Юрий Коваль - Суер

- Чтоб добыть его рог, - пояснил капитан. - Рог Уникорна - это ценный товар. Мы после продадим его на рынке возле пролива Маточкин Шар.

- Да! Да! - заорали мы с Пахомычем. - Продадим рог у пролива!

- Но зачем же нам мадам Френкель, господа?

- Это приманка, лоцман. Понимаете? Бешеного Уникорна можно успокоить только видом прекрасной и молодой женщины.

- Да так ли уж она молода и прекрасна? - спрашивал надоедливый лоцман.

Тут из одеяла высунулась рука, обнаженная до плеч, влепила лоцману пощечину и снова вкуталась в свое одеяло.

Добравшись до берега, мы возложили мадам Френкель на бледную скалу галапагосского порфира, напоминающую ложе Амфитриты.

- Здесь, мадам, и будете разворачиваться, - сказал капитан. - Все должно быть по плану. Как только услышите топот копыт - сразу начинайте разворачиваться... В укрытие, друзья! Готовьте дротики и кортики!

Мы нырнули в укрытие, которое состояло из беспорядочно наваленных обломков иксов и игреков, и Пахомыч сразу начал точить свой дротик.

Точил он его обломком икса, визг и скрежет раздавались ужасные.

- Прекратить точить дротик! - приказал капитан. В этот момент и послышался чудовищный топот.

Главы ХХVI-ХХVII Рог Уникорна

- Разворачивайтесь! - крикнул Суер. - Мадам, раскутывайтесь скорей!

Мадам мешкала.

Развернуть одеяло после многомесячной закутки сразу никак не удавалось.

Топот все нарастал, нарастал.

Из-за скалы показался острый витой и спиральный рог Уникорна.

Мадам, чертыхаясь, дергала одеяло взад-вперед, но вылезти из него никак не могла.

- Надо было самим ее раскутать! - шептал, дрожа, лоцман. - Эх, кэп, погибнем ни за грош из-за одеяла.

Яростный Уникорн выскочил из-за скалы и первым делом, конечно, заметил нас в укрытии. Эти чертовы иксы и игреки ни черта нас не скрывали. То оттуда, то отсюда торчали наши уши и ботинки.

Дьявольский блеск вспыхнул в глазах единорогого чудовища. Топающим шагом он направился к нам, совершенно не замечая, что на скале бьется в одеяле наша пресловутая мадам.

Тут из укрытия выскочил лоцман Кацман и, подпрыгивая, бросился к вельботу. Уникорн взревел. - Дрянь! - крикнул Кацман и метнул в чудовище свой дрожащий дротик.

Дротик в Моноцероса, конечно, не попал. Он подлетел к мадам Френкель и стал как-то необъяснимо копаться в ее одеяле.

От этих копаний одеяло внезапно развернулось, и мадам Френкель предстала перед островом обнаженная, как свеча.

Дротик отвалился.

Мы обмерли за своими иксами, а Уникорн, с проклятьями размахивая рогом, носился за лоцманом по песчаному берегу океана. Лоцман увертывался, как сверчок.

Уникорн сопел. Он совершенно не замечал нашей мадам Френкель, которая заманчиво поворачивалась из стороны в сторону. Понимая, что ее красота пропадает даром, мадам крикнула:

- У-ни-коорн!

Страстно прозвучало в ее устах это суховатое слово и особенно гортанно и обещающе - "коорн".

Зверь туповато потряс башкой, проверяя, не ослышался ли, и тут увидел мадам.

Это зрелище совершенно потрясло его. Он мелко заблеял, засеменил ресницами, завертел флюгером хвоста.

Мадам неожиданно зевнула, потянулась и вообще отвернулась в сторону. Она показывала свою фигуру то оттедова, то отседова, делала ручки над головой и хохотала, виляя бедром.

Уникорн буквально разинул пасть. Ничтожно сопя, направился он к мадам Френкель и, не доходя двух шагов, рухнул перед нею на колени.

- У-ни-коорн, - шептала мадам, - иди сюда, не бойся.

Подползя к мадам Френкель, бедняга-Уникорн засунул рог свой меж ее грудей и успокоился. Он блаженно блеял и нервно дрожал. Мадам щекотала его за ухом.

- Все! - сказал Суер. - Теперь он готов. Пошли его колоть!

И мы пошли колоть Уникорна, размахивая своими дротиками и кортиками. Несмотря на дрожь, которую мы производили, Единорог ничего не слышал, намертво пораженный красотой мадам Френкель.

- Черт возьми! - говорил многоопытный Пахо-мыч. - Я и не думал, что у нас на борту имеется такая красота!

И здесь, уважаемый читатель, не дойдя еще до описания колки Уникорна, я должен описать красоту обнаженной мадам Френкель.

Ну, скажем, пятки. Розовые пятки, круглые и тугие, как апельсины, плавно переходящие в икры, тоже тугие, хотя и не такие розовые, но набитые икрой, как рыбьи самки. И колени были розовые, как апельсины, и апельсиновость колен вызывала жажду и любовь к цитрусовым, которые прежде я не

очень-то привечал.

