Очарован наповал - Элисон Кокран
— Чарли, в Сказочной Семье все очень тобой гордятся, — говорит Марк, плавно переводя стрелки. — Но давай обсудим очень интересующую всех тему. — Студийная публика смеется. — Ты общался с Девом после окончания съемок?
Чарли чувствует, как вспыхивает шея под воротом рубашки, как сжимается грудь. Он делает три глубоких вдоха, барабанит пальцами по колену и отвечает:
— Нет, не общался. Вряд ли он хочет общаться со мной, и, если честно, я думаю, что это к лучшему.
Марк никак не реагирует, и Чарли знает, что должен говорить, дабы заполнить тишину, но эту тему он заранее не готовил. Слишком тяжело было сидеть напротив Парисы и думать, как рассказать ей о голосовых сообщениях, о воображаемых беседах с Девом, о том, как бродил по комнатам и ожидал увидеть его. О том, что вопреки всем доказательствам обратного он искренне верил, что сумеет дотянуться до Дева и удержать его.
— Дело в том, что порой это шоу — не обижайся, Марк, ты знаешь, как я прикипел к «Долго и счастливо», — но порой это шоу наводит на мысль, что романтические отношения помогают разобраться в себе. Как бы сильно ни вырос я в моральном плане за время участия в шоу, тот рост зависел от Дева. После его ухода я понял, что мое счастье не может определяться другим человеком. Я учусь поддерживать здоровье своими силами. Надеюсь, что Дев, где бы он ни был, занимается тем же.
— Но если бы снова смог поговорить с Девом, что бы ты сказал ему? — подначивает Марк, наклоняясь на своем стуле в сторону.
— Я… я не думаю, что смогу снова говорить с Девом, — отвечает Чарли. Собственная честность удивляет. От собственной честности дыхание перехватывает. Он только и делает, что мысленно беседует с Девом, но от перспективы снова увидеть его, от перспективы снова учиться говорить ему «прощай» становится до невыносимого больно. — Говорить с ним было бы слишком трудно. Думаю, нам с Девом предназначалось лишь мельком заглянуть в жизнь друг друга. «Долго и счастливо» нам не предназначалось, но это не делает доставшееся нам счастье менее важным или менее реальным. Думаю…
За спиной у него кричит какой-то продюсер, и Чарли осекается, решив, что наконец началась рекламная пауза. Может, у него появится пара минут, чтобы убежать за сцену и поплакать без свидетелей. Честность честностью, но некоторые вещи должны оставаться приватными.
Скайлар не прерывает съемки, продюсеры продолжают кричать, продолжают ругаться так громко, что студийные микрофоны ругань наверняка уловят. Чарли поворачивается на звук переполоха и замечает, как кто-то взбежал на сцену. На миг он пугается. Большинство зрителей встретили текущий сезон мощной поддержкой и одобрением, но быть квиром, обсуждающим свои психические заболевания в интернете, по-прежнему опасно. Даже для привилегированного белого вроде него. Чарли в курсе, что после выхода шоу в эфир Энджи и Дафна столкнулись с проблемами куда серьезнее…
— Ну мы же планировали это не так, — заявляет Марк с легким раздражением, вглядываясь в поднявшегося на сцену. Незваный гость останавливается на краю платформы, и Чарли, щурясь в свете софитов, высматривает черные джинсы-скинни и нелепую джинсовку-оверсайз.
Это Дев.
ЧАРЛИ
«Я не думаю, что смогу снова говорить с Девом».
Именно так сказал Чарли. Именно этого боялся Дев. Боялся и когда садился на самолет, и когда на заднем сиденье лимузина ехал в студию, и когда сидел в фойе, слушая, как его любимый рассказывает о том, что счастлив без него. Разве Чарли захочет разговаривать с Девом? Разве после всего случившегося Чарли захочет когда-нибудь его видеть? С какой стати?
Именно так Чарли выразился — «Я не думаю, что смогу снова говорить с Девом», и Дев бросился прочь из фойе. Его так и подмывает выбежать на улицу и вызвать такси. Но в итоге он оказывается на сцене.
Эту сторону съемочного процесса он еще не видел. Эта сторона ужасает и шокирует.
Софиты слишком жаркие и слепящие, Дев щурится, стараясь приспособиться. Публика скрыта в тени, Скайлар стоит прямо за оператором и поливает Дева руганью. Дев делает пару неуверенных шагов вперед и замирает. На его появление люди реагируют дружным оханьем, а Чарли медленно поднимается с дивана. Чарли изменился — похудел, волосы спереди пострижены короче, однако дело не только в этом. Дело в том, как он стоит — так уверенно, так непоколебимо, с таким четким пониманием, что делать с руками.
Они в тридцати футах друг от друга, разделенные блестящим полом студии, двумя месяцами воспоминаний и тремя месяцами необщения.
— Привет! — говорит Чарли, первым нарушая молчание.
— Привет! — отзывается Дев.
Все слишком тихое и неподвижное, отчего мозги Дева превращаются в микрофонные помехи. Он начисто забывает, что собирался сказать. Он десять раз писал сценарии подобных сцен для других людей, но понятия не имеет, что говорить самому. Он понятия не имеет, что говорить в реальной ситуации.
— Знаю, я все похерил, — начинает Дев. — Черт, «похерил» на телевидении не говорят! Ну и на хер! — Он бьет себя кулаком по голове и делает три глубоких вдоха. В тридцати футах от него Чарли улыбается, и Дева эта улыбка воодушевляет. Он делает шаг вперед. — На самом деле я хочу извиниться. Понимаю, разговаривать со мной ты не хочешь, но думаю, что, как минимум, извиниться я должен. — Дев делает еще один шаг вперед, замечает, что Чарли напрягается, и замирает. — Прости, что сбежал без предупреждения, но я решил, что ты никогда не выберешь меня по-настоящему, поэтому выбрал сам. Я не верил, что мне — нам — есть место в мире «Долго и счастливо», но ты переписал все чертовы правила. Все гребаные правила. — Дев останавливается и оглядывает Чарли, оглядывает его с ног до головы. Он дает себе минуту насладиться утонченной красотой мужчины в сером костюме на случай, если это его последний шанс. Минута затягивается. Дев стоит не шелохнувшись; Чарли стоит не шелохнувшись; и кажется, что рядом нет операторов. Нет публики. Нет Скайлар, матерящейся в гарнитуре. Нет Марка, с радостным видом сидящего на стуле. Есть только Чарли. Есть только Дев.
Затянувшуюся минуту обрывает Чарли.
— Звучит скорее как попытка оправдаться, чем как извинение.
— Разве нельзя совместить первое и второе? — Дев смущенно пожимает плечами, надеясь обаянием спастись от публичного унижения. Хотя, с другой стороны, своим уходом он публично унизил Чарли, поэтому заслуживает именно такого. — Мне стыдно, что я сдался, когда стало трудно. Стыдно, что не увидел другого конца для нашей истории. Но мне не стыдно, что я сбежал, потому что я должен был научиться ответственнее относиться к своему здоровью.
— Да, знаю, — отзывается Чарли и делает шаг вперед. Дев тоже делает шаг вперед, и теперь
