушлые охотники на «людей-лягушек» метнут пару гранат неподалеку от нас – в двух кабельтовых дрейфует сирийский «сторожевик», высланный для борьбы с боевыми пловцами и карликовыми подводными лодками. Именно с него, а также с патрульных катеров кидают в воду – на всякий случай – гранаты. Их взрывы хорошо слышны в лодке.
– Увидишь
