Василий Царегородцев - Несимметричное пальто (фрагменты)
Они спустились в метро, на поверхности земли было холодно, встали у газетного киоска.
- Что странно, - повторил Стас, - много ведь лет жил, чтобы узнать как можно больше, с верой жил. Христос, Будда - мои кумиры. И узнал, что больше узнать невозможно. "Я знаю, что ничего не знаю", - говорил Сократ. Вот и я попал в подобную ситуацию. Раньше я знал, что надо жить достойно, а как только засомневался в необходимости нравственных правил, то задал вопрос: "А зачем? Почему не изменить жене, если это приятно? Не смертельный номер. Почему не ударить человека, если он противен тебе, а тем более если он оскорбил тебя, да еще при даме. Чем зло хуже, чем добро, если и без него невозможна жизнь?". Ну, я, например, не смогу избить человека, потому что у меня душа не лежит к сильным поступкам. Но почему мы должны избегать зла, если добро и зло равноправно участвуют в созидании жизни? Я понял, что только по эстетическим соображениям. Когда душа не принимает. Просто человечество живет по разные стороны баррикад. Одни в армии добра, другие в армии зла. Воюют. Энергия этой войны поддерживает жизнь. А перед богом мы все равны, все наивные дети. Вот когда мне объяснят, чем Петр лучше Иуды, тогда я, может быть, задумаюсь: почему все же добро? Петр трижды предал Христа, а Иуда один раз, и как он за это расплатился!
- Хорошо, - ошарашенно сказал Веселок, - над Иудой и Петром стоит подумать. Но в бабники-то ты тоже от отчаяния подался.
Стас грустно (кстати, как заметил Веселок, грусть - основной мотив поведения друга) и неожиданно дерзко посмотрел на Веселка:
- Помнишь, мы как-то с тобой выходили из Пушкинского, а навстречу нам поднималась девушка.
- Помню, - улыбнулся Веселок. - Я еще подумал тогда, зачем ей идти на шедевры, когда она является шедевром?
- Вот с нее все и началось, - тоже улыбнулся Стас от приятного воспоминания. - Я же мальчик тогда был и не страдал от этого. А ее совершенство вдруг зажгло. Как ты знаешь, после этой встречи я поспешил жениться. Женился, стал мужчиной, познакомился с плотской стороной жизни. Думал, что познакомился. Жена не разожгла меня, вяло жизнь протекала. И вдруг вот эта мартышка с поезда, с которой ты утром вышел из вагона, показала, как мощны и сладки интимные отношения. Я с ума, старик, схожу, это новая жизнь. Я теперь смотрю ее фильмы, слушаю ее пластинки, смеюсь над ее шутками. Раньше я видел в этом пошлость, а сейчас - сильную жизнь, полную страсти, новизны. Вчера ей записывал шедевр современной эстрады на кассете с Моцартом. Моцарт теперь мертвый для меня. Так вот, до свидания.
И он ушел в свою новую телесную жизнь, которая кажется ему настоящей. Вс его нынешняя радость в том, что, ему кажется, он наконец-то пристал к чему-то определенному, истинному. То есть впал в яркую иллюзию, но еще не разглядел, что это иллюзия.
дикий костеР
Выйдя из метро, Веселок пошел через скупую незначительную площадь в сторону крупно освещенной улицы. Ветер дул в спину.
"Живем, мучаем себя, - подумал он, - делим мир на добро и зло, на врагов и своих, и не понимаем, что это безнадежно. Мир целен, как резиновый мячик с красной и синей половинками. Отдели их друг от друга, с шумом выйдет воздух, жизни не будет. Но мы все же пытаемся отделить, ликвидацию зла делаем целью жизни. Правильные ли у нас цели? Куда же приведет нас в конце концов эта безумная нравственная битва?"
Веселок обогнул афишную тумбу и оказался на широкой, хорошо освещенной улице. Но как ни старались гореть фонари, улица была вялой, безжизненной, ни одного прохожего, кроме Веселка. А он вдруг среди фонарей разглядел настоящую луну. Узнал и подумал, что сейчас кто-то из его провинции тоже смотрит на лунный диск. Там не спутают луну с неоновыми фонарями, там скромные лампы, скромный свет.
Прощай, моя мила провинция. Если твои люди и нехорошо относились ко мне, что с них взять: люди есть люди! Но прекрасны твои чистые леса, да и люди еще достаточно наивны, чтобы разделять человека на тело и душу, они еще не думают о двойственности, не встали на тропу войны.
Безлюдность улицы начала пугать Веселка. Ни машин, ни людей, ни собак, ни музыки из окна жилого дома. Хотя, Веселок был уверен в этом, в квартирах не бездействовали. Там пили вино, смотрели телевизор, бранились, жили. Но все надежно укрылись от проницательного взгляда Веселка.
Да нет. Неправда! Нет причин, Веселку, наоборот, поверяют свои тайны, даже интимные. Так почему же улица пуста теперь?
