Парад планет - Евгений Филиппович Гуцало
На обратной стороне медали научно-технической революции в Яблоневке появилась такая неожиданная напасть, как вредоносные позитивные электрозаряды. Но нет, наверное, такого зла, которое нельзя было бы обратить на благо. Поэтому по примеру народного умельца и чудотворца Хомы яблоневский люд стал активно заземляться на всех вверенных ему объектах, избавлялся от электрических зарядов, излечиваясь от неврозов, головной боли, сердечно-сосудистых заболеваний, раздражительности, плохого сна и быстрой утомляемости.
ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
в которой Хома, неустанно экспериментируя, и дальше идет впереди научно-технического прогресса, поражая воображение привыкшей к чудесам Яблоневки, а также приводится разговор председателя колхоза «Барвинок» со старшим куда пошлют про невидимок, про видимое и невидимое в нашей жизниНаучно-техническая революция в Яблоневке порою выкидывала такие неожиданные коленца, какие и не снились в те допотопные времена, когда, скажем, из доброй рыбки варили худую ушицу или когда за хороший пшик брали большие деньги, как за перец.
В тот день золотой осени председатель колхоза Дым в своем кабинете разговаривал по телефону с районом. За окном порывистый ветер срывал с деревьев желтую и темно-вишневую листву, устилал пламенеющим ковром землю, собирал целые сугробы из листьев у заборов. В приоткрытую форточку веяло терпкими запахами увядшей прелой зелени. Вдруг двери кабинета скрипнули и отворились. Михайло Григорьевич, разговаривая по телефону и глядя на осеннюю круговерть за окном, обернулся на звук, думая, что вошел кто-то из посетителей, но никого не увидел. «Сквозняк в коридоре, такой ветродуй разбушевался», — подумал Дым, продолжая разговаривать по телефону с районом.
Дверь так же осторожно затворилась, как и открылась. Председатель колхоза, держа телефонную трубку в руке, поднялся из-за стола. Ты смотри какой ветер!..
Тоненько скрипнула половица у порога, потом скрипнула половица возле обложенной кафелем печки, где стоял стул. И тут будто бы слегка прогнулось дерматиновое, покрытое желтыми шляпками гвоздей сиденье стула. Михайло Григорьевич почувствовал внезапный холодок меж лопаток; он сказал себе мысленно, что не верит ни в какую нечистую силу, а поэтому будет, невзирая ни на что, разговаривать с районом.
Дым продолжал свой телефонный разговор. Со стороны стула, на котором под кем-то невидимым прогнулось дерматиновое сиденье, послышалось сухое покашливание!..
Это покашливание, конечно, на любого бы нагнало страху, только Михайло Григорьевич был не из таких. Хоть волосы и шевельнулись на его голове, но от телефонной трубки он не оторвался.
Стул возле печки пошатнулся и спокойно замер на своих четырех ножках. Что-то шаркнуло по полу, потом открылись и закрылись двери. Выпучив глаза, председатель колхоза выглянул в окно, за которым веселился ветер-повеса. Сквозняк или не сквозняк? Но ведь не могло от сквозняка прогнуться дерматиновое сиденье стула, не мог сквозняк кашлянуть, даже если он открыл и закрыл двери!
Наконец, окончив разговор с районом, он положил телефонную трубку на рычаг и настороженно прошелся по кабинету. Будто боялся наткнуться на рожон, который может выкатиться из-за шкафа или из-за печки. Боязливо приоткрыл дверь, словно за нею его караулила опасность. По неуютному цементированному коридору правления шел колхозный экономист, держа в руках электрочайник.
— Ко мне кто-нибудь приходил? — спросил председатель колхоза.
— Да вроде нет, — ответил удивленный экономист и, оглянувшись на председателя колхоза, скрылся в бухгалтерии.
Возвращаться в кабинет уже не хотелось, и Михайло Григорьевич подался к машине. Заведя мотор, подумал о том, что, видно, перетрудился в этом году, не мешало бы и отдохнуть, потому что эти слуховые и зрительные галлюцинации не к добру. И вдруг поджилки у него затряслись — а нет ли кого на заднем сиденье? И хотя видел хорошо, что никого там нет, резко раз и другой ударил кулаком позади себя, будто воздух молотил. Потом рванул машину с места и стремительно помчал по ветреной Яблоневке, словно спасался от кого-то.
В тот будничный день научно-технической революции в Яблоневке творилось что-то неимоверное!..
Удивленные зеваки видели, как долгожитель Гапличек сидел в буфете и чокался чаркой… с пустым местом. Только это пустое место напротив долгожителя Гапличка было не обычное пустое место, а необычное. Это необычное пустое место, представьте себе, таки подняло вверх чарку с горилкой, наклонило и выпило, будто это было вовсе и не пустое место. Глаза на лоб полезли у зевак, и уже этими глазами на лбу они видели, как из чарки, которую будто бы никто не держал, исчезала горилка, и хоть бы тебе капля пролилась! Словно ее и вправду выпило пустое место…
Рассказывали, как по Яблоневке катился велосипед, на котором никто не ехал. Вращались педали, мелькали спицы, поскрипывало седло, как оно поскрипывает под хорошим задом, музыкально прогибались и дрожали пружины. Велосипед огибал встречный народ, притормаживал перед машинами, подпрыгивал на выбоинах… Может, на нем ехало то пустое место, с которым чокался долгожитель Гапличек? Но разве от старика добьешься правды, когда он набрался так, что и двух слов лычком вместе не свяжет.
А то еще в осенних пожелтевших левадах над яблоневскими прудами слышалась песня, которую, понятно, кто-то должен был петь, раз она слышалась, но ничегошеньки не видели между вербами над сизой водой. Никогошеньки, а песня паутинкою бабьего лета серебристо плыла в прозрачном свежем воздухе:
— Ой ішли козаченьки з України та й вели кониченьки воронії… Та пускали пасти по долині, а самі посідали на могилі… Та викресали вогню з оружини, соловейкове гніздо підпалили!..
А еще видели две буханки ржаного хлеба, что от яблоневской лавки плавно плыли над землей, будто кто-то нес их под мышками. Тут набежал пес, который хотел полакомиться крылатым хлебом, уже подскочил было к буханкам, как внезапно сама собою с земли поднялась добрая хворостина и так протянула пса по хребту, что тот, скуля и завывая, дал деру, а крылатый хлеб поплыл себе дальше.
Директор школы Диодор
