Василий Жуковский - Том 4. Одиссея. Проза. Статьи
Песнь двадцать четвертая
Сороковой день
Души женихов, приведенные Эрмием в Аид, встречают там Ахиллеса и Агамемнона. Амфимедон рассказывает о погибели женихов Агамемнону, который воздает хвалу мужественному Одиссею и благонравной Пенелопе. Тем временем Одиссей открывается отцу; за обедом он узнан Долионом и его сыновьями. Весть о погибели женихов возбуждает в городе мятеж. Евпейт ведет своих сообщников против Одиссея. Одиссей остается победителем. Между враждующими заключается мир с помощью Афины.
Эрмий тем временем, бог килленийский, мужей умерщвленныхДуши из трупов бесчувственных вызвал; имея в руке свойЖезл золотой (по желанью его наводящий на бодрыхСон, отверзающий сном затворенные очи у сонных),Им он махнул, и, столпясь, полетели за Эрмием тениС визгом; как мыши летучие, в недре глубокой пещеры,Цепью к стенам прилепленные, если одна, оторвавшись,Свалится наземь с утеса, визжат, в беспорядке порхая, —Так, завизжав, полетели за Эрмием тени; и вел ихЭрмий, в бедах покровитель, к пределам тумана и тленья;Мимо Левкада-скалы и стремительных вод Океана,Мимо ворот Гелиосовых, мимо пределов, где богиСна обитают, провеяли тени на асфодилонскийЛуг, где воздушными стаями души усопших летают.Первая им повстречалася тень Ахиллеса Пелида;С ним был Патрокл, Антилох беспорочный и сын ТеламоновБодрый Аякс, красотою, и мужеством бранным, и силой,После Пелеева сына, ахеян других затмевавший.Легкой толпою они окружили их. Тихо и грустноТень Агамемнона, сына Атреева, тут подошла к ним;Следом за ней подошли и все тени товарищей, падшихВ доме Эгиста с Атридом, с ним вместе постигнутых роком.Слово душа Ахиллеса к душе Агамемнона преждеВсех обратила: «Атрид, нам казалось, что Зевс-громолюбецБоле к тебе, чем к героям другим, благосклонствовал; им тыБыл над владыками сильными первовластителем сделанВ крае троянском, где много мы бед претерпели, ахейцы.Но и тебе повстречать на земле предназначено былоСтрашную Мойру, которой никто не избег из рожденных.О, для чего, окруженный величием, властью и славой,Ты не погиб меж товарищей бранных у стен Илиона!Холм бы над прахом твоим был насыпан ахейцами, сынуСлаву великую ты навсегда бы в наследство оставил;Ныне ж плачевною смертью по воле судьбины погиб ты».Тень Агамемнона тени Пелидовой так отвечала:«Сын Пелеев, избранник богов, ты завидно был счастлив;Пал далеко от Аргоса в троянской земле ты, но палоМного тобой умерщвленных троян вкруг тебя, и за труп твойБились ахейцы славнейшие; ты же под вихрями пыли,Тихий, огромный и страшный, лежал там, забыв колесничныйБой; и день целый мы билися все за тебя, и конца быНе было битве, когда бы Зевес не развел нас грозою.Вынесши тело из боя твое, к кораблям возвратилисьС ним мы; его положивши на одр и водою омывши,Маслом натерли прекрасную голову; много рыдалоВкруг бездыханного трупа ахеян, свои от печалиВолосы рвавших. И с нимфами моря из бездны глубокойВышла скорбящая мать; и раздался ее несказанныйПо морю крик: трепетание страха проникло ахеян;Все всколебались, и все б к кораблям убежали глубоким,Если бы их не успел удержать многознающий старецНестор, всегда подававший советы разумные; полныйМыслей благих, обратяся к товарищам, так им сказал он:«Стойте, ахейцы! Куда вы бежите, аргивяне? Что васТак испугало? То с нимфами моря из бездны глубокойСкорбная мать подымается мертвого сына увидеть».