Явдат Ильясов - Согдиана
Промежуток между фалангой и отрядом гетайров заполнили воины средней пехоты-щитоносцы, которым в бою надлежало обеспечивать успех тяжелой конницы. У отборных гипаспистов, как их называли, щиты были окованы серебром. Щитоносцев возглавлял Никанор, второй сын Пармениона.
Левым крылом руководил сам Парменион. Здесь, рядом с фалангой гоплитов, стояли: отряд Кратера, греческая пехота Эригия, сына Лариха, затем фессалийская и греческая средняя конница под началом Филиппа, сына Менелая. Вокруг старого Пармениона, находившегося на крайнем левом фланге, сгрудились воины города Фарсала, лучшие из фессалийских наездников.
Впереди по бокам всего боевого порядка рассыпались фракийцы из племени агриан, вооруженные дротиками, пэоны, стрелки Балакра (среди них находился и Феаген), отряды босоногих лучников и пращников и легкая конница. Позади боевого порядка, чтобы отразить удар персов, если они пойдут на окружение, Александр поставил восемь тысяч двести воинов средней пехоты.
Таким образом, если азиаты лучше всего укрепили середину войска, то македонцы главную свою ударную силу-тяжелую конницу гетайров-поставили на правом фланге. Если войско персов напоминало орла, распростершего крылья, то войска македонцев походило на секиру, повернутую лезвием вправо и вперед. Удар конным кулаком справа был излюбленным и боевым приемом македонцев, так как обрушивался на слабо укрепленное левое крыло противника и сразу же расстраивал его ряды.
"А, старый мудрец! — вспомнил Александр о своем наставнике Аристотеле, которому доставил в детстве так много хлопот. — Ты воображаешь, что люди грядущего будут называть меня жалким учеником Аристотеля, что Аристотель вечно будет выше Александра? Нет же, философ! На кой бес мне твои политика, логика, этика, поэтика, риторика, физика и ботаника? Ты за малый замкнутый город богобоязненных пахарей? Ты против огромных государств, крупных и шумных городов, против торговли и ремесла? Зато не против них я, Александр! Ты учил меня — ну так что же? Я сделаю все наоборот, чтобы люди грядущего не считали меня цепным псом афинского ученого…"
Александр махнул рукой. Громко запели флейты. Войско покинуло холмы, развернулось левым крылом и медленно двинулось по равнине навстречу азиатам. Александр со своими телохранителями держался на правом крыле, поблизости от гетайров. Из-под десятков тысяч топающих ног кверху поднялось столько пыли, что небо стало желтым, как земля. Было трудно дышать. Зорко следя за врагом, устало бредущим по мглистой равнине, Александр заметил вдруг, что размах его войска оказался короче размаха иранского полчища. Он сразу понял — это помешает ему нанести, по обычаю македонцев, удар по левому крылу неприятеля. Больше того, враг может легко охватить македонцев и с левого и с правого фланга.
— Филота! — крикнул он сыну Пармениона, ехавшему недалеко от царя. Забирай вправо! Птолемайос, передай Пармениону, чтобы двигался уступом позади нас.
Сын Пармениона повернул конницу вправо. Персы увидели перестройку в рядах противника. Дарий Кодоман решил, очевидно, что наступил благоприятный момент для сокрушительного удара. Воины, управляющие боевыми колесницами, хлестнули лошадей. Двести смертоносных повозок, утыканных кривыми ножками, помчались вперед. За ними с тяжелым и гулким топотом бежали слоны.
Феаген стоял с потемневшим, осунувшимся лицом впереди всего македонского войска и ждал, намертво стиснув пращу. За его спиной замерли, подавшись вперед, стрелки Балакра. Феаген забыл сейчас обо всем, — Дракил, донос, Александр вылетели из головы, едва марафонец увидел врага. Ему хотелось жить. Чтобы тебя не убили, надо убивать. Персы брызнули с колесниц тучей стрел. Греки, спасаясь от бронзовых жал, все разом упали на землю. Первая колесница летела прямо на Феагена. Он уже различал раскаленные зубы людей и лошадей. Сейчас!.. Феаген вскочил, закрутил пращой и влепил свинцовый шар прямо в лоб возницы. Возница осел в кузове, нелепо дернув за длинные вожжи; кони рванули в сторону, поперек дороги. Персы пытались выправить бег лошадей, но пэоны убили их из луков. Вторая колесница с ходу врезалась в первую, остальные сбились в кучу.
