Вдребезги - Максим Фальк
Снег светился, как припорошённый волшебной пыльцой. Майкл взял горсть, скатал снежок. Выгладил до круглых боков, стряхнул воду с пальцев. Если такой оставить подмёрзнуть – будет как камень. Можно окно расколотить, можно глаз выбить.
Тёплый ветер, совсем не зимний, принёс запах соли и водорослей, подкрашенный дымом. Берег от порога было не видно, но море плескалось рядом – мирное, тяжёлое, сонное. Майкл зашвырнул снежок в его сторону, через кусты у дороги.
Небо тащилось через холмы – белое, корявое, как оплывшие взбитые сливки на кривобоком самодельном торте. Слой неба, слой мокрого воздуха, слой моря. Ужасно хотелось курить. Курить вообще хотелось чаще обычного.
Первый раз Майкл попробовал ещё лет в семь. Они с Браном нащипали сухой травы на чужом газоне, завернули в обрывок газеты – и Майкл потом почти час кашлял от резкого тяжёлого дыма в горле. А Брану понравилось. Что с него взять, уже тогда был дурной.
Майкл не пристрастился, как он, чтобы почувствовать себя взрослым или выглядеть, как все. Он не хотел – как все. Если и стрелял пару-другую у Брана, то только ради смутного удовольствия зажать в губах сигарету, ради тёплого дыма на языке, интуитивно ритмичных глубоких вдохов и выдохов. «Куришь, как трахаешься», – как-то сказал Бран. «Обожаю твою оральную фиксацию», – довольно мурлыкала Сара. Джеймс ничего не говорил – только нетерпеливо вздыхал и в предвкушении кусал губы, когда Майкл вёл языком вниз от пупка в каком-то почти священном трансе.
Страшно хотелось курить. В бардачке машины нашлась ополовиненная мятая пачка.
Завтра – январь. А в марте будут гонки. Отборочный тур. Через два месяца, а он даже не готовился. Он вообще обо всём забыл. Придётся навёрстывать.
Джеймс всё ещё спал. Майкл тихо разделся, шикнул на Бобби, чтобы тот не стучал когтями. Поменял ему воду в миске, вскрыл банку консервов. От густого мясного запаха вспомнилось, что вчера они так и не ужинали – не до того было. Майкл зажёг газ и снял с крюка чёрную сковородку.
Бекон шипел и плавился в раскалённом масле, стрелял на руки каплями жира. Майкл обернул полотенцем чугунную ручку, чтобы не обжечь пальцы, разбил в сковородку четыре яйца. Готовить так вдохновенно, как Томми, он не умел. Его отношения с едой вообще были простыми, если не сказать первобытными. Возьми то, что можно съесть, и съешь. Холодное, горячее, вкусное, невкусное – какая разница? Томми со своими лекциями про базилик и розмарин навевал скуку: Майкл считал бульонный кубик лучшей приправой для всего на свете, от макарон до сосисок. За исключением выпечки, конечно. Выпечка была либо с вишней, либо с шоколадной крошкой, либо вся остальная.
– Привет, – сонно сказал Джеймс и зевнул.
– Привет. – Майкл обернулся от плитки. – Ты вовремя.
Тот высунул нос из-под одеяла и застенчиво улыбнулся.
Если бы можно было год за годом, целую вечность проживать один-единственный день – Майкл выбрал бы этот. В старом доме на берегу Ла-Манша. Последний день года, как последняя конфета в коробке – съешь её, и больше ничего не останется. Под белым небом будет пусто до звона – ни чаек, ни самолётов, ни рычания лодочных моторов. Тишина белая, как сахар. Горячая, как проглоченный стон, влажная, как зажатая в зубах простыня. Спутанная, как кудрявые каштановые волосы. Полупрозрачная и тонкая, как хрусткая папиросная бумага между страницами старого фотоальбома…
– Это ты?.. – удивлённо и весело спросил Джеймс.
Тощему мальчишке в белой майке на фото было лет десять. У него была хитрая улыбка и озорные яркие глаза с длиннющими ресницами. Джеймс кончиками пальцев потянулся к лицу Майкла, затаив дыхание. Тот прикрыл глаза.
– Настоящие, – пробормотал Джеймс. – С ума сойти. Я буду завидовать.
– Не ерунди. У тебя всё красивое, а мне хотя бы глаза выдали.
Они сидели на кровати, упираясь спинами в изголовье, подобрав ноги. Джеймс держал пыльный альбом на коленях, разглядывая чёрно-белые фото. Матрас казался ледяным даже сейчас, хотя в доме было тепло. Хорошо, что Майкл решил, что спать они будут на полу у огня – а то отморозили бы себе на хрен всё, что можно.
– Ужасно интересно, каким ты был в детстве… – сказал Джеймс.
– Да таким же оболтусом, как сейчас. Лез в драку по любому поводу. Никого не слушал. Считал, сам всё лучше знаю.
Джеймс пристроил голову ему на плечо, потрепал уголок фотографии.
– Мне в детстве ужасно не хватало такого, как ты, – сказал он. – Я всегда был одиночкой. Да у меня и времени не хватало, чтобы с кем-то дружить. Постоянно чем-то занимался…
– Зато умный вырос, – сказал Майкл.
Тот невесело вздохнул.
– Я бы с удовольствием променял все эти уроки танцев и французского на возможность бегать, где хочется… и делать, что нельзя.
– Так и быть, научу тебя плохому, – Майкл улыбнулся. – Вот сейчас пойдём Бобби выгуливать – по дороге и научу.
Джеймс перевернул страницу альбома.
– А это ты где?
– В Ирландии. Мне всё время кажется – я там родился. На самом деле в Лондоне, конечно. Но я всегда думал, что это ошибка. Там моё место…
– Я бы хотел с тобой туда съездить. – Джеймс вздохнул, потянулся перелистнуть дальше, но Майкл удержал его руку.
– Не надо. Там уже неинтересно…
– Почему?.. Мне интересно!
– Ну, как хочешь…
В четырнадцать Майкл не улыбался. У него был холодный рот и спокойный резкий взгляд человека, который наперёд знает всю свою жизнь и ему заранее скучно. Лицо ровное, как чертёж по линейке – прямые брови, нос, тонкие губы без всякого выражения. Даже симпатичный – если в глаза не смотреть. Серые, неуютные. Не злые, просто… колючие.
– Я же сказал, – буркнул Майкл. – Дальше неинтересно.
– Это после…
– Это когда Эван уехал.
– Ты его всё ещё любишь?.. – тихо спросил Джеймс.
– А есть разница? – Майкл пожал плечами. – Его же тут нет.
– А если б был?..
Майкл удивлённо моргнул, отодвинулся:
– Что значит – если б был?..
– Если он вдруг приедет?.. – спросил Джеймс. – Что тогда?..
– Да ничего тогда, – Майкл хмыкнул. – Он наверняка забыл про меня давно.
– Ты же не забыл, – тихим голосом сказал Джеймс. У Майкла по спине побежали мурашки.
– Эй, ну ты чего вообще?.. Я его сколько лет не видел! Может, он женился давно или умотал куда-нибудь.
– Я хочу знать, – напряжённо сказал Джеймс. – Что ты будешь делать, если он приедет и позовёт тебя?
– Куда позовёт?.. Зачем?.. Да с чего ему приезжать?
– Что ты будешь делать, Майкл?.. – повторил тот и сжал губы в тонкую
