Юрий Тынянов - Малолетный Витушишников
На волю птицу отпускаю.
Это вызывало большое скопление мальчишек, торговцев в разнос и соседей, знавших, что литератор Булгарин ежегодно выпускает по одной птице на волю.
Обдумывал план своих воспоминаний. Говоря с молодыми литераторами, он утверждал, что существенной разницы между ним и Пушкиным не было.
- Всегда оба старались быть полезными по начальству.
И добавлял:
- Только одному повезло, а другому - шиш.
И, наконец, конфиденциально наклоняясь к собеседнику, говорил на ухо:
- А препустой был человек.
Теперь Фаддея Венедиктовича посетили по важному делу.
Пришли трое: полковник особого корпуса жандармов, поручик Кошкуль 2-й и одно из статских лиц.
От Фаддея Венедиктовича просили и ждали помощи как от редактора "Северной пчелы", чтобы успокоить умы.
Фаддей Венедиктович попросил поручика Кошкуля 2-го подробно описать все происшествие и с пером в руке стал думать. Все трое с невольным уважением следили за переменами его лица, понимая, что это вдохновение.
Фаддей Венедиктович хлопал глазами. Глаза его были без ресниц, в больших очках.
Он стал рассуждать вслух:
- Представить можно, что две бешеные собаки напали, а отрок храбро... Нет, не годится.
- Можно также себе представить, что два волка из соседних деревень забежали... Волки - это весьма годится, это романтично... А отрок... нет, не годится...
Все оказывалось неудобным и не годилось по той простой причине, что император был образцом для всего. Так, например, статья о том, что на императора напали две бешеные собаки, а отрок храбро оказал им отпор, была бы очень прилична, но не годилась: если уж на императора напали, то других и подавно покусают.
Рассказ о двух волках из соседних деревень был романтичен, но несовместим с уличным движением. Замена лисицами обессмысливала вмешательство отрока.
Вдруг взгляд Фаддея Венедиктовича остановился.
- А ну-косе, благодетель, попрошу, - сказал он поручику Кошкулю 2-му, - извольте-с начертить мне план происшествия. На этом лоскуточке.
Поручик Кошкуль 2-й обозначил пустырь, будку, питейное заведение, сани государя императора.
- Попрошу реку, - сказал нетерпеливо Фаддей Венедиктович.
Поручик сбоку отчеркнул реку.
Тогда Фаддей Венедиктович описал за чертой кружок, а внутри кружка с размаху поставил точку и написал "У".
- Утопающая, - пояснил он ничего не понимающему поручику Кошкулю 2-му, - в проруби.
31
Назавтра же в "Северной пчеле" появился в отделе "Народные нравы" фельетон под названием: "Чудо-ребенок, или Спасение утопающих, вознагражденное монархом".
На окраине столицы (рассказывалось там) в реке Большой Невке молодая крестьянская девица брала ежедневно воду из проруби. Вдруг - кррах! Неверный лед подломился и рухнул под ее ногами. Несчастная, не видя ниоткуда спасения, погрузилась в воду. Она издает только время от времени протяжный вопль и смотрит со слезами в открытое небо. Но провидение!.. Она слышит над собой чей-то голос - к ней спешат на помощь. То был отрок, малолетный г. Витушишников, проживающий на 22-й линии Васильевского острова с престарелым отцом своим, коллежским регистратором Витушишниковым. Будучи ребенком, он спешил для детских забав на Петербургскую часть, но, услышав жалобные вопли, повинуясь голосу сердца, обратился на помощь погибающей. Однако неокрепшие руки отрока не в силах были удержать жертву. Казалось, и девица и юный спаситель равно изнемогали. Но монарх, в неусыпных своих попечениях проезжая мимо, услышал вопль невинности и, подобно пращуру своему, простер покров помощи...
Вскоре спасенные отогревались в будке градских стражей, и жизнь их ныне объявлена вне опасности. Провидение!..
В знак исторического сего дня не замедлится прибитием памятная доска на будке градских стражей - в память отдаленным потомкам.
Принимая близкое участие в жизни чудо-ребенка г. Витушишникова, редакция объявляет сбор доброхотных пожертвований на приобретение дома для него. Устроителем счастия вызвался быть г. поручик Кошкуль 2-й, который заведует сборами при помещении газеты "Северная пчела".
На доброхотные сборы согласие изъявили: его высокоблагородие г. Алякринский - 3 рубля серебром; его высокоблагородие г. Булгарин - 1 рубль серебром; его благородие г. поручик Кошкуль 2-й - 1 рубль серебром; коммерции советник Родоканаки - 200 рублей серебром.
