Комната одиночества - Александр Павлович Волков
– Продай морфин!
Тут же приводились причины: то фантомные боли у родственников, то, у них же, неизлечимая болезнь вроде рака с метастазами, то хроническая ишемическая болезнь сердца. Я одному посоветовал при последней форме вместо наркотиков применять двухпроцентную нитроглицериновую мазь, так он подумал, дурило, что я цену набиваю.
Когда я был в Севастополе в интернатуре, то зашел в ресторан.
Конечно, я знаю запах конопли, этот терпкий сладковатый запах, от которого сушит слизистую во рту и полости носа. Индийская конопля! Мой однокашник, Витек Петриков, баловался коноплей. Но это увлечение для него сурово закончилось, не рассчитал дружочек! Еще в «системе» я замечал, что Витек балуется таблеточками. Но что самое интересное, так это Витькина память. Перед экзаменом он выучивал книгу так, что мог указать в тексте знак препинания следующим образом:
– Поставлено двоеточие на странице сто двадцать четыре, пятая строка сверху!
Да, именно так! К третьему курсу Витек стал выбрасывать всякие фокусы. Стоим в строю, вдруг у Витька начинается неукротимая рвота. Я думал, что Витек выпендривается, но дальше больше: пойдем с ребятами в пивбар, так Витек опрокинет в себя парочку кружек и начинает подвисать на плечах товарищей. Даже по «системе» ходил анекдот:
– Знаешь симптом Петрикова?
– Нет.
– Снять подругу, привести к себе в номер и лечь спать.
– И все?
– Все!
Позже, ближе к выпуску, у Витька стали вываливаться из карманов упаковки различных таблеток психотропного действия, а кончилось тем, что на втором году службы в звании лейтенанта Витек как-то ночью пришел в лазарет и предложил дежурному себя в качестве подмены. У дежурного семья и все такое, к тому же подобных предложений никто и никогда не давал. В общем, заменились. Утром приходит в лазарет начальник и видит: Витек лежит на полу в наркозе, а в журнале запись: «Больной – матрос Петриков, диагноз – болен», в графе «Что сделано» – «Введен морфин в такой-то дозе».
Так вот, Витек как-то при мне забил косячок в папиросу «Беломорканал». Делал это так: выдул табак из папиросы, вместо него впихнул волокна конопли. Подкурил и стал затягиваться, а в перерывах попивал сухое вино. С тех пор я и знаю этот сладковатый запах. Тогда с Витьком я сам попробовал затянуться раз-другой. Но я ничего не почувствовал, только горечь, и еще меня потом тошнило. И чего хорошего находят в наркотиках?
Так вот, в Севастополе, в зале ресторана, пахло коноплей, это точно. В фойе прохаживались милиционеры и совершенно спокойно занимались своими делами. Со мной тогда за столиком сидел какой-то носатый с черными волосами, говорил, что из Баку. Этот айзер повел своим необъятным шнобилем и изрек:
– Нет у вас в России Советской власти! У нас бы весь ресторан перетрясли, но нашли, откуда пахнет!
Таксисту я ответил так:
– Прости, брат, но я пока не материально ответственный!
Конечно, я не собирался «тянуть» червонец за продажу наркотиков, нет, что я, дурак, что ли? И никогда бы я не стал этим поганым делом заниматься. За все время службы я только и сделал, что назначил десять таблеток кодеина. Но чтоб я деньги взял – никогда. А получилось, как: ко мне подошел Грек, был такой матрос. Вернее, не матрос, а как бы матрос. Грек был из группы ребят, которые после окончания мореходки отрабатывали несколько лет в части, и только тогда им выдавали военный билет. Ну и служба у этих мореходчиков, нужно отметить. И не военные, и не гражданские. Ползают по территории, как неприкаянные, приказать им никто не может, шляются, в чем хотят, пьют как сапожники. А Грек, оказывается, и наркотиками еще баловался.
В общем, как-то Грек подходит ко мне и напрямик:
– Не могу, доктор, ломка!
Я, молча в кабинет, Грек за мной. Достал десять таблеток кодеина и молча выложил их перед Греком. Потом вытащил журнал для списывания препаратов группы «А» и пишу его имя, фамилию и т. п… а в конце диагноз: «Не купирующийся обычными средствами приступ кашля».
– Понял? – говорю Греку.
Тот внимательно читает диагноз и кивает головой. Я еще:
– И это было в первый и последний раз! Больше не подходи.
Что нужно отметить, не подходил больше Грек, видел я, что мучился, рожа была такая, что хоть в реанимацию помещай, но как-то спасался.
Вообще-то частенько подходили местные и просили продать что-нибудь из наркотиков, один даже предлагал по рублю за каждую таблетку эуноктина.
А то был случай. У одного знакомого старпома корабля оказался портфель, битком, набитый наркотиками. Корабль, видимо, только что укомплектовали личным составом, и доктора не было или еще какая причина, но наркотики оказались бесхозными. Вот старпом встречает меня и заговорщически начинает шептать:
– Не поможешь наркоту толкнуть? Все поделим пополам!
– Помогу, – отвечаю я, а сам думаю: – «Зачем связываюсь?».
В общем, нашел я брата Гундосого. Я сразу заприметил, что братишка Гундосого из породы «ширяющихся». Спиртного в рот не берет, глаза шальные, а сам иссох весь, что смотреть без слез нельзя, будто на каникулы в Майданек образца второй мировой войны ездил. В общем, говорю братишке Гундосого:
– Оптом купишь?
Только эти два слова и сказал, а он:
– Конечно!
И тут я сдрейфил, уж больно резко он согласился.
– Да я пошутил! – говорю ему, и постарался рассмеяться.
Так этот чертов братишка Гундосого отлавливал меня в течение месяца и все приставал, мол, кончай дурить, продавай. И еще заподозрил, что мне просто предложил какой-нибудь идиот больше, чем предлагал он. Дубина! Чтоб я с таким проходимцем связался, от которого потом можно ожидать всего, что угодно?! Чтоб настала жизнь, как в детективных романах, с шантажом и ажиотажем!
Я встретил этого ублюдка старпома и сказал:
– Знаешь, друг, ничего не выходит! Покупатель есть, но мне на хвост особисты сели, так что хочешь, с покупателем сведу, сам отдувайся.
Это надо было видеть, как старпом побледнел. Хоть одно приятное воспоминание об этой истории осталось. Как побледнел мерзавец.
3
Что меня
