Дом в Мансуровском - Мария Метлицкая
«Взрослая тетка, а такое сотворила! Ладно бы по молодости, но так?» – подумала она и, улыбнувшись сквозь слезы, прошептала: «Лешка, а я уже по тебе соскучилась!» – и закрыла глаза. Уснула она моментально. Еще бы.
Утром было счастье, которого Маруся давно не испытывала. Она чувствовала себя молодой и легкой как перышко, ей хотелось петь и кружиться по комнате, хотелось открыть окно и закричать всему свету: «Люди, послушайте! Перед вами самая счастливая женщина на свете!»
И утренний кофе, пусть растворимый, из банки, а не свежесваренный в медной турочке, который просто закончился, потому что в доме не было настоящей хозяйки, дорогой Асеньки, был ароматен и прекрасен. И банальный бутерброд с наибанальнейшим подсохшим российским сыром тоже был замечателен, и не вымытая с того самого дня посуда – ну Томка еще получит, – и несвежее кухонное полотенце, и пыльные шторы, которые Маруся обещала Асе стирать каждый месяц, и небрежно раскрытая и ополовиненная коробка шоколадных конфет на подоконнике, и перегоревшая лампочка в оранжевом абажуре, и неглаженые, а просто сваленные на стул Марусины и Томины вещи – в общем, бардак из бардаков, – все это не угнетало, не раздражало и не расстраивало. Наплевать! «Ты, Маруся, не из грязнуль, – вздыхала Ася, пеняя ей на небрежность, – ты просто обычная разгильдяйка! А с этим можно бороться».
Но бороться совершенно не хотелось ни с чем, а уж с небрежностью точно и с разгильдяйством тем более.
Ах, как ей хотелось быть разгильдяйкой! Что-то придумать, соврать и прогулять работу. Налить большущую чашку сладкого чая, сделать здоровенный – а то и два – бутерброд с чем-то вредным, но вкусным, например, с копченой колбасой или голубым острым сыром, и завалиться в кровать. Нет, не смотреть фильм, не торчать в интернете и даже не спать сколько влезет, – ей хотелось свернуться клубком, креветкой, как говорила дочка, укрыться одеялом, закрыть глаза и… Мечтать. Мечтать и вспоминать, поминутно, посекундно перебирать эти дни, восстанавливая в памяти все подробно, утро, день, вечер. Ночь. Вспоминать его лицо, руки, шею и плечи. Ощущать его запахи, такие родные, как будто и не было всех этих лет. Вспоминать его родинки, мелкие и крупные – и их она помнила, не забывала.
Шрам под подбородком, «бандитская пуля», смеялся он. Глупости, шрам от обыкновенной шариковой ручки.
Маруся вспоминала, как гладила его лицо, широкие брови, прямой крупный нос с круглой пимпочкой на конце, красиво очерченные резкие скулы, большой лоб с глубокой поперечной морщиной. Закрытые веки, выпуклость глазного яблока, сухие губы. «У него всегда сухие губы, – закрыв глаза, шептала Маруся, водя рукой по подушке. – Господи, как же я счастлива!»
Маруся открыла глаза и улыбнулась. «И весь мир для нас, весь. Хватит, намучились. Намучились и расплатились. Надо все рассказать – сначала Томе, потом Юльке. А там и Асе».
И все будут счастливы, все! Так же, как и она, Маруся.
Представляла, как все разохаются: Ася, Томка, Юлька. Представляла и улыбалась. «Устроила вам сюрприз, а, родственнички? Не ожидали? Да я и сама не ожидала. Но так сложилось. Оказалось, мы не переставали любить друг друга. Все эти годы, вы представляете, кто бы ни возникал на нашем жизненном пути, мы всегда любили друг друга! Как в сказке, правда? Или в кино. А что в жизни – никто не поверит!»
Позвонила сестрице, говорила интригующим, как ей казалось, голосом. «Никаких завтра, именно сегодня, Юль! До завтра не ждет! Нет, даже не намекну! Ты не волнуйся, ничего плохого, совсем наоборот! Все, жду. И возражения не принимаются!»
Тома торчала у подружки на даче.
– Сегооодня? – недовольно протянула дочь. – Ты же меня отпустила до завтра.
Поныла, пообижалась, но согласилась. Понятно, что зайдет с недовольной физиономией. Но когда узнает! Главное, чтобы от радости с ума не сошла. Все-таки родной отец, Тома всегда об этом мечтала, Маруся чувствовала. И привыкнет к нему, непременно привыкнет! Кровь не вода.
Маруся представила и Юлькину усмешку, ее скептицизм, ее подколки. Ничего, переживем, отобьемся. В душе сестра наверняка будет счастлива, Лешка ей нравился. А тут и взятки гладки, так сложилось.
Ася наверняка расплачется, к старости она стала слезливой. По папе плачет, по своей ушедшей родне, по племяннику, погибшему на чеченской войне. Наверняка захлюпает носом. Ну а потом будет счастлива. Ася всегда счастлива, если счастлива Маруся.
Все так и было. Пришли Томочка с перекошенным личиком, голодная и раздраженная, и вечно спешащая Юля. На столе стояли торт и бутылка шампанского.
– Что празднуем? – скептически спросила сестра. – Мы получили наследство?
– Круче! – загадочно улыбнулась Маруся, набирая Асин номер.
– Ну что, готовы? – спросила она. – Тогда садитесь.
Юля с Тамарой заняли места.
– Итак, – торжественно начала Маруся, – у меня для вас новость.
– Угу, – пробурчала Юля и отрезала кусок торта, – могу себе представить!
– Попрошу без комментариев! – улыбнулась Маруся. – Итак, – говорила она медленно, с паузами, театрально, – я, точнее мы, мы с Лешей, снова вместе.
На кухне воцарилось молчание.
Юля медленно и аккуратно положила на стол чайную ложку. Тома не отрываясь смотрела на мать. Ася закашлялась.
Первой вступила Юля:
– А, ну понятно, – разочарованно протянула она, – Мария Александровна снова в фантазиях. «Мы снова вместе», – передразнила она сестру и посмотрела на племянницу: – Ну? Чего не радуемся, не прыгаем до потолка? Не орем от счастья?
– У него же дети, Марусенька, – растерянно сказала Ася, – и жена.
– А у нас с ним не дети? – вспыхнула Маруся. – Тома – это не дети?
Истерично расхохоталась Тамара:
– Какие «дети», мам? Я видела его всего пару раз! И вообще, я люблю Диму, и никакой биологический папаша мне не нужен, он мне вообще чужой человек! – Резко встав, Тома вышла из кухни. Хлопнула дверь ее комнаты.
Маруся медленно села на стул.
– Как же так? – прошептала она. – Как же вы можете? Мы любим друг друга, мы счастливы, а вы? Вы за нас даже не радуетесь?
– Да боже мой! – почти крикнула Юля. – Смотрю на тебя и думаю: ты совсем идиотка или прикидываешься? Тебе сколько лет? Забыла? Ну встретились, переспали. Нормально – вспомнили молодость! И все, разбежались! В разные стороны, каждый в свою! В свои жизни, Маша! У него жена и дети, двое, кажется? У тебя муж и почти двое, разве ты не отвечаешь за Аню? Про Томку я вообще молчу! На, дочь, папашку! Он, папашка, готов! Готов принять тебя, заботиться о тебе, даже полюбить – и то
