Искусство наследования секретов - Барбара О'Нил
Презрительная надменность его матери попыталась напомнить о себе, испортить мой настрой, но я от нее отмахнулась. Я любила Самира, и он любил меня. Я была в этом уверена! Он был пленен мной не меньше, чем я была им зачарована. И именно это – огонь нашей взаимной любви – мне нужно было в себе носить. И этим огнем должно было озаряться мое лицо при встрече с человеком, бывшим любимым, а ставшим врагом.
Грант сидел в гостиничной столовой с телефоном и полным английским завтраком. Он помылся, привел себя в порядок, и мне стало легче понять, что меня когда-то в нем привлекло. Его каштановые волосы были густыми и пышными; квадратное, волевое лицо казалось умным и интеллигентным.
Дежурившая девушка сразу узнала меня:
– Добрый день, леди Шоу. Чашку чая?
– Не сегодня, спасибо, – я выдвинула стул из-под столика Гранта. – Не возражаешь, если я присяду?
Гранту махнул рукой на стул:
– Не знаю, с чего вдруг мы наговорили вчера такое друг другу.
– А ты послушай. Я подумала над тем, что ты сказал… Ты хочешь, чтобы все было по справедливости в сложившихся обстоятельствах. Возможно, я утонула в своей скорби и просто не могла рассуждать здраво.
Грант намазал тост клубничным джемом:
– Это из-за того парня ты со мной порвала?
– Нет, – сказала я так четко и ясно, как только могла. – Причины нашего разрыва я тебе объяснила. Он здесь не при чем.
– А за ради чего тогда он за тобой увивается? Ему лет двадцать пять, да? – золотисто-зеленые глаза Гранта, когда-то такие «львиные» и интригующие, обдали меня холодом: – Классно быть богатой шлюхой? Столько новых возможностей!
– Грант, пожалуйста, давай не будем, – покосившись через плечо на других гостей, я понизила голос. – Почему бы нам не прогуляться?
– Прекрасная идея, – бросив на тарелку тост, буркнул Грант.
В напряженном молчании мы прошли к церковному двору с видом на Розмер. В лучах ослепительного летнего солнца он предстал нам во всем своем призрачном великолепии – сияющий ансамбль в окружении лесов и полей с желтым рапсом, настолько ярким, будто кто-то расплескал по ним бочонки с краской. Присев на скамейку, я предложила Гранту:
– Садись.
Бывший, злобно фыркнув, сел, но художник в нем не устоял перед видом:
– Боже, я бы это написал!
– Так напиши.
– Да, может быть, напишу, – Грант устало откинулся на спинку скамьи. Я почувствовала на себе его взгляд: он наблюдал за мной, а потом его пальцы коснулись моей руки: – Господи! Оливия, мне тебя, правда, очень не хватает. Возможно, я тебя потерял, но – Бог свидетель – я этого не желал. Я все еще люблю тебя. Нам же было хорошо вместе долгое время!
– Было… – сказала я. – Я вовсе не хотела нанести тебе удар исподтишка. Честно. Но в какой-то момент все закончилось. Я думала, что знаю тебя. Но, похоже, я сильно ошибалась на твой счет.
Грант кивнул, сцепил руки и зажал их между коленей:
– Тогда для чего ты пришла?
– Давай уладим все по-хорошему. Нэнси продала дом. Нам нужно лишь прийти к взаимопониманию, и у нас обоих будут деньги, которые мы так ждем.
– У нас?
– Да. Давай найдем такое решение, которое устроит нас обоих. Мне нужно восстановить Розмер, – показала я на дом. – А это требует огромных вложений. Усадьба лишь отсюда выглядит такой прекрасной, а на самом деле она настолько обветшала, что в любой момент может обрушиться.
– Что ты предлагаешь?
– Треть денег, вырученных от продажи дома в Уэст-Менло-Парке, после уплаты всех пошлин.
Грант выпрямился и помотал головой:
– Половину.
– В последний раз, когда мы разговаривали, тебе устраивала треть.
– Я передумал. Я буду настаивать на половине.
В попытке удержать себя в руках, я ущипнула себя за нос:
– Грант, мне нужны эти деньги. И ты ведь знаешь – по закону, они мои.
– Разве? – осмелился усомниться он. – А если бы мы были официально женаты, ты бы тоже так рассуждала?
С минуту я поразмыслила над этим:
– Да. Думаю, тоже. Дом принадлежал моей матери, и я наследую все ее имущество. Но, тем не менее, я предлагаю тебе треть.
– Нет, ты предлагаешь мне треть от продажи дома. А он ни в какое сравнение не идет с этим поместьем. А оно стоит бешеных денег.
– Увы, нет. За него много не выручишь. Это, скорее, разорительная, нежели прибыльная недвижимость. Дом в плачевном состоянии.
– А земля, на которой он стоит? В получасе езды на поезде из центра Лондона.
– Она превратится в деньги, только если я ее продам.
– Так продай.
– Я не собираюсь этого делать, – заявила я и осознала: во мне действительно все бунтовало – отчаянно, яростно – против этого.
– А еще картины твоей матери. Сколько они стоят? Еще несколько штук.
– Я не хочу их продавать.
– Тебе придется сделать выбор, Оливия. Ты думаешь остаться при своем? Не выйдет!
– Ты не имеешь права ни на что из этого! – вскричала я, хлопнув себя по бедру. – Ты практически бросил меня, а теперь, когда перед тобой забрезжила выгода, ты вдруг захотел все поправить, – я встала. – Я предлагаю тебе треть суммы от продажи дома в Уэст-Менло-Парке. Бери или отвали.
Я уже направила шаги прочь, когда Грант меня окликнул:
– Оливия!
Я обернулась, с надеждой.
А он лишь нагло ухмыльнулся:
– Я отвалю, но мы еще увидимся с тобой. В суде!
– Прекрасно.
Я пошла куда глаза глядели, но ноги вынесли меня на тропку, бежавшую к Розмеру. Я побрела по ней через лес, который мама изображала таким недоброжелательным и пугающим. Еще некоторое время ярость бушевала в груди, но в какой-то момент размеренная ходьба подействовала, и мое напряжение спало.
«Где же ответ на все мои вопросы? Где решение всех проблем?» Картины Моне и Констебла были явно копиями. Но, может быть, другие полотна что-то стоили? А благодаря небольшому размеру, их было несложно отвезти в Лондон. «Может, попросить Питера? Все лучше, чем сидеть здесь в бездействии, в ожидании манны небесной…»
Перед глазами встало лицо миссис Малакар. Этот взгляд, полный презрения и понимания, который так меня подкосил. Насколько они с Самиром были близки? Он не любил рассказывать о матери, и это меня удивляло. Может, она не одобряла его первый брак? Или – что более вероятно – его развод?
В кармане зазвонил мобильник. Удивленная, я остановилась, чтобы его достать. И прислонилась
