Магазинчик бесценных вещей - Лоренца Джентиле
Отец заявил, что пойдет добывать деньги и возьмет с собой Андреа. Если мать не захотела ему верить, то еще оставалась надежда, что это сделает кто-нибудь из его старых знакомых. В будущем уверенности нет, нужно быть готовыми ко всему – хоть кто-то же должен это понимать. Прежде чем выйти за ним из квартиры, мой брат остановился и сокрушенно на меня посмотрел: было ясно как день, что он предпочел бы остаться со мной и с бабушкой. Я подала ему наш тайный знак – скрестила средний и указательный пальцы. Это означало, что все будет хорошо, не надо унывать, он не один. Он кивнул мне с подавленным видом и пошел за отцом.
– Помнишь, что я пообещала тебе вчера вечером? – заговорщически спросила бабушка, как только мы оказались одни.
– Бабушка, тебе так идет это платье, – вздохнула я, все еще переживая за Андреа.
Бабушка улыбнулась, как бы кокетничая, и меня это привело в недоумение: меня учили, что наша жизнь может в любой момент оборваться, так что не имеет значения, какую одежду мы носим, главное – чтобы в ней было удобно работать и, в случае чего, бежать. А для бабушки, которой оставалось жить всего ничего, это имело значение, да еще какое. Мой комплимент оказался ей очень приятен.
– Пойдем, малышка, – произнесла она, открывая дверь. – Поведу тебя в одно в волшебное место.
Выбирая длинный путь, бабушка впервые показала мне район. Небольшая площадь с высаженными деревьями и расставленными скамейками, на которых сидели подростки, предпочитавшие школе поцелуи (меня это слегка ошарашило), бар, выходящий на эту площадь, на месте которого сейчас располагается «Ничто», и столики, занятые его завсегдатаями. Мы шли вдоль стен, разрисованных из баллончиков: любовные послания, гневные слова, иногда просто кривые линии. Бабушка объяснила мне, что такие надписи называются граффити (от этого слова у меня побежали мурашки, будто оно несло в себе опасность, но в целом оно мне понравилось).
Мы прошли мимо булочной с выставленными на витрине тортами, покрытыми глазурью пастельных тонов, мимо бюро путешествий, из которого можно было улететь хоть в Мексику, мимо парфюмерного магазина со множеством сверкающих флакончиков и бархатных ободочков для волос, которые мне хотелось примерить, мимо прачечной, заполненной облаком пара.
Бабушка то и дело кивала продавцам за прилавками в знак приветствия или задерживалась поболтать с людьми, которых мы встречали по дороге.
Она объясняла всем, что я Гея, ее внучка, что я приехала погостить на пару дней, и гордо прижимала меня к себе. Люди с любопытством на меня смотрели, улыбались и иногда спрашивали, где я живу, сколько мне лет и почему на мне штаны, запачканные моторным маслом.
Добрели мы и до лабораторий, в которых работало полрайона и которые теперь закрывались, чтобы переехать в другое место, туда, где дешевле аренда. Пройдя по мостику на другой берег Навильо, мы дошагали до церкви, сошедшей, казалось, прямиком со старой открытки – из тех, которые мама использовала вместо закладок. А потом мы вернулись к дому, свернули в переулок и остановились сразу за табачной лавкой на углу, перед магазинчиком с выкрашенными в красный цвет оконными рамами и красивой вывеской.
– Представляю тебе «Новый мир», – произнесла бабушка.
Хоть и звался этот магазинчик «Новым миром», он был битком набит старыми вещами. На столике-витрине балансировали друг на друге раскрашенные металлические коробочки, рядом лежали нарды и красовалась книга в кожаном переплете зеленого цвета лесного оттенка. Там же были выставлены деревянный медведь, несколько разноцветных вееров, две игральные кости, выточенные из рога, кимоно, цветные картинные рамы… Это был своего рода волшебный чердак, шкатулка с сокровищами, параллельный мир… Бабушка поняла меня еще лучше, чем я думала!
За открытой дверью магазина оживленно разговаривали три женщины. Самая пожилая – белая кожа, веснушки, длинные густые седые волосы, заплетенные в косу, – сразу нас заметила и, к моему огромному удивлению, вся сияя, бросилась к нам. Для меня было в новинку, чтобы люди так искренне радовались встрече друг с другом.
