Парад планет - Евгений Филиппович Гуцало
Чудны дела твои, господи, а еще чуднее дела кинодельцов от порнобизнеса!.. По улицам Яблоневки ходили чудовищные монстры, которых колхозницы в любовном греху зачинали от роботов. Полуроботы, полулюди, эти уроды жадно хлестали горилку и ежедневно с утра до вечера по всем двенадцати каналам телевидения смотрели только футбол и хоккей…
Робота Мафусаила Шерстюка в финале фильма ожидает страшная месть Хомы. Пустив в дело свою сверхчеловеческую феноменальную силу, старший куда пошлют внушает Мафусаилу небывалое эротическое заболевание. Тронувшийся умом и крушащий все на своем пути, с посоловевшими сернисто-кадмиевыми фотоэлектрическими элементами робот врывается на механизированное хозяйство колхоза «Барвинок». Перепуганные механизаторы в панике разбегаются, а робот, словно смерч, бросается к симпатичной жатке — еще свежей и молодой, прибывшей недавно с завода. Широкозахватная, полунавесная, двухсекционная с пятилопастным мотовилом, жатка стояла беззащитно и одиноко, и робот Мафусаил стал бесцеремонно хвататься руками в лайковых перчатках за самые интимные ее места и валить жатку на настил… Расправившись с широкозахватной жаткой, он метнулся к силосоуборочной машине платформного типа — с ее помощью в колхозе «Барвинок» убирали на силос кукурузу, подсолнечник и силосные культуры. Жадно уставился он на ее рабочие органы, а потом принялся кусать металлическими зубами и мотовило, и силосопровод с грузовым транспортером, и ходовую часть, рамы, и механизм привода!..
Далее в кинобоевике изображалось, как обезумевший робот Мафусаил Шерстюк набросился на лущильник, добрался до зернотуковой прицепной комбинированной сеялки, до кукурузной комбинированной и до свекольной навесной односекционной шестирядной сеялок… В финале ленты робот Мафусаил с вытаращенными сернисто-кадмиевыми элементами, на одной гусенице (вторую потерял в объятиях картофелесажалки) корчится в пламени бензохранилища, которое вдруг вспыхнуло, но, как всегда, его спасает система противопожарных средств, и, уползая прочь из машинной свалки-пожарища, он улыбается мертвой улыбкой чудовища Франкенштейна, словно обещая благословенной Яблоневке новые, еще более кошмарные злодеяния в будущем…
Стоит ли говорить о том, какую волну преступлений вызвал этот фильм среди молодежи на Западе? Поддавшись влиянию низких подсознательных инстинктов, они устраивали дикие оргии, набрасываясь на машины в центрах больших городов, били, крушили, опрокидывали их, и полицейские отряды, вооруженные резиновыми палками и бомбами со слезоточивым газом, были бессильны…
Как хорошо, что музыкальные диски с рок-операми «Хома-суперзвезда» и «Любовь втроем» так никогда и не попали не только в Яблоневку, а и в Чудовы или Большое Вербное. Как хорошо, что супербоевик, снятый на средства Боба Гуччоне, наш кинопрокат не закупил, потому-то Мартоха с Хомою так и не увидели в кривом кинозеркале свои приключения на экране, не ужаснулись развратности робота Мафусаила Шерстюка. А если б все-таки увидели (скажем, отдыхая где-нибудь на Лазурном берегу или на Гавайях, потому что судьба способна закинуть куда угодно), то сказали бы в один голос:
— Нет такого дерева, чтоб на нем хоть одна птица да не сидела, нет такого человека в Яблоневке, которого бы ради доллара да и не оклеветали за океаном!
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
в которой грибок-боровичок едва ли не из металлолома собирает первую в новейшей истории Яблоневки настоящую машину времени и отправляет на ней родную жену Мартоху в ее девическую молодость, а также рассказывается о муках ревности, неожиданно овладевших народным умельцемМожно, конечно, рассказать о том, что Хоме меж врагами, как той кринице меж дорогами, но не много ли чести, чтобы старший куда пошлют обращал внимание на какого-то там Боба Гуччоне? Чтобы он так уважал кодекс гостеприимства: подай хлеба и соли гостю-врагу — хотя бы даже и бешеному псу?.. Кто-нибудь другой, возможно, так и повел бы себя, притворяясь меж попами — попом, меж дьяками — дьяком, меж волками воя, меж свиньями хрюкая, а только старший куда пошлют всегда оставался старшим куда пошлют, никогда не изменяя своему кодексу чести.
Теперь, в эпоху научно-технической революции, находясь возле скребкового транспортера в коровнике, чудотворец Хома в достатке имел времени для мыслей, а когда в голове есть мысли, то почему бы и не подумать, правда? В голове роились всякие там рационализаторские предложения, смелые проекты, отчаянные новации, технические и философские идеи. Грибок-боровичок был настоящим хозяином, а не розовым мечтателем, занятым строительством воздушных замков, поэтому он всегда подбирал потерянные или поломанные болты, гайки, краны, трубки, цепочки, тормоза, колеса, клапаны, катушки и прочую всячину, сносил все это к себе во двор, и тут, под ясенем, в свободное время мудрил над какой-то диковиной.
Вскоре под ясенем выросла собранная грибком-боровичком причудливая машина — такой бы вы не увидели ни на одном предприятии. Высотою в человеческий рост, она состояла из большой металлической рамы, к которой крепились всевозможные конструкции и детали. Видно, на ее изготовление пошла и слоновая кость, и никель, и филигранно обработанный горный хрусталь, и кварц. Привлекали внимание массивные лампы-диоды и лампы-триоды, которые сияли не стеклом, а шлифованным белым мрамором. Рядом с каждой лампой в раму были вмонтированы сиденья, похожие на длинноногие стулья в баре.
— Чему не учился, того и не сумею, — бормотал себе под нос Хома, довольно оглядывая свое фантастическое произведение. — Эге ж, увидим еще, кто отстал от научно-технической революции, а кто бежит впереди нее.
Мартоха в тот памятный день вышла во двор, и вокруг нее тут же собрались голодные куры.
— Мартоха! — позвал ее Хома, вытирая ладонью пот