Так он сказал: ободрились ахейские мужи. «И труп твойНимфы прекрасные, дочери старца морей, окружилиС плачем и светло-божественной ризой его облачили;Музы — все девять — сменялся, голосом сладостным пелиГимн похоронный; никто из аргивян с сухими глазамиСлушать не мог сладкопения муз, врачевательниц сердца;Целых семнадцать там дней и ночей над тобой проливалиГорькие слезы бессмертные боги и смертные люди;Но на осьмнадцатый день был огню ты торжественно предан;Мелкого много скота и быков криворогих убилиВ почесть твою; и в божественной ризе, помазанный сладкимМедом и мазью душистою, был ты сожжен; и ахейцы,В медь облачась, у костра, на котором сгорал ты, кипели,Конные, пешие, в быстрых блестя колесницах; великийГовор и шум был; когда же Гефестово пламя пожралоТруп твой, с восходом денницы мы собрали белые кости,Чистым вином их омыли, умастили мазью; златуюУрну дала сокрушенная мать; Дионис ей, сказала,Ту подарил драгоценную урну, созданье Гефеста.Ныне хранятся в ней кости твои, Ахиллес лучезарный,Вместе с костями Патрокла, погибшего прежде во брани,Но далеко от костей Антилоха, который тобою,После Патрокловой смерти, всех боле ахеян любим был.Холм погребальный великий над вашими урнами был тутРатью святой копьеносных аргивян у светло-широкихВод Геллеспонта на бреге, вперед выходящем, насыпан;Будет далеко он на море видим пловцам мореходнымНаших времен и грядущего времени всем поколеньям.Мать же твоя принесла тут дары, у ботов испрося их;Были ценою победы на играх они для ахеян.Часто бывал, Ахиллес, ты свидетелем игр похоронных,В честь многославных, похищенных смертью, царей и героев;Зрел ты, как юноши, алча венца, снаряжалися к бою, —Здесь же тебя привело в изумление в трепет при видеЧудных даров, среброногой Фетидой в награду победыНам от богов принесенных: ты был их избранный любимец.Так и по смерти ты именем жив, Ахиллес, и навекиСлава твоя сохранится во всех на земле поколеньях.Мне ж послужило ль к чему окончание славное брани?Страшное Зевс приготовил мне в землю отцов возвращенье:Смерть от Эгиста предательством гнусным жены развращенной».Так говорили о многом они в откровенной беседе.Тут им явился, увидели, Эрмий Аргусоубийца,Души в Аид женихов, Одиссеем убитых, ведущий.Оба они, изумяся, приблизились к теням; в густом ихСонме душа Агамемнона, сына Атреева, душуАмфимедона, Мелантова славного сына, узнала.Житель Итаки, он гостем издавна Атриду считался;Амфимедонову душу душа Агамемнона грустнымСловом спросила: «Что сделалось с вами? Зачем вас так много,Юных, прекрасных, в подземную область приходит? Никто быЛучших не выбрал, когда б надлежало меж первыми в градеВыбрать. В пучине ли вас погубил Посейдон с кораблями,Бурю пригнав и великие волны воздвигнув? На суше льВраг многосильный сразил вас внезапно, захваченных в поле,Где вы ловили его криворогих быков и баранов,Или во граде, где жен похищали и грабили домыДерзкой толпою? Ответствуй; мне гостем считался ты в жизни.Помнишь ли время, когда твой отеческий дом посетил я,Вызвать спеша Одиссея, чтоб с братом моим МенелаемШел в кораблях разрушать Илиона могучие стены?Целый мы плавали месяц по темно-широкому морю,Прежде чем был убежден Одиссей, городов сокрушитель».Амфимедонова тень отвечала Атридовой тени:«Сын Атреев, владыка людей, государь Агамемнон,Памятно все мне, о чем говоришь ты, питомец Зевесов.Если же ведать желаешь, тебе расскажу я подробно,Как мы погибли, какую нам смерть приготовили боги.Спорили все мы друг с другом о браке с женой Одиссея;В брак не желая вступить и от брака спастись не имеяСредства, нам гибель и смерть замышляла в душе Пенелопа.Слушай, какую она вероломно придумала хитрость.