Н Бомж - Мой Кент
Небольших усилий ему стоило и заказать технику для уборки мусора и расчистки участка.
Мне очень жаль, что я не видел выражения лиц Толика и Гальки, когда директор отвез их на своей персональной машине к их новым владениям и здесь, на месте, вручил им соответствующие документы.
У Гальки и так глаза всегда были на мокром месте, а Толик так был потрясен, что не захотел уезжать обратно. Директор на стал настаивать и уехал, а Толик с Галькой неизвестно сколько просидели на хорошо вычищенном и уже отмеченном колышками участке, неизвестно о чем разговаривая. Можно предположить, что именно в тот момент у них родилась идея кроме своих будущих детей взять одного детдомовского. Или двух.
Толику нужно будет рассказать все. Вранье он сразу почувствует. Но если рассказать честно, он обязательно поможет.
Толик настоящий друг.
В десять утра я сидел в сквере у Даниловского рынка. Это скорее длинная аллея, тянувшаяся две трамвайные остановки, обнесенная чугунной оградой, маленький оазис в раскаленных июньским зноем каменных джунглях.
Здесь царила ленивая умиротворенность позднего утра. Редкие прохожие, пенсионеры, читающие газеты в тени раскидистых лип, бабушки или молодые мамы с колясками и я, одиноко сидящий на садовой лавке.
Он появился в том же костюме и шляпе тироль, очевидно июньская жара не имела для него никакого значения.
На этот раз он имел крайне озабоченный вид делового человека, время которого ограничено и, что еще более важно, чрезвычайно дорого.
Он кивком поздоровался, сел рядом со мной на скамейку, поставил на нее свой портфель, и старательно подтянул брюки.
- Значит такое дело, - начал он монотонным голосом, как хорошо заученный урок, - в определенный день и час во внутренний двор к одному из подъездов жилого дома подъезжает автомобиль. В нем водитель и пассажир (Я бы сильно удивился, если бы пассажир был, а водителя не было), который не выпускает из рук большой кейс. Пассажир с кейсом покидает автомобиль, направляется в подъезд и получает пулю в руку, держащую кейс. (Или в голову, уточняю я про себя).
Шофер выскакивает из машины, осматриваясь кто и откуда стреляет...
- Я должен захватить кейс и смыться, - перебил я его.
- Да, - он косо посмотрел на меня, видимо подумав, что я уж слишком шустрый малый, - здесь аванс пять тысяч, - он похлопал по портфелю, - а еще пятнадцать, когда отдашь кейс кому следует. Всего - двадцать. - Мне показалось, что он подавил вздох.
Помешкав, он щелкнул застежкой портфеля и достал небольшой сверток, перехваченный резинкой, положил его на сиденье лавки между нами и, не спуская с него глаз, закрыл портфель, поставил его справа от себя и потерял к нему всякий интерес.
- Ну теперь-то, я надеюсь, вы мне расскажете кого вы представляете?
Он заерзал и хмуро и опасливо покосившись на меня ответил:
- Не могу сказать ничего конкретного, я знаю столько же сколько и ты.
Мне стало ясно, что я ничего от него не добьюсь, но тем не менее мне хотелось вытянуть из него все, что можно.
- Ну вы постарайтесь все-таки поставить себя на мое место.
У вас крупные неприятности, избежать которых вам своими силами нет никакой возможности. Вы даже не знаете ни причину ни источник этих неприятностей. Подходите к своему дому и видите, что неприятности продолжаются в лице человека, который тоже ничего не знает, но что-то от вас хочет, что-то наверняка связанное с предыдущими неприятностям и, нагнетает обстановку.
И в то же время изо всех сил демонстрирует, что он в эти игры не играет.
- Если вы в эти игры не играете и ничего не знаете, то почему для этой миссии выбрали именно вас? Каким-то образом вы с ними все-таки связаны.
Он явно стремился как можно быстрее уйти отсюда и очень неохотно выдавил из себя:
- Они шантажировали меня...
- Чем? - Недолго думая спросил я.
Несмотря на очевидный страх передо мной, он заметно разозлился.
- Чем, чем!... У каждого человека есть в жизни что-нибудь такое, о чем он старается не вспоминать. У каждого.
Он вызывающе посмотрел на меня, словно я возмущенно отрицал это.
- Скажешь нет?
- Да нет, почему же, случается. Не со всеми, правда, но случается.
Кто-то же предлагает молоденьким мальчикам или девочкам поиграть в дочки-матери изощряясь в своей изобретательности для достижения известной цели. Не все же лезут напролом, не думая о возможный последствиях.
Он с отвращением плюнул в сторону, но меня это отнюдь не смутило.
- Все бывает. Приглашают гостей и тайком, в коридоре, обшаривают карманы их пальто, или крадут общие деньги, сваливая это на другого, поджигают дачи ненавистного соседа, пишут доносы на неугодных. Да мало ли что... Что они от вас потребовали?
