Лебяжий - Зот Корнилович Тоболкин
– Чему вас только в университетах учат, – проворчал Пронин, шаря в кармане валидол.
– Я, между прочим, тоже университет кончил, Федор Сергеич, – заступился Енохин за сына, щелчком выбросив за борт окурок. – Не такой уж это непростительный грех. Бывают грехи похуже. Но и их прощают.
Синенькая машинка кое-как выбралась из грязи и, рискуя опрокинуться, скатилась к самой воде. Из кабины выскочил человек, как геологи, одетый в штормовку, обутый в болотные сапоги. Несколько минут походил вокруг машины, похлопал ее по радиатору, словно благодарил за дорогу, которую она с честью выдержала, и только после этого заметил приезжих.
– Что за публика? – спросил он, приглаживая светлый ершик волос. Енохин вцепился в него наметанным взглядом, прикидывая, что может вытянуть из этого человека. Он понял, что человек этот из местного начальства.
– Геологи. Вы до райкома меня не подбросите?
– В райком к кому?
– Желательно к первому секретарю.
– Я и есть первый. Что нужно?
– Как же мы сразу-то вас не признали! – нащупывая нужный для разговора тон, искательно заговорил Енохин. – Хотя и нас понять можно: одеты не по-секретарски.
– Одет по-дорожному. Две недели по району мотался. Так зачем по мою душу?
– Видите, товарищ секретарь.., простите, имени-отчества не знаю...
– И знать не надо! Сначала разберусь, что вы за люди, потом решу: знакомиться или подождать.
– Завязли мы, видите? Самим не сняться. Если б вы прислали сюда толкач...
– Пришлю, а что мне от этого?
– Послушайте! – возмутился Олег. Ему не понравился этот молодой самоуверенный человек, видимо незаслуженно рано облаченный большой властью. – Вы разговариваете как удельный князек!
– А что же, удел завидный: на две Франции с гаком.
– Как его распирает от самодовольства! – для своих, но так, чтобы и секретарь слышал, сказал Олег.
– Сопи в две дырки и помалкивай, – толкнул его в бок Пронин.
– Наш молодой друг погорячился, – Енохин широко, мягко развел руки, затем, как бы амортизируя излишнюю Олегову резкость, свел их, склонил просительно голову. – Он любит сильные выражения.
– Я правду люблю, а не выражения.
– Так их, Олег! Крой их! – подбодрила Юлька. – Пускай знают, что Обь впадает в Карское море.
Пронин погрозил ей кулаком, а суровый секретарь неожиданно мягко улыбнулся и, подмигнув Юльке, спросил:
– Куда путь держите?
– В Килим. Как же насчет толкача-то?
– Я вас на мель не заталкивал. Слезайте сами.
– Это ччто зза разговоры! – снова взвился Олег. Вот чертов заика! Всю обедню испортит. – Вы обязаны нам помочь. Ввы ппросто обязаны!
– Кто это меня обязывал, молодой человек? – секретарь насмешливо сощурился, выставил вперед мощный, поросший темной щетиной подбородок.
– Советская власть, партбилет, ваша собственная совесть, наконец! Вы коммунист или предприниматель районного масштаба?
– Так мы не договоримся. К тому же вы плывете совсем в другой район. На него мои заботы не распространяются.
– Так-таки не поможете? – Енохин изобразил огорчение, хотя почувствовал, что этот резкий, напористый мужик в беде их не бросит. А если бросит – покается: Енохин изо дня в день будет осаждать райком, дозвонится до окружного комитета партии, дойдет до обкома и кроме толкача вытеребит и еще что-нибудь. А уж продуктами-то наверняка запасется по дешевке.
– За бога ради – нет. Благотворительностью не занимаюсь.
– Ну что ж, если угодно, мы вам картошку в огороде выкопаем,– подкусил Олег, почувствовав на своем боку крепкий отцовский локоть.
– Картошку сам выкопаю. А вот если зазимуете...
Этого Енохин не ожидал. Хотя сам уже давненько подыскивал подходящий повод – бросить якорь в Гарусово. Здесь, по архивным данным, в тысяча девятьсот четвертом искал нефть один из богатейших сибирских купцов. Чем он располагал? Вероятно, чисто внешними нефтепроявлениями. Именно этот район – один из шести на низменности – был назван перспективным в докладной записке Василия Михайловича Сенюкова. Но районище-то вон какой, на две Франции с гаком, как выразился секретарь. Да и все это пока только предположения. Однако рискнуть стоит. Для виду придется поупрямиться. Чтобы в управлении потом знали: Енохин рвался в Килим... И только нужда заставила его зимовать.
– Вы, конечно, шутите? Нам указан маршрут.