Стан превеликий в покоях поставя своих, начала тамТонко-широкую ткань и, собравши нас всех, нам сказала:„Юноши, ныне мои женихи, — поелику на светеНет Одиссея, — отложим наш брак до поры той, как будетКончен мой труд, чтоб начатая ткань не пропала мне даром;Старцу Лаэрту покров гробовой приготовить хочу яПрежде, чем будет он в руки навек усыпляющей смертиПарками отдан, дабы не посмели ахейские женыМне попрекнуть, что богатый столь муж погребен без покрова“.Так нам сказала, и мы покорились ей мужеским сердцем.Что же? День целый она за тканьем проводила, а ночью,Факел зажегши, сама все, натканное днем, распускала.Три года длился обман, и она убеждать нас умела;Но когда обращеньем времен приведенный четвертыйГод совершился, промчалися месяцы, дни пролетели, —Все нам одна из служительниц, знавшая тайну, открыла;Сами тогда ж мы застали ее за распущенной тканью;Так и была приневолена нехотя труд свой окончить.Но лишь, окончив свой труд принужденный, она напоследокТкань, как луна иль как солнце блестящую, нам показала,Демон враждебный внезапно привел Одиссея в Итаку;В дом он сначала пришел к свинопасу Евмею; туда жеБыл приведен и подобный богам Телемах, совершившийСвой от песчаного Пилоса путь в корабле чернобоком.Оба они, там замыслив ужасную нашу погибель,В город вошли многославный; сперва Телемах, ОдиссеевСын; а за ним напоследок и сам Одиссей хитроумный;Он приведен был Евмеем, одетый в убогое платье,В образе хилого старца, который чуть шел, подпираясьПосохом, рубище в жалких лохмотьях набросив на плечи.Нам же (и самым разумным из нас) не входило ни разуВ мысли, чтоб это был сам Одиссей, возвратившийся тайноВ дом свой: в него мы швыряли; его поносили словами;Долгое время он в собственном доме с великим терпеньемМолча сносил и швырянье и наши обидные речи.Но, ободренный эгидоносителем, грозным Зевесом,Он с Телемахом вдвоем все доспехи прекрасные собрал,В дальний покой перенес их и там запертыми оставил;После коварным советом своим побудил Пенелопу,Страшные стрелы и лук Одиссеев тугой нам принесши,Вызвать нас, бедных, к стрелянью и к верной погибели нашей.Мы же (и самый сильнейший из нас) не могли непокорныйЛук натянуть тетивою: на то недостало в нас силы;Но когда поднесен Одиссею был лук свинопасом,Всею толпой на него закричали мы, лук ОдиссеевВ руки давать запрещая бродяге, хотя и просил он.Нам вопреки Телемах богоравный на то согласился.Взявши могучий свой лук, Одиссей, в испытаниях твердый,Вмиг натянул тетиву, и сквозь кольца стрела пролетела.Прянув тогда на порог, из колчана он высыпал стрелы,Страшно кругом озираясь. И был Антиной им застреленПервый; и бешено стал посылать он стрелу за стрелою;Не было промаха; падали все умерщвленные; былоЯсно, что кто-нибудь помощь ему подавал из бессмертных,Бросясь на нашу толпу, он по всей разогнал нас палате.Страшное тут началося убийство, раздался великийКрик; был разбрызган наш мозг, и дымился затопленный кровьюПол. Так плачевно погибли мы все, Агамемнон. Еще тамНаши лежат погребенья лишенные трупы; о нашейСмерти не сведал еще ни один из родных и из ближних;Наши кровавые раны еще не омыты, еще насПламень не сжег, и никто не оплакал, и почести нет нам».Амфимедоновой тени Атридова тень отвечала:«Счастлив ты, друг, многохитростный муж, Одиссей богоравный!Добрую, нравами чистую выбрал себе ты супругу;Розно с тобою себя непорочно вела Пенелопа,Дочь многоумная старца Икария; мужу, любящимСердцем избранному, верность она сохранила; и будетСлава за то ей в потомстве; и в песнях Камен сохранитсяПамять о верной, прекрасной, разумной жене Пенелопе.