Всеволод Соловьев - Волхвы
И, подумав это, она величественно встала с диванчика. Ее движение инстинктивно заставило подняться и Лоренцу.
– Я не имею основания вам не верить, – снова без всякой строгости в голосе сказала царица, – у вас, очевидно, какая-то странная болезнь, и ваш муж очень бы хорошо сделал, если б полечил вас от этих ваших внезапных засыпании, во время которых являются призраки… Слушайте внимательно, что я скажу вам: ровно через сутки вы с мужем должны выехать из Петербурга и покинуть пределы России. Такова моя неизменная воля… Вам доставят такую сумму денег, какой будет достаточно не только на ваше путешествие, но даже и на уплату некоторых долгов – их, наверное, немало у вашего мужа, хоть он и делает золото… Если же завтра к вечеру вы не уедете, то предупреждаю вас: и вы, и муж ваш будете арестованы… Мне говорят о подмененном ребенке, и о другом ребенке, который исчез… Очень дурные слухи растут с каждым днем и ходят по городу… До сих пор я еще не обратила на них должного внимания. Но вашему мужу, да и вам, как его сообщнице, следует очень остерегаться… Уезжайте же… я советую вам это… я вам это приказываю…
Екатерина слегка наклонила голову и вышла из розовой комнаты. Лоренца дрожала, как в лихорадке, сердце ее усиленно стучало, на глазах стояли слезы…
– Сударыня, пожалуйте! – услышала она непонятные ей слова.
Ее проводили теми же пустынными коридорами, вывели на тот же маленький подъезд и усадили в карету. Карета тронулась.
XVI
Долго еще Лоренца не могла прийти в себя и находилась в состоянии, подобном тому, в какое приводил ее Джузеппе, когда таинственным способом прикасался к ее голове и повелительно говорил ей: «Спи!» Она ничего не сознавала, не видела, не чувствовала.
Но вот она пришла в себя и прежде всего рассердилась на царицу, да так, как еще до сих пор ни на кого и никогда не сердилась. С ее прелестного лица сбежало полудетское выражение, щеки зарделись краской гнева, глаза сверкнули злобой. Она даже с такою силой сжала свои маленькие, нежные руки, что одно из колец, покрывавших ее тонкие пальчики, втиснулось в тело и до крови прорвало кожу. Но она и на боль не обратила внимания.
«И за что восхваляют эту ужасную женщину! – бешено думала она. – За что называют ее необыкновенной, великой?! Она злая, капризная, дурная, завистливая – и больше ничего… Она только хочет показать свою силу… Но это еще посмотрим! Князь могуществен, он делает все, что хочет… Я не желаю уезжать… Я люблю князя… я хочу с ним остаться!»
Она изо всех сил дернула за шнурок, один конец которого находился в карете, а другой был привязан к поясу кучера. Карета остановилась. В миг один Лоренца распахнула дверцу, выпорхнула из нее с легкостью и грацией, каким позавидовала бы первейшая танцовщица, и прежде чем кучер мог придти в себя от неожиданности, была уже далеко.
Она закуталась в свою соболью шубку и неслась по снежному тротуару, пока не заметила стоявшего на перекрестке извозчичьего возка. Тогда она все с той же легкостью и быстротою оказалась в возке и кое-как объяснила извозчику, куда ее надо везти, всунув ему при этом в руку серебряный рубль. Извозчик изо всей мочи погнал пару застоявшихся лошадок. Ухабы, ухабы, опять ухабы… снежная пыль в глаза… кто-то кричит, бранится – чуть не раздавили кого-то… опять ухабы – и вот Лоренца перед хорошо знакомым ей одним из крылец потемкинских чертогов.
По раз и навсегда данному приказу светлейшего здесь ее впустят во всякое время. Ей знакома дорога, и перед нею распахнутся все двери. Она знает, где именно найти «его». А если он выехал – она останется ждать и дождется…
Но он был у себя и ждал ее. Он часто, слишком часто ее ждал и слишком волновался, когда его ожидания оказывались тщетными. Едва она вошла и он ее увидел, разгладились морщины на его прекрасном лбу, и счастливая улыбка разлилась по всем чертам его лица, на котором за минуту изображались скука, тоска и раздражение. Он взял ее маленькие белые ручки, склонился к ним и стал целовать их жадно и страстно.
Но вот он взглянул ей в глаза и невольно отстранился: он почти не узнал Лоренцу, ему никогда даже не могло прийти в голову, что она способна быть такою.
– Что с вами, моя дорогая маленькая синьора? – спросил он. – Кто вас обидел?
– Знаете ли, откуда я? – дрожа, в волнении шепнула Лоренца. – Я прямо от вашей царицы!
