Любимчик Эпохи. Комплект из 2 книг - Катя Качур
– Ну, «Каму» ты точно не заслужил, – произнес вслух Родион. – Да и вообще, остался в своем репертуаре – умирающей неженкой, над которой все порхают и ахают.
Илюша спал около двух суток. Когда он открыл глаза, увидел лицо мамы. Она выглядела так, будто была свидетелем пришествия Антихриста. Щеки обвисли, посерели, губы и брови запечатались в гримасе ужаса, волосы из темно-русых стали пепельными. Мама мученически улыбнулась и поцеловала Илюшу в лоб.
– Ласточка моя…
Илюша обвил ее шею руками. Он открыл рот, чтобы сказать, как ее любит, но на подходе к горлу образовалась вязкая пластилиновая масса. Он попытался протолкнуть сквозь нее слово, но оно застряло в этом месиве, как оса в банке густеющей краски. Илюша напряг голосовые связки, лицо его стало багровым. Мама испуганно начала гладить сына по волосам.
– Просто скажи «ма-ма», – прошептала она, – мааа-мааа.
– Ыыыыыаааааа…
Илюше показалось, что, подобно застывшей зубной пасте на кончике тюбика, слово вот-вот выдавится на язык.
– Ыыыыыыааааа, – он покрылся каплями пота от усердия, но паста засохла, треснула и никуда не двигалась.
Софья Михайловна, размазывая по землистому лицу слезы, воздела глаза к больничному потолку:
– Только не это, Господи, только не это!
Илюша молчал около месяца. С ним работали логопеды, ему делали массаж, купали в серных и соляных ваннах. «Нужно изгнать из мальчика стресс, – говорил Софье Михайловне врач-психолог, – пока он не расскажет, что с ним случилось, прогресса не будет».
Психолог дважды в неделю сажал Илюшу в кресло напротив себя и мягко задавал вопросы.
– Илюшенька, Эпоха держала тебя в туалете?
Илюша кивал.
– Она тебя кормила?
Илюша молчал.
– Она предлагала тебе еду?
Илюша кивал.
– Она издевалась над тобой?
Илюша молчал.
– Она тебя о чем-то просила?
Илюша кивал.
– Она дотрагивалась до тебя?
Илюша молчал.
– Она чего-то хотела?
Илюша сжимал зубы и краснел. Результата от сеансов не было.
После того как Эпоху затолкали в милицейскую машину, пошли слухи, что она больше не вернется домой. Медицинская экспертиза подтвердила ее крайнюю неадекватность, и бабку отвезли в главную городскую психушку. По заверению участкового Витали, ее посадили на самые жесткие транквилизаторы и приковали к кровати. А значит, говорил он, бояться нечего. Квартира Эпохи была заколочена и опломбирована. Но Илюша еще долго опасался выходить на улицу один. В школу его сопровождали то мама, то папа. Учителя Илью не трогали, на уроках не вызывали к доске, лишь проверяли тетради и автоматом ставили оценки в журнал. С занятий до дома он возвращался в компании старшего брата. Шли они обычно в гробовом молчании, Родька ни о чем Илюшу не спрашивал, а тот даже и не пытался вступить в контакт. Как-то дойдя до входной двери квартиры, оба отпрянули: на коврике перед порогом лежала булочка с изюмом. Такая же, какой пыталась угостить Илью Эпоха.
– Она вернулась, – шепнул Родион на ухо младшему брату.
Илюша заметался, умоляя взглядом Родьку быстрее открыть квартиру. Тот начал рыться в портфеле, вывернул его наизнанку и вывалил содержимое на грязный пол подъезда.
– Блин, ключи потерял. Наверное, в школе оставил. У тебя нет запасных?
Илюша отчаянно замотал головой и схватил брата за руку.
– Да не ссы. Я сейчас сгоняю и вернусь быстро. Подожди тут.
Он побежал вниз по лестнице и хлопнул тяжелой дверью на первом этаже. Илюша со злостью пнул булку ногой, сел на щетинистый коврик и закрыл голову руками.
– Шалушик! – послышался откуда-то сверху хриплый полушепот. – Ша-лууу-шик, я за тобой пришла!
Илюша затряс головой и указательными пальцами попытался заткнуть уши.
– Я прииии-шлааа, я ряаааа-дом, я зде-ээсь, – звук шагов с верхнего этажа становился громче и отчетливее.
Илюша вскочил и кинулся вниз по лестнице. Он долетел до двери подъезда и толкнул ее плечом. Дверь не открывалась. Шаркающие шаги сверху приближались. Илья натужился что есть силы, но замок был явно заперт снаружи.
– Ша-лууу-шик ни-ку-даа не у-бе-жиитт, Ша-луу-шик нав-сег-да со мной!
Илюша вцепился в ручку, покрылся бордовыми пятнами и липкими каплями пота, пластилиновое месиво заполнило его желудок, поднялось выше и стало рвать трахею, он начал задыхаться и терять сознание. Под железный стук и странный звон сверху на него выскочило несколько фигур в драных балахонах. Какая-то огненная волна торкнула его изнутри, пластилин расплавился, и, харкнув кипящей мокротой, Илюша конвульсивно заорал:
– Па-па-ма-гии-ите-ееее!
Дверь распахнулась, и Илюша вывалился вместе с ней на руки Родиону. Тот подхватил его и, давясь хохотом, закричал:
– Ну вот! Значит, можешь говорить!
Внутри подъезда гоготали Родькины друзья. На них болтались старые мешки из-под картошки, длинными палками они елозили взад-вперед по железным балясинам перил. Илюша, трясясь от ненависти, вцепился Родиону в лицо и начал рвать его обкусанными ногтями. Сзади подлетели «ряженые», повалив Илью на пол. Заваруха продолжалась недолго – в подъезд выскочили соседи и расцепили школяров.
Вечером за ужином семья сидела в полном сборе. Расцарапанный от подбородка до ушей Родион возбужденно рассказывал, как все было.
– Да он из вредности молчал, гадина! Слышали бы вы, как он орал, когда испугался!
– Ты мог бы довести его до сердечного приступа! – горячился отец.
– Да я его вылечил! Пусть спасибо скажет!
– П-передай х-хлеб-ба, п-пожалуйста, – тихо обратился Илюша к маме.
Она обняла его и прижалась губами ко лбу, подняв светлые шелковые волосы.
– Ну да, расцелуйте своего Илюшеньку, – пробубнил Родион с набитым ртом, – меня-то никто не пожалеет, рожу зеленкой не намажет. И так все зарастет, Родька же – не человек, собака!
– Тише, мальчики, – резюмировал отец, – вы, Гринвичи, одной крови и должны держаться вместе.
Братья исподлобья метнули друг в друга раскаленные взгляды и, поджав губы в гримасе отвращения, разошлись по разным углам квартиры. Родион пошел в общую детскую – две параллельные кровати, две тумбочки, две импровизированные парты для занятий – и начал глобальную перестановку. С яростью сбросив все учебники на пол, он перевернул оба стола на ребро и разделил ими пространство комнаты надвое. Металлические ножки столов, торчащие в разные стороны как противотанковые ежи, превратили братскую обитель в место напряженной обороны. Илюша на это время закрылся в уборной. Сидя на унитазе, он рассматривал нехитрую тараканью ловушку: отец ставил банку с сахарной водой, обмазанную