Участь иная коварной Тиндаровой дочери, гнусноВ руку убийцы супруга предавшей: об ней сохранитсяСтрашное в песнях потомков; она навсегда посрамилаПол свой и даже всех жен, поведеньем своим беспорочных».Так говорили о многом они, собеседуя грустноВ темных жилищах Аида, в глубоких пределах подземных.Тою порой Одиссей и сопутники, вышед из града,Поля достигли, которое сам обрабатывал добрыйСтарец Лаэрт с попеченьем великим, давно им владея.Сад там и дом он имел; отовсюду широким навесомДом окружен был; и днем под навесом рабы собиралисьВместе работать и вместе обедать; а ночью там вместеСпали; была между ними старушка породы сикельской;Старцу служила она и пеклася о нем неусыпно.Так Одиссей, обратясь к Телемаху и к прочим, сказал им:«Все вы теперь совокупно войдите во внутренность дома.Лучшую выбрав свинью, на обед наш ее там зарежьте;Я же к родителю прямо пойду: испытать я намерен,Буду ль им узнан, меня угадают ли старцевы очи,Или от долгой разлуки я стал и отцу незнакомцем».Так говоря, он оружие отдал рабам; и поспешноВ дом с Телемахом вступили они; Одиссей же направилПуть к плодоносному саду, там встретить надеясь Лаэрта.В сад он вступив, не нашел Долиона, и не было такжеТам ни рабов, ни детей Долионовых; посланы былиВсе они в поле терновник сбирать для заграды садовой;С ними пошел и старик Долион указать им дорогу.Старца Лаэрта в саду одного Одиссей многоумныйВстретил; он там подчищал деревцо; был одет неопрятно;Платье в заплатах; худыми ремнями из кожи бычачей,Наживо сшитыми, были опутаны ноги, чтоб иглыИх не царапали; руки от острых колючек терновыхОн защитил рукавицами; шлык из потершейся козьейШкуры покровом служил голове, наклоненной от горя.Так Одиссею явился отец, сокрушенный и дряхлый.Он притаился под грушей, дал волю слезам и, в молчаньеСтоя там, плакал. Не знал он, колеблясь рассудком, что сделать:Вдруг ли открывшись, ко груди прижать старика и, целуяРуки его, объявить о своем возвращенье в Итаку?Или вопросами выведать все от него понемногу?Дело обдумав, уверился он напоследок, что лучшеОпыту старца притворно-обидною речью подвергнуть.Так рассудив, подошел Одиссей богоравный к Лаэрту.Голову он наклонял, деревцо подчищая мотыгой.Близко к нему подступивши, сказал Одиссей лучезарный:«Старец, ты, вижу, искусен и опытен в деле садовом;Сад твой в великом порядке; о каждом равно ты печешьсяДереве; смоквы, оливы, и груши, и сочные гроздыЛоз виноградных, и гряды цветочные — все здесь в приборе.Но, не сердись на меня, не могу не сказать откровенно,Старец, что сам о себе ты заботишься плохо; угрюмаСтарость твоя, ты нечист, ты одет неопрятно; уж верно,Твой господин до тебя так недобр не за леность к работе.Сам же ты образом вовсе не сходен с рабом подчиненным;Царское что-то и в виде и стане твоем нахожу я;Боле подобен ты старцу, который, омывшись, насытясь,Спит на роскошной постели, как всякому старцу прилично.Но отвечай мне теперь, ничего от меня не скрывая:Кто господин твой? За чьим плодоносным ты садом здесь смотришь?Также скажи откровенно, чтоб мог я всю истину ведать:Вправду ль на остров Итаку я прибыл, как это сказал мнеКто-то из здешних, меня на дороге сюда повстречавший?Был он, однако, весьма неприветлив; со мной разговораВесть не хотел и мне не дал ответа, когда я о госте,Некогда принятом мною, его расспросить попытался:Жив ли и здесь ли еще иль уж в область Аида сошел он?Ведать ты должен, и выслушай то, что скажу я: давно ужМне угощать у себя посетившего дом мой случилосьСтранника; много до тех пор гостей из далеких, из ближнихСтран приходило ко мне; но такой между ими разумныйМне не встречался; он назвал себя уроженцем Итаки,Аркесиада Лаэрта, молвою хвалимого, сыном.