– Что? От царицы? – Он сдвинул брови. – Успокойтесь и расскажите мне все подробно…
Не выпуская ее рук, он усадил ее рядом с собою и внимательно, не перебивая, выслушал ее рассказ, прерывавшийся слезами и едва сдерживаемыми рыданиями. Лоренца была из числа тех женщин, к которым идет решительно все, даже слезы. Под конец Потемкин не столько ее слушал, сколько любовался ею. С первых же ее слов он догадался в чем дело, все сообразил, и когда она довела свой рассказ до конца, он уже был спокоен и улыбнулся ей какой-то мечтательной, влюбленной улыбкой.
Улыбка эта озадачила и смутила Лоренцу.
– Вам смешно, князь! – с горьким упреком в голосе воскликнула она. – Вы рады тому, что нас преследуют, вы хотите, чтобы я уехала?!
– Перестаньте говорить пустое, – сказал Потемкин, снова покрывая ее руки поцелуями, – мне вовсе не смешно, но и печалиться не вижу пока причин… Вы уедете только в том случае, если того сами захотите.
Она остановила на нем долгий взгляд и стала внимательно слушать.
Он продолжал:
– Воля царицы – закон. Если она приказывает, чтобы муж ваш завтра же выехал, то он и должен выехать… Но ведь вы, по словам царицы, подлежите высылке только как его спутница. Вы можете остаться… для этого надо, чтобы вы решились оставить мужа… чтобы вы доверились мне… чтобы вы любили меня так же, как я люблю вас…
Лоренца вздрогнула. Оставить мужа! Ведь она не помнила, что было время, когда она убегала от своего Джузеппе, что еще недавно она готова была его покинуть, и если не делала этого, то единственно потому, что у нее не хватало сил и решимости, потому что она трепетала перед тайной, колдовской властью этого человека.
После того как он во время ее странного усыпления приказал ей любить его, она исполняла его приказ, она любила его страстно. Но не менее страстно любила она и Потемкина. Если бы теперь Джузеппе был здесь, она не могла бы ни на что решиться, ее одинаково влекло бы к этим двум людям… Джузеппе нет, она не чувствует его присутствия, его влияния… а русский великан перед нею среди почти сказочного великолепия своей царственной роскоши, во всем блеске своего могущества, силы, очарования…
И он говорит ей, что ее любит, он покрывает поцелуями ее руки и шепчет ей: «Лоренца, останься со мною!..» Он ее любит!.. Он, грозный лев, перед кем все трепещут, сам трепещет, ожидая ее ответа… Уехать завтра!.. Навсегда его покинуть… никогда больше не видеть этого величественного, гордого лица, которое умеет так страстно, так нежно улыбаться!.. Нет, это невозможно!..
Ее сердце бьется все сильнее и сильнее. Она уже не помнит о Джузеппе, она все забыла… А ласковый, соблазнительный голос шепчет ей:
– Лоренца! Ты в моей власти. Лоренца! Моя воля – тоже закон. Я хочу, чтобы ты меня любила – и ты меня любишь. Я хочу, чтобы ты сама сказала мне это – и ты скажешь!.. Ты останешься со мною и будешь жить для меня одного. Я спрячу тебя так, что никто тебя не отыщет, Я окружу тебя всем, что только может придумать и пожелать твое воображение, твоя прихоть. Говори же мне, что ты меня любишь, что ты останешься!..
Лоренца подняла на него свои чудные глаза, подернутые страстной влагой, – и эти глаза сказали ему все. Она слабо, как-то радостно и в то же время испуганно вскрикнула и, охватив его шею своими тонкими руками, припала головой к широкой груди его.
– Лоренца! Встань и уходи отсюда навсегда! – вдруг прозвучал над ними странный голос, полный необычайного спокойствия и непобедимой власти.
Она затрепетала всем телом. Это «он», непонятный, великий, перед кем должно склоняться все, перед кем чародей Джузеппе превращается в бессильного покорного раба, как она видела два дня тому назад. Это «он»!
И она почувствовала себя совсем уничтоженной властью этого непонятного существа. Ужас охватил ее, такой ужас, какого она не испытывала никогда в жизни. Она выскользнула из объятий Потемкина и с единой мыслью о том, чтоб не увидеть «его», не встретиться с «его» взглядом, как безумная, выбежала из комнаты.
Все это произошло так быстро, что Потемкин не успел шевельнуться, не успел не только удержать ее, но даже понять, что она от него вырвалась и убегает. Но вот она исчезла. Он порывисто поднялся и страшный от гнева взглянул на стоявшего перед ним человека.
Кто это? Кто этот дерзновенный безумец, осмелившийся сюда проникнуть?
Он узнал его – и гнев мгновенно стих, уступив место изумлению, такому изумлению, что мысль о Лоренце пропала вместе с порывом возбужденной ею страсти.
Было чему поразиться и от чего прийти в изумление! Несколько месяцев тому назад этот человек в первый раз появился здесь. Потемкин принял его высокомерно, принял только по желанию и просьбе царицы. Но прошло не больше часу времени – и человек этот овладел высокомерным, могущественным вельможей, потряс его душу и стал близок и дорог этой душе. Он обещал появиться тогда, когда это будет надо, в минуту величайшей опасности, и ушел.
