Николай Лесков - Синодальный философ
— Я вас люблю.
В знак взаимной национальной любезности она ответила ему на это по-французски:
— Et moi aussi.[8]
Что касается до нее, то она на этот раз лгала.
В ее «угарной голове» сверкнула мысль предвосхитить карьеру Евгении Монтихо, графини де-Тэба… и если бы это ей удалось, то мир увидал бы на троне существо гораздо более причудливое, чем Мессалина.
Впервые опубликовано — газета «Новое время», 1883.
Примечания
1
В записках есть несколько страниц, занятых описанием холеры. Нового и неизвестного в них мало, а то, что есть, я отмечу здесь вкратце. «Бунт холерный» Исмайлов не хочет даже называть «бунтом», а считает недоразумением, которое приписывает грубости и невежеству полиции. Полиция «запирала дома» и тем наводила страх на людей, и без того уже перепуганных. Притом жильцам запертых домов нельзя было купить продуктов и им только кое-что «подавали в подворотни». Приезду государя Николая Павловича из Петергофа в столицу он приписывает большое успокоительное значение, «потому что народ его любил и верил ему», но при этом Исмайлов рассказывает одну такую сцену, которой мне ни у кого другого начитывать не случалось. Это у синодального секретаря буквально записано так: «На площади у Преображенского собора государю, утомленному и соскучившемуся, вздумалось упрекнуть собравшуюся толпу и пригрозить. Что ж? Толпа раздвинулась и многие надели шапки. Государь, заметив, что угрозою ничего не поделаешь, переменил тон, позвал народ в церковь помолиться, и все за ним пошли, пали в церкви на колени и молились со слезами, со слезами и проводили после государя, прося у него милости и защиты». «Народ не совсем виноват, — прибавляет Исмайлов, — ему ничего не объясняли, и все делалось как-то тайно» (прим. Лескова).
2
В высоко романтическом стиле (нем.).
3
До недавней сломки этого дома здесь помещался известный трактир Шухардина, служивший довольно долго местом литературных сходок. Его звали «литературный кабачок Пер Шухарда». Тут певал под гитару «Тереньку» Аполлон Григорьев, наигрывал на рояли «Нелюдимо наше море» Константин Вильбоа, плясал Ваничка Долгомостьев, кипятился Воскобойников, отрицался гордыни Громека, вдохновенно парил в высь Бенни, целовался Толбин, серьезничал Эдельсон, рисовал Иевлев и с неизменным постоянством всегда терял свою тверскую шапку Павел Якушкин. Бывали часто и многие другие, вспоминать которых теперь нельзя, потому что они обидятся. Не иначе, что все это было в тех самых апартаментах, где очаровательная смолянка «замарьяжила» государственного мужа на его и на свою погибель (прим. Лескова).
4
Прожигатели жизни, жуиры (от франц. viveur).
5
Во всяком случае (франц.).
6
От моих литературных собратий и от некоторых лиц из публики я получил много вопросов: действительно ли существуют на самом деле «записки синодального секретаря Исмайлова» и действительно ли из них почерпнута пересказанная мною история «смолянки». По этому поводу я считаю нужным сказать, что все до сих пор сказанное о «красавице» действительно взято из подлинных записок Исмайлова, которые сейчас лежат у меня на столе и могут быть предъявлены всякому, кто пожелает их видеть. А до приобретения их мною они хранились у киевского профессора Ф. А. Терновского, которому все их содержание близко известно. Часть их напечатана в духовном журнале «Странник». Потом они были передаваемы мною в редакцию «Исторического вестника» и «Наблюдателя», где они были отвергнуты, ибо в растянутом и неуклюжем изложении Исмайлова они, действительно, скучны и не совсем удобны для печати. Затем я приобрел эти записки с целью выбрать из них то, что может характеризовать самые глухие годы нашего века (XXX годы). История «очаровательной смолянки» далеко не из самых удивительных, которые записал Исмайлов. Ряд самых любопытных брачных историй пришлось выпустить, потому что содержание их, как его ни маскируй, — выходило слишком неудобно для современных нравов (прим. Лескова).
7
В глазах влюбленного (франц.).
8
И я тоже (франц.).