Принял я в доме своем Одиссея; и мной угощен былОн с дружелюбною роскошью — много запасов имел яВ доме; и много подарков мой гость получил на прощанье:Золота дал я отличной доброты семь полных талантов;Дал сребролитную чашу, венчанную чудно цветами,С нею двенадцать покровов, двенадцать широких вседневныхМантий и к верхним двенадцати ризам двенадцать хитонов;Кроме того, подарил четырех рукодельных невольниц:Были они молодые, красивые; сам он их выбрал».Крупную старец слезу уронив отвечал Одиссею:«Странник, ты подлинно прибыл в тот край, о котором желаешьСведать; но им уж давно завладели недобрые люди.Ты понапрасну с таким гостелюбьем истратил подарки;Если б в Итаке живым своего ты давнишнего гостяВстретил, тебя отдарил бы он так же богато, принявшиВ дом свой: таков уж обычай, чтоб гости друг друга дарили.Но отвечай мне теперь, ничего от меня не скрывая:Сколько с тех пор миновалося лет, как в своем угощал тыДоме несчастного странника? Странник же этот был сын мой,Сын Одиссей — злополучный! Быть может, далеко от милойРодины, рыбами съеден он в бездне морской иль на сушеПтицам пустынным, зверям плотоядным достался в добычу;Матерью не был он, не был отцом погребен и оплакан;Не был и дорогокупленной, верной женой ПенелопойС плачем и криком на одр положен; и она не закрылаМилых очей; и обычной ему не оказано чести.Ты же скажи откровенно, чтоб мог я всю истину ведать:Кто ты? Какого ты племени? Где ты живешь? Кто отец твой?Кто твоя мать? Где корабль, на котором ты прибыл в Итаку?Где ты покинул товарищей? Или чужим, как попутчик,К нам привезен кораблем и, тебя здесь оставя, отплыл он?»Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:«Если ты знать любопытствуешь, все расскажу по порядку:Я родился в Алибанте; живу там в богатых палатах;Полипимонид Афейд, той страны обладатель, отец мой;Имя дано мне Еперит. Сюда неприязненный демонПротив желанья меня, от Сикании плывшего, бросил;Свой же корабль я поставил под склоном Нейона лесистым.Должен, однако, ты ведать, что с тех пор уж пять совершилосьЛет, как мое посетивши отечество, сын твой пустилсяВ море. Ему ж при отплытии счастливый путь предсказалиПтицы, взлетевшие справа; я весело с ним разлучился;Весело поплыл и он; мы питались надеждою сладкой:Часто видаться, друг другу подарками радуя сердце».Так говорил Одиссей; и печаль отуманила образСтарца; и, прахом наполнивши горсти, свою он седуюГолову всю им, вздохнув со стенаньем глубоким, осыпал.Сердце у сына в груди повернулось, и, спершись, дыханьеКинулось в ноздри его, — он сражен был родителя скорбью.Бросясь к нему, он, его обхватя и целуя, воскликнул:«Здесь я, отец! Я твой сын, Одиссей, столь желанный тобою,Волей богов возвратившийся в землю отцов через двадцатьЛет; воздержись от стенаний, оставь сокрушенье и слезы.Слушай однако: мгновенья нам тратить не должно, понежеВ доме моем истребил я уж всех женихов многобуйных,Мстя им за все беззакония их и за наши обиды».Кончил. Лаэрт изумленный ответствовал так Одиссею:«Если ты подлинно сын Одиссей, возвратившийся в дом свой, —Верный мне знак покажи, чтоб мое уничтожить сомненье».Старцу Лаэрту ответствовал так Одиссей хитроумный:«Прежде тебе укажу я на этот рубец; мне поранилНогу, ты помнишь, клыком разъяренный кабан на Парнасе;Был же туда я тобою и милою матерью посланК Автоликону, отцу благородному матери, много(Нас посетив) посулившему дать мне богатых подарков.Если ж желаешь, могу я тебе перечесть и деревьяВ саде, которые ты подарил мне, когда я однажды,Бывши малюткою, здесь за тобою бежал по дорожке.