Тут же принимается подписка на изящное издание со 100 картинками исторического нравоописательного романа: "Победа от обеда. Очерки нравов XVII века". Сочинение г. Ф. В. Булгарина.
32
И все же успокоение не наступило.
Император услышал фамилию Родоканаки. Это была новая, доселе не встречавшаяся фамилия. Император спросил у церемониймейстера де Рибопьера. Всегда откровенный Рибопьер ответил ему честным недоумением. Он знал только две сходных фамилии: Родофиникин и Роде; о последней, как принадлежащей музыканту, в разговоре не упомянул. Из камергеров не оказалось знающих Родоканаки или желающих в этом сознаться. По виду фамилия была, впрочем, греческая.
Греческий посол, приятель Рибопьера, был немец, говорил по-немецки, родился в Баварии, был на лучшем счету у короля Отто и вообще не был знаком с греческими фамилиями.
С холодным видом император внезапно спросил во время доклада графа Клейнмихеля:
- Что такое Родоканаки?
Графу Клейнмихелю показалось, что его в чем-то подозревают.
- Не знаю, ваше величество.
- А я знаю, - сказал государь.
Клейнмихель побледнел, однако государь действительно не знал, кто такой, или, как он сказал, что такое Родоканаки.
К концу дня он наконец добился ответа. Родоканаки оказался совершенно частным лицом, откупщиком, имеющим смелость проживать противу конных казарм. С тайным содроганием император повторил:
- Родоканаки!
Он решился на крайние меры.
33
Был вызван министр двора. Император спросил у него ведомости о расходах. Просмотрев, остался недоволен и вздохнул:
- Я не могу тратить столько денег. Возьмите от меня эту маппу.
Он потребовал уменьшения количества свечей в люстрах, в каждой на две, что по всему дворцу давало экономию в свечах. Запросив ежедневные обеденные меню, собственноручно вычеркнул бланманже.
- Я требую, ты слышишь, требую, чтобы в государстве не было долгов, сказал он, глядя в упор на министра.
Дворец притих.
Выйдя в Аполлонову залу, император вдруг велел убрать статую Силена.
- Это пьяный грек, - сказал он.
Вечером услышали старинную фразу, которая заставила побледнеть:
- Le sang coulera! 1
1 Прольется кровь! (франц.). 504
34
Родоканаки совершил свой поступок в надежде, что дело скоро разъяснится. Он вовсе не собирался прекращать откупные операции. Сохраняя все привычки и наружное спокойствие, Родоканаки был внутренне не спокоен и даже проигрался в Экономическом клубе. Хуже всего было то, что в своих действиях он был связан с другими лицами. Очень шаток был Уткин, по мнению Родоканаки, готовый продать в любую минуту. Лихарев стал молчалив, барон Фитингоф (подставное лицо) - излишне развязен.
Все это сказалось ужо в том, что все они, не исключая и самого Родоканаки, стали, точно сговорясь, прибавлять к имени Конаки ругательное словцо:
- Когда болван Конаки еще был на свободе...
- Что бы этой дурынде Конаки подумать...
- Вы помните, в клубе, когда еще оболтус Конаки обожрался севрюжиной...
Их жертва, принесенная такой мизерной личности, начинала казаться им самим смешной, дурацкой и совершенно неуместной. И, ничего пока не говоря друг другу, они говорили своим, а то и чужим женам:
- Ввязались с этим подлецом Конаки...
Они даже преувеличивали свою жертву, потому что откупные операции не были прекращены, а были только словесные и отчасти письменные, правда далеко зашедшие действия. Колебания биржи заняли, впрочем, на некоторое время все их силы и воображение. Все играли на понижение, даже Конаки из тюрьмы давал указания Конаки-сыновьям, какие бумаги продавать.
Все питейные деятели безропотно прислали следуемые с них доброхотные даяния в "Северную пчелу".
Родоканаки сказал при этом.
- Это другое дело. Это ребенок. По ночам он жевал малагу.
Он составлял комбинации.
Между тем министр Вронченко, если и не засел в публичном доме на Мещанской улице, как о том ложно доносил французский агент, то во всяком случае действительно уделял все свое внимание и свободное время Жанетте с Искусственных минеральных вод, уже вернувшейся с гастролей и приступившей к исполнению своих обязанностей.
Не имея, после исторической фразы, точных инструкций, а с другой стороны, видя нежелание откупных деятелей примириться с изъятием Конаки, тайный советник Вронченко как бы повис в воздухе и с тупым равнодушием наблюдал колебания биржи.
Министерство финансов, так сказать, отправляло свои естественные ежедневные потребности чисто механически, ничем не одушевляемое, чиновники приходили, уходили, комиссии заседали, но дух отлетел.
