Нереальность - Анна Платонова
Он выехал со двора. Дочь не отставала.
– Пап, ну я гулять с ним буду сама. Кормить. Хаски, они, знаешь, какие умные! Ну, если напакостит, я сама за ним уберу.
– Ты уже убирала, – вмешалась жена. – Помнишь, что было, когда мы завели кота? В итоге помнишь, что с ним стало? Пришлось искать, кому отдать несчастное животное.
– Кота я не просила! – парировала дочь.
– А тут чем отличается? Собака чем от кота отличается, Тань? Меньше ухаживать? Наоборот, больше.
– Ну, па-ап!
– Никаких собак в доме! – отрезал Андрей. – Поедешь к бабушке, возьмёшь Полкана на поводок и гуляй с ним, сколько влезет. Но домой собаку – куда?! – на голову если только. – Андрей взглянул в зеркало заднего вида и поймал Танькин взгляд. – Никакой собаки! – Танька насупилась, пару раз открыла рот, не желая сдаваться. – Никаких собак! Я всё сказал! – отрезал Андрей.
– А я… – начала дочка, но её голос уже дрожал. – Я больше с тобой не разговариваю!
Она откинулась на сиденье, натянула на голову наушники и отвернулась к окну.
– Ну вот, – проворчала жена. – Ну Андрюш…
– Что «Андрюш»? Собака – это ответственность. Ты сама говорила. Кота тебе пришлось потом пристраивать. С собакой тоже так будет? Погуляет с друзьями, похвастается – и в хорошие руки? Да и место собаке надо. Уж точно не в квартире её держать.
– Как скажешь, – отозвалась жена.
Андрей повернулся. Жена что-то строчила в телефоне, а на её лице блуждала отвлечённая полуулыбка. Андрей вернул внимание на дорогу, включил поворотник и перестроился в левый ряд. Машин становилось больше, пробки им не избежать.
Как Андрей и предполагал, через пару минут они оказались в пробке. И чем ближе был Большой Каменный мост, тем плотнее становился поток машин. Где-то чуть позади раздалась сирена. Андрей скосил взгляд в боковое зеркало: по соседнему ряду двигалась жёлтая машина скорой помощи – реанимация.
«Да-а, друг, – отвлечённо подумал Андрей, – что ж тебя на мост-то понесло?»
Он взглянул вправо – занято, отъезжать некуда, слишком плотный поток. Машина Андрея и так двигалась где-то в густом межрядье. Полос на трёхполосной дороге было шесть из возможных трёх – это Москва.
Сирена завыла ближе. Андрей снова взглянул назад. Машина скорой пробиралась между рядами, как это делал он. Как это делали все в этой пробке.
Впереди раздался громкий, пронзительный сигнал клаксона. Что-то негромко стукнуло. Взвигнули покрышки по сырой дороге. Несколько машин в пробке просигналили.
– Всё. Приехали, – сказала жена. Она оторвала взгляд от экрана телефона. – Авария.
Андрей почему-то взглянул назад, на машину скорой. Та почти добралась до них. Сирена выла, проблесковые маячки на крыше мигали, требовали, предупреждали – а всё без толку. Проехать было никак нельзя. Мост встал.
– Пап, – раздался сзади голос Тани. – Скорой же нужно уступить дорогу.
– Нужно. А куда? – спросил Андрей раздражённо. – Я бы предложил в речку, но я и до тротуара не доберусь. Пробка, Тань.
– Это не скорая, – тихо сказала дочь и явно прочла с яркого жёлтого борта: – Реанимация новорождённых.
Андрей промолчал. Он положил обе руки на руль и ждал. Внезапно что-то неуловимо изменилось. С неба начал крапать снег. Хотя, как «снег», непонятная смесь мокрых снежинок и полузамороженных капель. Серый день стал ещё тоскливее.
– Пап, – позвала его дочь.
И Андрей вдруг понял, что изменилось: умолкла сирена скорой, над мостом разлилась тишина… Он обернулся. Проблесковые маячки всё ещё мерцали над машиной с большой красной надписью «реанимация новорождённых». Боковая дверь машины отъехала в сторону, выпуская на улицу клуб тёплого воздуха и врача. Она была в зимних сапогах и в тёмно-синем пуховике, наброшенном поверх белого халата. Врач вышла, устало стянула с лица маску и посмотрела вверх. Снежинки жалили лицо, мокрые ледяные капли стекали по щекам. Её кто-то позвал, она обернулась, ответила – Андрей не расслышал слов – закрыла боковую дверь и села в кабину рядом с водителем.
Андрей успел увидеть внутри салона юную девушку-медика. Андрею бросилось в глаза её поникшие плечи и руки, безвольно лежащие на коленях. Всё.
– Пап, – снова раздалось с заднего сиденья.
– М?
– Почему они выключили сирену? Они же торопятся. Они же скорая!
Андрей почувствовал на своём плече руку дочери. Что он ей скажет? Правду.
– Им больше не нужно торопиться.
– С ним всё в порядке? – спросила дочь.
– Нет, – ответил Андрей, мысленно кляня себя за эту дурацкую взрослую честность. – С ним всё не в порядке.
– Но почему… тогда…
И она поняла.
Андрей взглянул в зеркало. Таня смотрела в окно, вцепившись тонкими продрогшими пальцами в дверцу машины, как будто это была её единственная опора в этот момент. По стёклам текли капли, тенями скользя по лицу дочери.
– Пап, – шепнула Таня. – Ну как же… Но может…
– В жизни нет места чуду, – сказал он и сам удивился. Откуда это?
Андрей напряг память и вспомнил: «В жизни нет места чуду!» – частенько говорила его мать, а он и забыл. Помнил эту фразу всю жизнь. Помнил, но сам никогда ещё не говорил. А теперь сказал. Дочери. В этот самый момент.
Андрей взглянул назад. Дочь всё так же смотрела в окно. Её глаза блестели от подступающих слёз. Андрей взглянул на жену: она всё ещё была увлечена перепиской в своём любимом Instagram. Хотя нет… Андрей заметил, как она вздрогнула от его взгляда и ниже склонилась к спасительному экрану. Да, конечно, ему не нужно объяснять, что только что произошло. Instagram не знает слова смерть. Ему наплевать на слёзы ребёнка. На смерть ребёнка.
Андрей приоткрыл окно, достал сигарету и закурил. Жена недовольно заворочалась на своём месте, но промолчала. Что она ему сейчас скажет?
«А что ты сам сказал Тане? Что ты ей сказал только что?!» – спрашивал у него внутренний голос.
– Тань, – позвал он. – Так бывает. Это жизнь. – И снова повторил эту взрослую, разрушающую саму надежду на чудо фразу: – В жизни нет места чуду.
– Пап, – позвала Таня.
Её голос был тихим, но собранным. Строгим, взрослым каким-то. Андрей внутренне напрягся. Таким голосом не говорят дети.
– Да, Тань, – откликнулся он.
– Скоро ведь Новый Год! – Андрей молчал. Он пока не понимал, к чему клонит дочка. – Если я попрошу у Деда Мороза, он всё исправит?
– Нет, Тань! – резко ответил Андрей. – Он ничего уже не исправит.
И ему вдруг вспомнились все его отказы: «никаких допоздна!», «никакого бокса!», «никаких татуировок!», «никаких собак!». Может, хоть что-то ещё