– Анна, my dear![10] – воскликнула она, увидев бабушку. – Здравствуй!
На ней было надето что-то вроде накидки арбузного цвета, бежевые штаны и кроссовки. На каждом пальце сверкало по два-три кольца, очень броских: одно в форме вишни, еще одно в форме цветка… Я никогда не видела столько необычных колец.
У мамы было несколько штук, но они были тоненькие, с малюсенькими камушками, она хранила их в сейфе и никогда не надевала. Зачем было их носить, если единственные люди, с которыми она виделась за целый день, – это ее дети и муж?
Как-то раз я случайно ее напугала, зайдя к ней в спальню без стука: она стояла в полумраке, с прикрытыми ставнями, распустив волосы и сосредоточенно разглядывая кольца, будто видела в них упущенную возможность. Когда она меня заметила, то поспешно сжала кулак, спрятав кольца от моих глаз, и прошептала, что это просто дурацкие побрякушки, она счастлива и так. Она сказала это тоном то ли рассерженным, то ли печальным – до конца разгадать было невозможно. Мама держала свое сердце на замке и не открывала его никогда и никому. Даже мне.
– А кто это у нас тут такой большой? – спросила женщина с косой, остановившись на пороге рядом с нами.
Как нужно представляться, я знала из фильмов, а еще из наставлений мамы: «Посмотри человеку прямо в глаза, уверенно пожми ему руку и произнеси свое имя громко, четко и с улыбкой». Слишком много информации, особенно для того, кому еще ни разу не выпадала возможность потренироваться. Результат оказался хуже некуда: я не смогла ни поднять глаз, ни выдавить из себя ни звука. Получилось только съежиться и уставиться под ноги.
– Это Гея, моя внучка, – ответила бабушка, легонько подталкивая меня вперед.
– А я Дороти, – представилась женщина, наклонившись, чтобы посмотреть мне в глаза. Коса лежала у нее на плече, будто белая голубка.
Дороти – как героиня моей любимой книги! Дороти, которую ураган унес в волшебную страну Оз[11]. Вокруг Крепости простирались не степи Канзаса, а необъятный лес, на случай опасности у нас имелась не яма в полу, а прекрасное убежище, но я все равно чувствовала себя самой настоящей Дороти и жила в ожидании урагана, который унесет меня далеко от дома и выбросит в реальный мир, перевернув всю мою жизнь. Кажется, подумала я, глядя на магазин, этот ураган пришел. Стоявшую передо мной женщину звали Дороти, и это мог быть только знак свыше. Я инстинктивно обернулась, чтобы встретиться взглядом с братом, – он бы понял меня без слов, он бы… Но брата не было. Через этот опыт я проходила одна, в первый раз в жизни.
Дороти продолжала на меня смотреть. У нее были ясные васильково-голубые глаза, но в них, как в ручье, в котором мы с папой рыбачили, будто рыбы, плавали тени. Мне бы хотелось стать в старости такой же, подумала я тогда, сияющей и загадочной одновременно. И косу такую же длинную тоже хотелось бы – в эту косу, казалось, вплетена вся ее жизнь.
– Проходите, – наконец сказала она. – Милости прошу в мой мир – в «Новый мир», который может стать миром любого, кто пожелает.
Когда мы вошли, две другие женщины все еще разговаривали друг с другом. Та, что помоложе, в очках, стояла, прислонившись к роялю, и держала связку газет. Другая, элегантная, несмотря на легкую небрежность в одежде, сидела в кресле. Они были похожи друг на друга, так что я решила, что они мать и дочь.
– Это Гея, – объявила Дороти, сделав театральный жест.
Ноги у меня подкосились, как две тростинки на ветру. Судя по тому, как непринужденно бабушка поздоровалась с этими женщинами, она знала и их. Или в городе все так здороваются?
– Здравствуй, Гея! – произнесли они хором.
– Мы похожи на клуб анонимных алкоголиков, – заметила элегантная старушка.
Все рассмеялись.
– К алкоголю у тебя действительно есть