- Сначала они взяли... Да нет, это не имеет к тебе никакого отношения...
- Имеет, - настойчиво перебил я его, - все имеет значение.
- Я работаю техником-смотрителем. Они потребовали ключ от шахты лифта и через два дня... - он запнулся, - лифт сломался. Ну, потом еще кое-какие мелочи...
- Какие? - Я был неумолим.
Он ненадолго замолк, снял шляпу и протер носовым платком бледную лысину, засмущавшуюся от моего нескромного взгляда.
- Видишь ли, в одном из домов, который я курирую, живет крупный начальник, большой человек, занимает самую просторную квартиру на шестом этаже. Серьезный товарищ. Он мне платит ежемесячно пятьдесят рублей за то, что я докладываю ему обо всем, что происходит в доме по моей части. Где и какие работы производятся, какой ремонт и кто конкретно этим занимается. Кто въезжает и кто выезжает. Дом большой, пятиподъездный, старой постройки и конечно случается, что кто-то получает квартиру в новом доме, а кто-то вселяется в освободившуюся. Обо всем я должен ему докладывать. Пятьдесят рублей к моей зарплате в девяносто - серьезное подспорье.
Он посмотрел на меня, словно вновь спрашивая: "скажешь нет?"
Я ничего не сказал.
- Так вот, ЭТИ почему-то знали обо всем и предупредили меня, что если я ему что-нибудь скажу о НИХ, они меня разложат на элементарные частицы. Как он вам выдавал эти пятьдесят рублей?
- Пересылал почтовым переводом.
- Вы ему докладывали по телефону?
Он кивнул.
- Дайте мне этот телефон.
Он с явной неохотой назвал телефон.
Я задумался. То, что он мне рассказал было и много и ничего.
Потом вдруг до меня дошло, что вся сумма составляет двадцать тысяч. Для меня эта сумма была настолько ошеломляющей, что я просто не мог в данный момент зафиксировать такую ситуацию: Я, Вадим Быстров, двадцати двух лет, холостой, сторож на стройке, имею двадцать, нет, даже без малого двадцать пять тысяч рублей. Так можно подумать о ком-то другом, постороннем, например вон о том мужике, который не спеша, лениво вылезает из новенькой Волги 24 модели, что остановилась напротив магазина "ЗОРЬКА".
- Что с Юрием Михайловичем? - Я звонил Берте сегодня утром, она удивленным голосом (Разве ты не знаешь?) сообщила, что Юрий Михайлович вчера вечером улетел в долгожданную командировку в Лондон, и она, Берта, вместе с Зиночкой провожала его в Шереметьеве. Она так рада, так рада за него, он так давно мечтал попасть в Англию.
Я заверил ее, что знал, и тоже собирался покрасоваться в Шереметьеве в толпе провожающих, но, к сожалению, не получилось и я тоже вместе с ней разделяю и т.д. и т.п.
- Так что с Юрием Михайловичем?
- Если ты согласишься, с ним все будет в порядке. Это все, что я знаю. - Он положил ногу на ногу и сосредоточенно уставился на носок своего знававшего лучшие времена ботинка.
Задерживать его больше не имело смысла.
- Ну что ж, Василий Андреевич, как мне ни жаль с вами расставаться, но увы...
- Кстати, молодой человек, - он почему-то перешел на "вы", - откуда вы узнали мое имя-отчество? Мы ведь с вами вчера встретились впервые.
- Из высших источников, - сказал я почти не прегрешив против истины.
Он посмотрел на меня своими глазками-буравчиками поджал губы, медленно поднялся, взял портфель и нечего больше не говоря пошел в сторону Донских бань, походкой человека, выполнившего тяжелую работу.
Теперь им займется Толик, и сегодня вечером или завтра утром я буду кое-что знать об этом человеке.
3
В пакете с деньгами оказалось еще и небольшое переговорное устройство величиной не больше пачки сигарет и инструкция к нему, отпечатанная на компьютерном принтере. Кроме сведений о том как им пользоваться, инструкция содержала указание, чтобы я не расставался с ним ни днем ни ночью.
Это могло означать только одно: отныне все мои разговоры контролируются, кроме основной функции прибор содержал в себе подслушивающее устройство.
Мой код на который я должен немедленно отзываться состоял из слова "Кент", а обратный адрес - "Марс".
Кент... Кентом меня звал в детском доме, уже кажется давным-давно, только один человек - Серега Илюхин, Серега Геббельс - прозванный так за непомерную вспыльчивость, жестокость и очень худое телосложение. Но, несмотря на худобу, он был очень силен и в драке с ним невозможно было справиться и троим. Еще он обладал уникальной способностью освобождать связанные веревкой руки, но как он ни старался обучить этому меня, я выпутывался только в двух попытках из пяти.
