Ночной сторож - Луиза Эрдрих
Названия
По мнению Жаанат, все пошло наперекосяк, когда места повсюду стали называть в честь людей – политических деятелей, священников, исследователей, – а не в честь реальных событий, которые происходили в этих краях, – таких как сновидения, еда, смерть, появление животных. Эта неразбериха, царящая в мозгах чимукомаанег, то есть белых людей, не способных понять разницу между безвременьем земли и коротким сроком пребывания на ней смертных, была типичной для их высокомерия. Но Жаанат казалось, что такое поведение белых вызывало разлад в жизни земного края. Животные не приходили в места, запятнанные именами людей. Травы начинали тянуться ввысь судорожно, урывками. Самые чувствительные из ее растительных лекарств вымирали или, возможно, вырывали себя с корнем, чтобы утащить свои плоды и листья в укромные уголки, где Жаанат не могла их найти. А теперь даже эти разоренные места, носящие имена святых, хозяев ферм и священников, собирались занять. По ее опыту, как только белые люди заговаривали о захвате индейской земли, пиши пропало.
Эльнат и Вернон
Их тошнило от общества друг друга. Поэтому, когда Милда Хансон предложила каждому из них по комнате в своем фермерском доме, да, именно по отдельной комнате, слезы тоски навернулись на глаза Эльната. Его горло сжалось так сильно, что он не мог вымолвить ни слова. Вернону пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы отказаться от предложения. Миссионерские правила и президент всегда настаивали на общей комнате. Они не могли покидать компанию друг друга на срок больший, чем того требовало пребывание в туалете. Ибо, если бы один из них поддался искушению, другой оказался бы рядом, чтобы засвидетельствовать проступок, а затем написать о нем президенту своего района или даже позвонить ему в случае экстренной ситуации.
Тем не менее в одной из комнат стояло две кровати, и местоположение дома было идеальным – он находился вне резервации и всего в миле от поселка. Господь предусмотрел кровати, стоящие не рядом, а в разных концах комнаты. Миссис Хансон была вдовой, которая сдавала свои поля в аренду и теперь жила одна. Она сказала, что накормит их. При этих словах оба склонили головы. Помимо того, что они испытывали благодарность, у них кружилась голова от голода. В тот вечер на их тарелках оказались блины, а рядом с ними бекон. Миссис Хансон, с головой, сидящей на плечах практически без шеи, излучающая благородное сияние и гордая собой, наблюдала, как они едят. Они едва дышали. Они были так голодны, что чуть не задохнулись от нетерпения. В ее взгляде читалась жалость, и она медленно покачала головой. Ее волосы были собраны в маленький пучок, заколотый в форме вопросительного знака. В любом случае что они вообще такое? И что у них за религия? Она бы их выслушала.
В ту ночь Эльнат лежал поперек маленькой комнаты, по крайней мере, в десяти футах от Вернона. Это было чудесно. Милда разрешила им взять по два стеганых одеяла каждому, а поверх одеял они накинули свои зимние пальто. Им было тепло, пожалуй, даже слишком тепло, но они знали, что к утру от дров, которыми Милда щедро кормила печь, останется лишь пепел и едва тлеющие угли, и холод пронзит их.
Несмотря на усталость и, что еще более важно, на изнуряющее негодование, Эльнат не спал. Он боролся с желанием сделать судьбоносный звонок епископу Дину Пейву. Он не хотел доносить на своего брата в Господе, но не мог допустить, чтобы его моральное падение продолжалось. Во время очередного миссионерского посещения ранчо Пайпстоунов – он посещал его несколько раз – Вернон, извинившись, сказал, что ему надо сходить в уборную.
Внутри дома Эльнат продолжил приводить Луису Пайпстоуну множество замечательных доказательств своего знания Священного Писания и интересных преимуществ своей религии. Он прекратил беседу только после того, как заявил, что его религия единственная, возникшая в Америке. Обычно, говоря это, он получал в ответ одобрительную улыбку независимо от того, соглашался просвещаемый принять крещение или нет. Но обладающий бычьим телосложением мужчина крепко сжал губы и наклонился вперед, сердито глядя исподлобья, как будто собирался наброситься на собеседника. Эльнат, заикаясь, что-то промямлил и умолк. После долгого молчания лицо Луиса подобрело, и он одарил Эльната удивительной улыбкой херувима.
– У нас здесь своя религия, – сказал он. – Даже есть наши собственные Писания. Только они больше походят на разные истории.
– Конечно, – скривился Эльнат. – Мы знаем, какой хваткой вцепился в эти края папа римский.
– Конечно, здесь все католики, но я не это имел в виду, – пожал плечами Луис.
– Ну тогда…
Эльнат смутился. Ему пришло в голову, не добрался ли сюда первым какой-нибудь сумасшедший святоша из числа евангелистов, выражающих свой религиозный пыл бешеным возбуждением и вхождением в транс.
– Как я уже сказал, у нашего племени есть собственная религия, – продолжил Луис. – Мы благодарны за наше место в мире, но мы не поклоняемся никому выше, чем…
С этими словами Луис указал в окно на тускнеющее небо, на застывшие облака, на солнце, растворяющееся в пелене слоистых облаков. Сарай тоже попал в поле зрения, и именно тогда Эльнат увидела Вернона, выходящего из сарая вместо уборной.
Отсутствие Вернона было недолгим. Ему едва ли хватило времени, чтобы совершить наихудший грех, хотя Эльнат был почти уверен, что целью