Стрелки Балакра, агриане, пэоны напали на колесницы со всех сторон. Железные серпы, прикрепленные к дышлам, осям и сбруе, рвали полуголых лучников на куски, отсекали руки и головы. По изогнутым лезвиям стекали струи алой дымящейся крови. Бородатые возницы в пестрых хитонах и кожаных панцирях визжали от ярости и страха. Проворные фракийцы избивали возниц, лезли в колесницы и поворачивали их против иранцев. Пятидесяти боевым повозкам азиатов все же удалось прорваться сквозь густую толпу легких пехотинцев. Они ринулись на греческую фалангу. Воины, как было условлено еще с вечера, расступились. Колесницы зашли в спину тяжелых пехотинцев первого ряда, но тут их захватили и уничтожили щитоносцы запасных лохов.
Неудачной оказалась и атака слонов. Когда громадные, колыхающиеся туши гигантских животных очутились в гуще легкой пехоты, фракийцы и эллины забушевали вокруг них, как бушует во время сильного ветра вокруг лысых глинистых бугров молодой тростник. Под ноги слонов бросали доски с железными шипами. Стрелки поражали их в глаза и убивали вожаков, сидящих наверху в башнях. Схватка людей и слонов походила на мифическую войну богов и титанов, и четвероногий титан с ревом шарахался от пучка горящей травы, которым бог норовил прижечь ему длинный хобот. Кое-кто ухитрялся обрезать ремни, стягивающие морщинистые бога сынов джунглей, и башни вместе со стрелками с грохотом валились на головы дерущихся. Наконец, заботливо подобрав убитых и раненых вожатых, слоны повернулись и побежали назад. Тогда персы, воспользовавшись сумятицей, двинули вперед во всю свою первую линию.
На правом крыле завязался упорный бой скифов с легкой конницей македонцев. Скифы, дахи, бактрийцы и арахоты ловко и быстро метали стрелы и сбивали македонцев с лошадей, но затем отступили, отбиваясь прямыми кинжалами. Между левым крылом и серединой персидского войска образовалась пустота. Этого и ждал Александр.
— Филота, ко мне! — завопил он диким голосом. Точно молнией осветило его разум. И за то кратчайшее мгновение, пока длилась эта вспышка гения, Александр мысленно увидел все поле боя, движение отрядов — крупных и малых — и, казалось, заглянул в глаза каждому воину — македонцу и персу. Он передернулся с головы до пят от возбуждения. Его охватила, как юного сокола, взмывающего над пеной волн, бесконечная уверенность в своей великой несокрушимой силе. Он схватил подоспевшего Филоту за плечо и крикнул — коротко и звонко, будто одним рывком выдернул из ножен кинжал:
— Клин!..
Гетайры быстро перестроились. Острие клина возглавил сам Александр. Резко, перекрывая шум сражения, затрубили рога. Раздался грохот тысяч щитов — македонцы ударили о них копьями для устрашения противника. Тысячи глоток изо всей мощи грянули пэан-гимн в честь Ареса Эниалийского. Тысячи людей охватило чувство единодушия. Из тысяч глаз хлынули слезы восторга.
Александр намертво ухватился за древко сариссы, пригнулся, наклонил голову, точно собираясь разметать всех кривыми рогами своего золоченого шлема, и ринулся вперед, в образовавшийся в рядах иранцев прорыв. Следом за ним тучей двинулись гетайры. Слева на персов ударили сомкнутым строем тяжелая македонская фаланга. Пятьдесят тысяч греко-македонцев и сто тысяч разноплеменных азиатов сошлись в кровавой схватке — последней схватке, от исхода которой зависела судьба Персидского царства.
Справа на клин обрушились бактрийцы, дахи и арахоты. Слева накатился вал из «бессмертных» — телохранителей персидского царя, мидян, индусов, мардских стрелков и греков-карийцев, служивших Дарию. Спереди македонскому клину противостояли ситакены, уксы и воины с берегов Красного моря. Все это был храбрый народ, но сегодня азиаты дрались без обычного задора, так как не спали всю ночь.
Александр кинулся на ближайшего перса и ударил его острым наконечником сариссы прямо в лицо. Азиат, обливаясь кровью, рухнул под копыта бешено плясавших коней. Глаза его соседа, рослого иранца в полосатом платке, встретились с глазами рвущегося вперед македонского царя. Иранец метнул взгляд на шлем «юнана» — так, по имени восточно-эллинского племени ионян, живших в Малой Азии и подчинявшихся Дарию, называли персы всех греков и македонцев. По бокам Александрова шлема отходила пара огромных, изогнутых, зазубренных рогов-символ родства с богом солнца Аммоном, которого египтяне изображали в виде барана. Перс побелел и прянул назад. Над рядами сражающихся прокатился вопль:
— Зулькарнейн!
— Он здесь! — вызывающе крикнул сын Филиппа. Он слышал, что варвары дали ему прозвище Искендер Зулькарнейн — Александр Двурогий.