Сам ты, деревья даря, поименно мне каждое назвал:Дал мне тринадцать ты груш оцветившихся, десять отборныхЯблонь и сорок смоковниц; притом пятьдесят виноградныхЛоз обещал, приносящих весь год многосочные грозды:Крупные ж ягоды их, как янтарь золотой иль пурпурный,Блещут, когда созревают они благодатью Зевеса».Так он сказал. Задрожали колена и сердце у старца;Все сочтены Одиссеевы признаки были. Заплакав,Милого сына он обнял, потом обеспамятел; в рукиПринял его, всех лишенного сил, Одиссей богоравный;Но напоследок, когда возвратились и память и силы,Голос возвысив и взор устремивши на сына, сказал он:«Слава Зевесу-отцу! Существуют еще на ОлимпеМстящие боги, когда беззаконники вправду погибли.Но, Одиссей, я страшуся теперь, что подымется в градеСкоро мятеж, и сюда соберется народ, и с ужаснойВестью гонцы разошлются по всем городам кефаленским».Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:«Будь беззаботен; не этим теперь ты тревожиться должен.Лучше пойдем мы в твой дом, находящийся близко отсюда;Я уж туда Телемаха с Филойтием, с старым ЕвмеемПрямо послал, им велев приготовить обед нам обильный».С сими словами к красивому дому направили путь свойСын и отец; и, когда напоследок вступили в красивыйДом, Телемах там с Филойтием, с старым Евмеем, состряпавПищу, уж резали мясо и в кубки вино разливали.Тою порою, Лаэрта в купальне омывши, рабыняСтарцево тело его благовонным елеем натерла,Чистою мантией плечи его облекла; а Афина,Тайно к нему подошедши, его возвеличила ростом,Сделала телом полней и лицу придала моложавость.Вышел из бани он светел. Отца подходящего видя,Сын веселился его красотою божественно-чистой.Взор на него устремивши, он бросил крылатое слово:«О родитель! Конечно, один из богов олимпийскихТак озарил красотою твой образ, так выпрямил стан твой!»Кротко на то Одиссею Лаэрт отвечал многославный:«Если б, — о Дий Громовержец! о Феб Аполлон! о Афина! —Был я таков, как в то время, когда с кефаленскою ратьюНерикон-град на утесе земли матерой ниспровергнул,Если б в доме вчера я таким пред тобою явился,Броню надел на плеча и, тебе помогая, ударилВместе с тобой на толпу женихов — сокрушил бы коленаМногим из них я; и ты бы, любуясь отцом, веселился».Так говорили они, собеседуя сладко друг с другом.Стряпанье кончив, обильный обед приготовив и севшиВместе за стол надлежащим порядком на креслах и стульях,Весело подняли руки они к приготовленной пище.Скоро с работы пришел и старик Долион с сыновьями;Звать их за стол к ним навстречу рабыня сикельская вышла.(Всех сыновей воспитала она, а за старым отцом их,Слабым от лет, с неусыпным усердием в доме пеклася.)В двери столовой вступивши, при виде нежданного гостя,Все изумились они и стояли, не трогаясь с места.Ласково к ним обратяся, сказал Одиссей хитроумный:«Что же ты медлишь? Садися за стол к нам, старик; удивленьеВаше оставив, обедайте с нами; давно уж сидим мыЗдесь за столом, дожидаясь, чтоб вы возвратились с работы».Так он сказал. Долион, подбежав к своему господину,Руки его целовать с несказанною радостью начал;Взор на него устремивши, он бросил крылатое слово:«Здесь наконец ты, наш милый, желанный! Увидеть нам далиБоги тебя — а у нас уж в душе и надежды свиданьяНе было. Здравствуй и радуйся! Боги да будут с тобою!Нам же теперь объяви, чтоб могли мы всю истину ведать,Дал ли уже ты разумной супруге своей ПенелопеЗнать о своем возвращенье? Иль вестника должно послать к ней?»Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:«Сказано все ей, старик; не заботься об этом напрасно».