Безлюдье наступает перед началом какого-нибудь людного события. Уж не явится ли конец света, событие, уже давно обещавшее посетить человечество в самую знойную точку его существования.
"После конца света бывает начало света, когда оживают мертвые и снова начинают свое горькое существование. Кем приду снова в этот мир? - смиренно подумал Веселок. - Не человеком, только не человеком. Сначала лучше бы деревом, чтобы отдохнуть от проклятой двойственности, яблока раздора дл этого мира".
Вдруг улица почернела от выбегающих из подъездов людей. Захлопали двери, заскрипели пружины, послышались взволнованные крики людей. Все бежали в сторону высветившейся церквушки. Перед нею, как помнил Веселок, была небольшая уютная площадь.
"Куда же бежит народ?" - удивился Веселок. Вскоре все открылось. Мужчина, обогнавший Веселка, поскользнулся и упал. Шлепнулся так, что шуба нараспашку. Ветер подхватил и прижал к стене выпавшую из рук газету.
Веселок осторожно обошел пострадвшего, может, уже мертвого, но одним больше, одним меньше - толпа не плачет по отдельным личностям. Но Веселок-то вынужден: он нездешний, он не принадлежит толпе. Он так осторожно обошел мертвеца, что не наступил не только на назойливо распахнувшуюся шубу, но и на еще более назойливую тень от нее.
На аптечном крылечке, освещенном красной лампочкой, Веселок развернулгазету, прочитал заголовок и грустно улыбнулся. Его догадка подтвердилась: люди бежали казнить еврея.
Измучившись жизнью, запутавшись в истинах, оставшись без хлеба, люди нашли виноватого.
Заголовки газеты пестрели: Кто виноват? Кто виноват? И категоричные ответы: Евреи! Евреи! Евреи!
Мы живем впроголодь, наши дети болеют от радиации. Кто-то виноват в этом, кто-то должен ответить за это? Евреи виноваты в этом, евреи должны ответить за это!
Веселок посмотрел на бегущий народ. Сколько их, судей, каждый мечтает принять участие в спектакле под названием "Голгофа", сыграть главные роли - роли палачей.
Невеселым холодком повеяло на сердце. Сегодня убьют одного, завтра другого, послезавтра третьего по выбору полоумной фантазии привыкшего убивать народа.
С тихим презрением глядел он на бегущих. Привычная картина истории: ату его, ату! "Берегись толпы", - говорил великий стоик.
Какое-то легкое человеческое создание ударилось в спину Веселка. Он посторонился, уступив бегущей дорогу. Она, не останавливаясь, поблагодарила его ледовым пожатием руки. "Боже мой! - ахнул Веселок. Ноги у женщины были босые. - Она же простынет". Из самых лучших отцовских побуждений он рванулся за ней, чтобы поделиться обувью, но она уже затерялась в толпе.
Наконец невольный, а точнее, подневольный бег Веселка оборвался. Он уткнулся в хмурые, тесно прижатые, пригнанные спины. Веселку захотелось в первые ряды, он начал протискиваться. И к своему удивлению, как будто ему покровительствовала судьба, он легко прошел сквозь плотную толпу.
Но, попав в первый ряд, Веселок так растерялся, что тут же хотел было повернуть назад, одннако кольцо людей плотно сжалось.
"Каким же ветром меня сюда занесло!" - с отчаянием подумал Веселок. Это он из-за сострадания к босой женщине оказался в антисемитских кругах. Хотел согреть ее ноги, а если бы повезло, то и все ее хрупкое тельце. Не туда он попал, нет ему места в политически настроенной толпе. И он сделал вторую попытку выйти из игры.
Увы! Чья-то сильная рука схватила его за ворот:
- Стой на месте, пархатый!
- Я не еврей! - запротестовал Веселок и подумал, что чем-то он уже заслужил тяжкую немилость у толпы.
В центре площади был очерчен белый круг, за который нельзя, а Веселок, видимо, заступил, но не называть же за это пархатым. Что-то тут вообще неладно. Надо все же тикать. На площади настраивалась весьма серьезная ситуация. Появился юродивый в лаптях, с мешком за плечами. Мешок он снял, поставил на асфальт и начал раздавать камни, которые были в мешке.
Веселок отстранился от его руки, чтобы избежать камня, и опять услышал окрик:
- Не дергайся, пархатый!
- Ты слепой, что ли? - сдержанно разозлился Веселок.
- Ты смотри, - услышал он удивленный возглас, - и правда морда рязанская.
"Так-то лучше," - удовлетворенно подумал Веселок, но не взять вторично булыжник из рук юродивого побоялся. Придурковатый старик, подавая камень, строго посмотрел на Веселка.
"В кого бросать?" - со страхом подумал Веселок. В это время на середину площади заехал грузовик, груженый дровами. Как только машина остановилась, в кузов тут же залезли чубатые парни в красных шерстяных рубахах и узких сапожках. Веселок подумал было, что они начнут петь и танцевать, но они принялись сбрасывать березовые полень на мостовую.
