Испытание властью. Повесть и рассказы - Виктор Семенович Коробейников
Он растерялся, подошел к столу, смотрит в недоумении, побледнел весь. Я его напрямки сразу спрашиваю:
– Ты 20 числа в Тобольск ездил?
– Ездил, за цементом.
– Попутно груз перевозил? Пиломатериал.
– Ну перевозил.
– За это две тысячи рублей взял?
– Ну, и что?
– Как что? Ничего себе! Машина колхозная, бензин тоже. Зарплату ты за рейс получил, да две тысячи в карман упрятал... Отвечай – добровольно все вернешь или...
Тут я выразительно кивнул на милиционера. Шофер ответил сразу.
– Конечно, верну деньги.
– Тогда вот тебе один час сроку и сдашь все в колхозную кассу. Получишь документы и квитанцию для жены, чтоб не волновалась, а то с перепугу еще уху прольет тебе за пазуху.
Он только к дверям, а я, громко так, милиционера спрашиваю.
– Если он не сдаст деньги, тогда что?
– Закрою его в амбар, а утром отправлю в Тобольскую тюрьму.
Я то понимаю, что он загибает лишнего, но молчу и киваю головой, мол, правильно судишь. Шофер открыл дверь плечом и побежал по улице.
– Следующую вызвали заведующую животноводческой фермой. Заходит такая бабища – еле в двери пролезла, шея толще головы, от жиру голос хрипит как у старого петуха. Я спрашиваю строго.
– Сколько телят за месяц подала на списание?
– Пять.
– А фактически пало только три, двух приписали и увели с фермы. Так? Смотри... у меня свидетели есть.
– Дак они все равно бы сдохли.
– Так будешь работать – все сдохнут. Сколько стоит теленок-молочник? Четыреста рублей. Вот выбирай – или ты телят возвращаешь или плати в кассу восемьсот рублей. Все с тобой! Иди решай.
Ты поверишь, нет? Она тут же пошла и рассчиталась полностью. Вот тебе и колхозница бедная!
Так мы целый день трудились. К вечеру в кассе полный мешок денег набрался. И в суд никого тащить не надо, а время-то было, сам знаешь, суровое – чуть, что – тут тебе и тюрьма.
Вечером спрашиваю председателя: «Ты знал, что у тебя творится тут?». «Знал, – говорит, – а что с ними судиться буду что ли? Сейчас сенокос, вздохнуть некогда, а суд-то в Усть-Ишиме, за сорок километров. Тут свяжись с судами, да проездишь все лето и без кормов животных оставим».
Я ему говорю: «Вот следующий раз тебя самого надо заставить расплачиваться, тогда найдешь время».
Ветеран ненадолго смолк, а потом обреченно махнув рукой, продолжил, как бы разъясняя мне.
– Слабый был председатель. Размазня! Да и образованьишко-то имел, как говорят, три класса на двоих с братом. Как-то его еще самого не украли и то слава Богу. Трудно тогда было с кадрами. Мало было грамотных, а специалистов и подавно.
Правда и колхоз этот был не простой. Много жителей ссыльных да поднадзорных после тюрьмы. Здесь в глуши отбывали время. Позднее некоторые остались там на жительство. Привыкли, да и дела колхозные пошли в гору. Урожаи повысились. Скотом обзавелись. Техника появилась современная. Зарабатывать люди стали прилично. Охотой, рыбалкой занимались.
Ветеран помолчал, задумался, глядя в стол, вздохнул, растревоженный воспоминаниями и тихо произнес.
– Много труда и нервов району отдано. Всяко приходилось с людьми работать и добром и худом, но зла никому не сделал.
Было видно, что рассказчик успокоился и уже через минуту вновь проявился его неунывающий, шутливый характер. Он дружески хлопнул меня по плечу и смеясь проговорил.
– Слушай, я недавно встретил земляка оттуда, вот рассказывает чудеса. Умора, ей Богу! Говорит на всю деревню ту десять коров осталось, а хлеб совсем не сеют. Ты понял? А как живут люди непонятно. На что надеются? Вот загадка века! Ты не объяснишь ли в чем тут дело?
Он широко развел в удивлении руки, а сам зорко и хитро смотрел на меня, ожидая ответа. Но я промолчал, не желая обсуждать эту наболевшую тему и, подстраиваясь под шутливый тон рассказчика, тоже попытался улыбнуться.