Так отвечал Одиссей. Долион поместился на гладкомСтуле. Его сыновья, своему поклонясь господину,С словом приветливым руку пожали ему и обедатьСели с другими за стол близ отца своего Долиона.Так пировали они в многославном жилище Лаэрта.Осса тем временем с вестью ходила по улицам града,Страшную участь и лютую смерть женихов разглашая;Все взволновалися жители града; великой толпоюС ропотом, с воплем сбежался народ к Одиссееву дому;Вынесли мертвых оттуда; одних схоронили; других жеВ домы семейные их по иным городам разослали,Трупы развесть поручив рыбакам на судах быстроходных.На площадь стали потом все печально сбираться; когда жеНа площадь все собрались и собрание сделалось полным,Первое слово к народу Евпейт обратил благородный;В сердце о сыне своем, Антиное прекрасном, который,Первый застреленный, первою жертвою был Одиссея,Он сокрушался; и так, сокрушенный, сказал он народу:«Граждане милые, страшное зло Одиссей нам, ахейцам,Всем приключил. Благороднейших некогда в Трою увлекшиВслед за собой, корабли и сопутников всех погубил он;Ныне ж, домой возвратясь, умертвил кефаленян знатнейших.Братья, молю вас — пока из Итаки не скрылся он в ПилосИли не спасся в Элиду, священную землю эпеян, —Выйти со мной на губителя; иначе стыд нас покроет;Мы о себе и потомству оставим поносную память,Если за ближних своих, за родных сыновей их убийцамЗдесь не отмстим. Для меня же, скажу, уж тогда нестерпимаБудет и жизнь; и за ними, погибшими, в землю сойду я.Нет, не допустим, граждане, их праведной кары избегнуть!»Так говорил он, печальный, и всех состраданье проникло.Фемий тогда и глашатай Медонт, в Одиссеевом домеНочь ту проведшие, вставши от сна, пред народным собраньемОба явились; при виде их каждый пришел в изумленье.Умные мысли имея, Медонт им сказал: «ПриглашаюВыслушать слово мое вас, граждане Итаки; не противВоли Зевесовой так поступил Одиссей благородный;Видел я сам, как один из бессмертных богов олимпийскихТам появился внезапно, облекшийся в Менторов образ;Он, всемогущий, то, стоя пред ним, возбуждал в ОдиссееБодрость, то, против толпы женихов обращаясь, гонял их,Трепетных, из угла в угол, и все друг на друга валились».Так он сказал им, и были все ужасом схвачены бледным.Выступил тут пред народ Алиферс, многоопытный старец,Сын Масторов; грядущее он, как минувшее, ведал;С мыслью благой обратяся к согражданам, так им сказал он:«Выслушать слово мое приглашаю вас, люди Итаки;Вашей виною, друзья, совершилась беда роковая;Мне вы и Ментору мудрому не дали веры, когда мыВовремя вас убеждали унять сыновей безрассудных,Много себе непозволенных дел позволявших, губившихДом Одиссеев и злые обиды нанесших супругеМужа, который, мечтали, сюда не воротятся вечно.Вот вам теперь мой совет; моему покоритеся слову:Мирно останьтеся здесь, чтоб беды на себя не накликатьЗлейшей». Сказал; половина большая собранья с свирепымВоплем вскочила; покойно на месте остались другие.Те ж, негодуя на речь Алиферсову, вслед за ЕвпейтомБросились шумно-неистовым сонмом готовиться к бою.Все, облачившися в крепкие медноблестящие брони,За город вышли и там собралися великой толпою.Их предводитель Евпейт, обезумленный горем великим,Мнил, что за сына отмстит; но ему не назначено былоВ дом свой опять возвратиться; его стерегла уж судьбина.Тут светлоокая Зевса Крониона дочь обратилаСлово к отцу и сказала: «Кронион, верховный владыка,Мне отвечай, вопрошающей: что ты теперь замышляешь?Злую ль гражданскую брань и свирепо-кровавую сечуЗдесь воспалить? Иль противникам миром велеть сочетаться?»