с обеих сторон, может, не очень много, если конфликт разрешится быстро, но от этого потери окажутся не менее болезненными. Не слишком удивила меня и вспышка энтузиазма у Томаса: такие настроения носились в воздухе, страсти подогревали как Тэтчер, так и аргентинский генерал Галтьери, силой захвативший президентский пост, а Томас служил Тэтчер, от нее поступали все приказы, кроме тех, о которых ей лучше было не знать. Поразительно, но многовековой опыт ничему не научил обе страны (у Англии он был особенно богатым): как аргентинский народ, так и английский пылали праведным гневом и требовали проучить противника, а ведь больше всего радует людей – людей беспринципных и наглых, хотя всегда есть миллионы, не относящие себя к этой категории, – перспектива хорошей кичливой войны. Именно перспектива, то есть пока она еще не началась. И тут меня немедленно посетила следующая мысль: если случится война с испаноязычной страной, то в ближайшие дни мужа вызовут в Лондон, чтобы он служил переводчиком, а может, и чтобы вел допросы и занимался другой подобной работой. Вряд ли ему придется куда-то внедряться, вряд ли в данном случае понадобится шпионаж, все карты были открыты с моменты вторжения аргентинцев на острова, и тут нечего было разведывать и нечего было упреждать; к тому же британская военная мощь ни в какое сравнение не шла с аргентинской, так что оставалось лишь поражаться глупости и самоубийственному недомыслию главарей хунты. В любом случае я не сомневалась, что Томас будет там нужен. Если он мог виртуозно имитировать английский в разных его вариантах, то выдать себя за аргентинца ему не составит никакого труда: говор жителей Буэнос-Айреса часто звучит как карикатура на говор жителей Буэнос-Айреса, особенно для нашего испанского слуха, и человек с талантами Томаса воспроизведет его безупречно. Разумеется, даже при своей полной слепоте я ничего не исключала, оставаясь, как уже говорила, рабой собственных домыслов и фантазий. Я допускала все: что его отправят в Буэнос-Айрес, или в Рио-Гальегос, или даже на Огненную Землю. Если я сказала, что Томас еще успел уколоть меня, сообщая о событиях, которые воспринимал с торжеством, то только потому, что все произошло так, как я и предвидела. Третьего апреля 1982 года Совет Безопасности ООН безуспешно потребовал немедленного прекращения боевых действий и вывода всех аргентинских войск из зоны конфликта, то есть с Фолклендских островов (я называла их так же, как Томас), призвал правительства Великобритании и Аргентины к дипломатическому разрешению конфликта и соблюдению Устава ООН. Томас сообщил мне, что должен ехать в Англию немедленно, буквально на следующий день. А уже 5 апреля из Портсмута отплыла британская эскадра, ее бурно провожала воинственно настроенная толпа, жаждущая, как ни странно, крови и требующая восстановить честь, которую англичане всегда с успехом защищали в сражениях былых времен. В конце концов, за последние полтора века страна воевала с Наполеоном, русским царем, кайзером, Гитлером и много с кем еще, слишком много с кем еще. Четвертого апреля я поехала с мужем в аэропорт. Я редко провожала Томаса до самолета. Просто привыкла к его отъездам и, хотя никогда не знала, когда он вернется, старалась отнестись к ним как к командировкам рачительного бизнесмена-хозяина, до болезненности исполнительного, если угодно, одного из тех, что неожиданно продлевают свои странствия по миру, словно чувствуют себя в своей тарелке, только покидая дом и непрерывно разъезжая по миру. Но на сей раз затевалась настоящая война, то есть видимая, как он говорил, и, хотя поначалу у меня не было опасений, что его отправят в зону боевых действий на борту какого-нибудь корабля в качестве переводчика или вроде того, по возрасту он все-таки подлежал призыву. То есть все могло случиться. В отличие от прошлых отъездов мужа, для меня покрытых тайной, теперь я сознавала степень риска: все мы видели фильмы про ужасные морские сражения, видели пылающие и идущие ко дну корабли, тонущих или искалеченных членов экипажа. Провожая Томаса, я держалась спокойно и естественно, мы почти не разговаривали, поскольку мне и в голову не приходило допытываться о задании, которое он мог получить, ведь Томас и сам, скорее всего, пока ничего этого не знал. Он выглядел возбужденным – в хорошем смысле слова (в каком именно, понятно любому, кто испытывает возбуждение), – и такое настроение было вызвано не столько предстоящими ему самому делами, сколько общей атмосферой: он, безусловно, тоже заразился неуместным и самодовольным бахвальством, овладевшим Англией. Должна признаться, что меня возмущала и выводила из себя эта атмосфера – не меньше, чем аргентинцы, которые второго числа устроили массовую манифестацию в Буэнос-Айресе на площади Майя в поддержку силового возвращения Мальвинских островов, они бурно приветствовали генералов, которые вот уже несколько лет творили в стране беспредел, а теперь готовы были принести в жертву молодых солдат, хотя ни пользы, ни победы эта авантюра принести не могла, да и цель ее не была благой. Как, впрочем, и цель миссис Тэтчер, в отличие от данного Генрихом V сражения при Азенкуре, как его трактуют история или Шекспир; однако в данном случае не Тэтчер пустила первую стрелу, и это поначалу кое-что значило, но потом забылось, если ответом служили несоразмерные действия, артиллерия и свирепые солдаты-гуркхи с их жуткими непальскими кривыми ножами.
– Ты, конечно, понятия не имеешь, когда сможешь вернуться, – только и сказала я, пока мы ехали на такси в аэропорт Барахас. – И на сей раз, думаю, ответить будет еще сложнее. Никто никогда не знает, сколько продлится война, даже если кажется, что победить в ней не составит труда, правда?
– А откуда ты взяла, что я поеду на войну? – возразил он, немного рисуясь и словно получая удовольствие, больше обычного разжигая мою тревогу. – От меня ты такого точно не слышала. Не исключено, что в нынешней ситуации мне не придется покидать Лондон. – Он не пояснил, знает что-то о своем назначении или нет.
– Ты и вправду ничего мне не говорил, но тут не нужно быть Шерлоком Холмсом. Если тебя срочно вызывают, когда уже готовят флот, чтобы отвоевать острова у испаноязычной страны, такой вызов наверняка как-то с этим связан. Я не говорю, что тебя посадят на эсминец и отправят на Фолкленды (надеюсь, не отправят), но уж ты-то точно будешь в этой стычке полезен. Разве не так?
– Я всегда очень полезен, Берта, – ответил он с тщеславной улыбкой, которую иногда не мог сдержать.
“Как же он переменился, – подумала я, – как отличается от того Томаса, каким был годы назад, теперь он живет какой-то абсурдной подпольной жизнью и спешит похвастаться своими достижениями хотя