Ну а дальше, по направлению к верху, возвышался так называемый черный треугольник, который отрицал возможность сравнения с апельсином, но не уничтожал возникшей внезапно любви к цитрусовым.

Этот убийственный треугольник нуждался бы в более тщательном сравнении и по форме, и по содержанию, но я, пораженный редчайшими углами, шептал про себя:

- Тубероза... тубероза...

Над этой зверобойной туберозой покоился живот, полный вариаций округлого, элегантно подчеркнутый выстрелом пупка. Он манил, звал, притягивал и, в конце концов, ждал.

То же, что находилось над животом, я бы даже как-то постеснялся назвать грудями.

Я бы назвал это взрывами смысла, ретортами безумия.

Они разбегались в стороны, как галактики, в то же время собирая в единое целое тебя как личность.

Между этими галактиками торчал, как в тумане, кривой рог Уникорна.

Капитан схватил Уникорна за рог и стал отрывать его от мадам Френкель. Бедняга-Уникорн упирался изо всех сил, дорвавшись до красоты.

- Колите его дротиками, оралы! - кричал Суер. В этой нервозной обстановке капитан комкал слова, называя нас вместо орлов оралами. Но мы действительно менее были орлами и более - оралами.

Дротики наши не втыкались в монстра. Пахомыч ругал механика Семенова, который перезатупил их, пользуясь дротиками вместо отверток и ковырялок в разных патрубках машинного отделения. Мы переломали все дротики и кортики,

но оторвать однорогое чудовище от взрывов смысла, то есть от грудей нашей достопочтенной мадам, никак не удавалось.

- Он заходит все дальше, - тревожно шептала мадам. - Капитан, мы так не договаривались.

Уникорн и вправду, что называется - дорвался. И его, в сущности, можно было понять.

- Понять-то мы его понимаем, - задумчиво говорил капитан, - но и отрывать как-то придется.

- Выход есть, - сказал Пахомыч, - но очень сложный. Надо привязать его на буксирный канат и рвануть как следует.

- Чем же рвануть, старпом? - спросил Кацман.

- Как это чем? "Лавром"!

Решение было принято, но разгорелись жаркие споры, за какое именно место надо вязать Уникорна буксирным канатом.

- За рог! За его дивный рог! - орал лоцман.

Но тут резко воспротивилась наша покладистая, в сущности, мадам.

- От ваших буксирных канатов воняет дегтем, - говорила она. - Попрошу вязать от меня подальше.

Подальше от мадам Френкель оказались только копыта, а самозабвенный зверь так брыкался, что вязать его пришлось за талию.

Талия его была толщиной с коньячную бочку, но мы все-таки обхватили ее канатом, задевая, к сожалению, иногда и пачкая талию мадам Френкель. Дергая своей испачканной талией, мадам переругивалась с Пахомычем.

Наконец мы обвязали Единорога морскими узлами, подняли все паруса, разогнали "Лавра" как следует и рванули изо всех сил.

Как ни странно - это помогло. Медленно-медленно пятясь, Моноцерос отъехал от мадам Френкель.

И тут сэр Суер-Выер подошел к чудовищу и одним взмахом корабельного топора отрубил его дивный рог.

Мадам заплакала.

- Я - предательница, - твердила она. - Я - тля.

- Не волнуйтесь, мадам, не волнуйтесь, - успокаивал Суер-Выер, закутывая ее в одеяло, - рог этот останется с нами на борту. Он будет вечно с вами.

Пока "Лавр" держал Уникорна на привязи, мы кинули рог, тяжелый, как многодубовое бревно, в свой вельбот, сами попрыгали вслед за рогом и быстро довеслались до фрегата.

Как только мы перерубили буксирный канат, Уникорн принялся бессмысленно скакать по пляжу. От легкости у него кружилась голова, и он падал поройна колени.

Больно было видеть, горько наблюдать эту картину, и мы с Пахомычем невольно отвернулись.

- Ничего, ничего, - успокаивал нас капитан, - у него новый рог отрастет. Таков закон произрастаний.

И действительно, не успели мы толком отчалить и сняться с буев, у нашего обезроженного друга стал появляться новый рог.

Вначале маленький и невзрачный, он все удлинялся, удлинялся, и самое неприятное заключалось в том, что направлялся он в сторону "Лавра".

- Черт возьми! - сказал Суер. - Он растет со скоростью большей, чем наше движение.

А рог рос и рос и уже мчался на наш корабль с дьявольской стремительностью и силой.

- Он прошибет нашу ватерлинию! - орал Пахо-мыч. - Поднять паруса! Румпель под ветер! Шевелитесь, бесенята!

- Отставить, - сказал Суер. - Придется, видимо, бодаться с ним всеми нашими мачтами.

Устрашительный рог дорос тем временем до нашего фрегата и завис над палубой, беспокойно оглядываясь.