Ей возражая, ответствовал туч собиратель Кронион:«Странно мне, милая дочь, что меня ты о том вопрошаешь;Ты не сама ли рассудком решила своим, что погубитВсех их, домой возвратясь, Одиссей многоумный? Что хочешьСделать теперь, то и сделай. Мои же тебе я откроюМысли: отмстил женихам Одиссей богоравный — имел онПраво на то; и царем он останется; клятвой великойМир утвердится; а горькую смерть сыновей их и братьевВ жертву забвению мы предадим; и любовь совокупитПрежняя всех; и с покоем обилие здесь водворится».Кончив, велел он идти нетерпеньем горевшей Афине.Бурно в Итаку с вершины Олимпа шагнула богиня.Те же, насытяся вдоволь, обед свой окончили. ГолосСвой Одиссей тут возвысил и бросил крылатое слово:«Должно, чтоб кто-нибудь вышел теперь посмотреть: не идут ли?»Так он сказал, и один из младых сыновей ДолионаВ двери пошел; но с порога дверей, подходящих увидя,Громко воскликнул и быстрое слово Лаэртову сынуБросил: «Идут! Поспешите! Оружие в руки! Их много!»Все побежали немедля и в крепкие брони оделись;Был Одиссей сам-четверт; Долионовы стали с ним рядомШесть сыновей. И Лаэрт с Долионом оружие такжеВзяли — седые, нуждой ополченные ратники-старцы.Все совокупно, облекшися в медноблестящие брони,Вышли они, Одиссей впереди, из дверей. К ОдиссеюТут подошла светлоокая дочь Громовержца Зевеса,Сходная с Ментором видом и речью, богиня Афина;Радостью был он проникнут, ее пред собою увидя.К сыну потом обратяся, он бросил крылатое слово:«Друг Телемах, наступила пора и тебе отличитьсяТам, где, сражаясь, великою честью себя покрываетСтраха не знающий муж. Окажися достойным породыБодрых отцов, за дела прославляемых всею землею».Кротко отцу отвечал рассудительный сын Одиссеев:«Сам ты увидишь, родитель, что я посрамить не желаюБодрых отцов, за дела прославляемых всею землею».Так он сказал. Их услышав, Лаэрт вдохновенно воскликнул:«Добрые боги, какой вы мне день даровали! О радость!Слышу, как сын мой и внук мой друг с другом о храбрости спорят!»Дочь многосильная Зевса, к нему подошедши, сказала:«Бодрый Аркесиев сын, из товарищей всех мне милейший,В помощь призвавши Зевеса-отца и Афину Палладу,Выдь на врага и копье длиннотенное брось наудачу».Слово ее пробудило отважность великую в старце;Он, помоляся владыке Зевесу и грозной Палладе,Вышел вперед и копье длиннотенное бросил, не целясь.В медноланитный Евпейтов шелом он попал, и, защитуМеди пробивши, расколотый череп копье просадило;Грянулся навзничь Евпейт, и на нем загремели доспехи.Тут на передних ударя сам-друг, Одиссей с ТелемахомНачали быстро разить их мечом и копьем; и погиблиВсе бы они и домой ни один не пришел бы обратно,Если бы дочь Громовержца эгидоносителя ЗевсаГромко не крикнула, гибель спеша отвратить от народа:«Стойте! Уймитесь от бедственной битвы, граждане Итаки!Крови не лейте напрасно и злую вражду прекратите!»Так возопила Афина; все схвачены трепетом бледнымБыли они и, оружие в страхе из рук уронивши,Пали на землю, сраженные криком богини громовым;В бегство потом обратясь, устремились, спасаяся, в город.Громко тогда завопив, Одиссей, непреклонный в напастях,Кинулся бурно преследовать их, как орел поднебесный.Но громовою стрелою Крониона вдруг раздвоилосьНебо, и ярко она пред Афиной ударила в землю.Дочь светлоокая Зевса тогда Одиссею сказала:«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,Руку свою воздержи от пролития крови, иль будетВ гнев приведен потрясающий небо громами Кронион».Так говорила богиня. Он радостно ей покорился.Скоро потом меж царем и народом союз укрепилаЖертвой и клятвой великой приявшая Менторов образСветлая дочь Громовержца, богиня Афина Паллада.
Марьина Роща*
