М. Забелло - Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Такъ, только болѣе гладко… Напомнить также, что справочныя цѣны малымъ чѣмъ должны разниться отъ прошлогоднихъ.

— Слушаю-съ.

Прошло болѣе часа, когда послѣдняя бумага была подписана и столоначальникъ административнаго стола ушелъ.

— Бумаги земскаго стола! — сказалъ Кожуховъ бойкому чиновнику, явившемуся тотчасъ по уходѣ столоначальника.

— Слушаю-съ, — уходя отвѣчалъ бойкій чиновникъ.

— Мнѣ не нравится вашъ способъ изложенія, — сказалъ Кожуховъ худощавому, не. очень молодому чиновнику, столоначальнику земскаго стола, который, какъ и ушедшій, положилъ передъ нимъ кипу бумагъ, но которому была подана Кожуховымъ рука еще болѣе неохотно, чѣмъ, его предшественнику. — Въ вашемъ изложеніи нѣтъ краткости и силы… Говорилъ вамъ ясно: полиція дѣлаетъ все для современнаго выгона людей на дорожную повинность, но полиція не имѣетъ возможности и обязанности контролировать самую работу, — это дѣло земства, — говорилъ Кожуховъ, читая бумаги.

— Слушаю-съ, — отвѣчалъ, кусая губы, столоначальникъ.

— Мало слушать, а надо исполнять… Я васъ объ этомъ еще разъ прошу, — усиливая голосъ на словѣ «прошу», говорилъ Кожуховъ. — Это измѣнить… Земство само признало неурожай, даже голодъ, а потому не найдетъ ли оно возможнымъ повременить взысканіемъ недоимокъ на земскія дѣла… Сами кричатъ о голодѣ, а требуютъ съ голоднаго взыскивать недоимки прошлаго года!.. Нужно, надѣяться, что, благодаря ихъ крику, сборы въ этомъ году будутъ еще менѣе прошлогоднихъ… Конечно, земскіе сборы… Поняли?

— Понялъ-съ, — отвѣтилъ столоначальникъ.

— Но нужно умѣть исполнить….

Со столоначальникомъ земскаго стола Кожуховъ проработалъ тоже около часу, а когда столоначальникъ вышелъ, бойкій чиновникъ доложилъ, что коммерціи совѣтникъ Фридманъ только-что пріѣхалъ и изволитъ раздѣваться въ прихожей.

— Пусть войдетъ… Пусть войдетъ и этотъ… Могутовъ, — сказалъ Кожуховъ, съ трудомъ вспомнивъ фамилію присланнаго три дня назадъ студента.

— Здравствуйте, уважаемый Петръ Ивановичъ, — сказалъ, войдя въ присутствіе, щегольски одѣтый, высокій брюнетъ, лѣтъ подъ сорокъ, съ физіономіей полу-еврейской, полу-нѣмецкой, но съ чистымъ русскимъ выговоромъ. — Какъ ваше здоровье?… Но вы заняты?… Я могу обождать.

— Главное сдѣлано, а остальное подождетъ, — сказалъ Кожуховъ вставая, причемъ лицо его приняло менѣе страдальческій видъ.

Въ это время вошелъ Могутовъ и, поклонившись, подошелъ къ столу. Кожуховъ отвѣтилъ легкимъ кивкомъ головы и, не подавая руки, стоя опершись пальцами одной руки объ столъ, вопросительно посмотрѣлъ на Могутова.

— Извините, что безпокою васъ. Моя фамилія Могутовъ и я имѣю къ вамъ личную просьбу. Быть-можетъ я пришелъ не во время, то дозвольте придти въ другой разъ. Я былъ у васъ на квартирѣ, но вашъ человѣкъ послалъ меня сюда, — сказалъ Могутовъ.

— Я не имѣю времени на домашніе пріемы не въ воскресные и табельные дни. Готовъ слушать васъ здѣсь, — сказалъ Кожуховъ, не измѣняя позы.

— Я хотѣлъ вопросить васъ, Петръ Ивановичъ, помочь мнѣ найти работу. У меня здѣсь нѣтъ знакомыхъ. Васъ перваго пришлось, увидѣть при въѣздѣ сюда узнавъ, что вы сами были студентомъ, я и рѣшился безпокоить васъ моею просьбою.

Кожуховъ былъ недоволенъ. Ему не нравились слова Могутова, не нравилась форма; наложенія. Онъ думалъ видѣть въ немъ тонкаго іезуита, зараженнаго громаднымъ самолюбіемъ и пострадавшаго отнюдь не за какой-либо принципъ или правило, а за желаніе-бытъ главою молодежи для своихъ личныхъ цѣлей, но плохо разсчитавшаго ходы. Онъ думалъ услышать отъ него, пожалуй, тоже самое, не выраженное не такъ, а хотя въ слѣдующемъ родѣ: «Я былъ привезенъ подъ непосредственное ваше наблюденіе, а потому счелъ долгомъ явиться къ вамъ, засвидѣтельствовать свое почтеніе и покорнѣйше просить обратить ваше вниманіе на меня. Я осмѣливаюсь просить васъ объ этомъ потому, что въ лицѣ вашемъ имѣю удовольствіе видѣть человѣка, окончившаго курсъ въ университетѣ,- слѣдовательно, бывшаго студента, къ счастью, не поддавшагося увлеченію молодости, какъ имѣлъ несчастіе сдѣлать я», и т. д. Онъ думалъ услышать бойкій говоръ, съ гордымъ, самоувѣреннымъ видомъ на лицѣ говорящаго, но вмѣсто того услышалъ отрывистыя фразы, произнесенныя монотоннымъ, черезчуръ ровнымъ голосомъ, безъ всякой робости и подобострастія. И это при постороннемъ слушателѣ!..

— Какую работу вы желаете имѣть? — спросилъ Кожуховъ сухо.

— Мнѣ оставалось три мѣсяца до окончанія курса въ институтѣ; занимался я хорошо, могу составлять проекты заводскихъ и жилыхъ построекъ, могу быть техникомъ на фабрикѣ, могу чертить и заниматься перепиской… Кромѣ того я кончилъ гимназію съ медалью и могу быть репетиторомъ или взять на себя приготовленіе къ поступленію въ высшія реальныя училища. Не угодно ли вамъ посмотрѣть мой гимназическій аттестатъ и свидѣтельство института? — закончилъ Могутовъ, подавая бумаги.

— Вѣрю, не беря бумагъ, — сказалъ Кожуховъ. — Я магу предложить вамъ мѣсто переписчика въ канцеляріи его превосходительства.

— Я не могу служить.

— Если я предлагаю, то можете, — садясь сказалъ Кожуховъ и началъ перелистывать бумаги на столѣ, не глядя на Могутова.

— Я потому не могу, что далъ слово никогда не служить, не быть чиновникомъ, — сказалъ Могутовъ.

— Такъ-съ! — протяжно сказалъ. Кожуховъ. — Это вы такой зарокъ дали руководствуясь наукой и опираясь на правду жизни, — да?

— Я далъ слово покойному отцу. Онъ много пострадалъ на службѣ… Можетъ-быть онъ ошибался, когда бралъ съ меня слово, но я далъ, слово и долженъ, сдержатъ его.

— Друігаго занятія я вамъ предложить не могу, — сказалъ Кожуховъ и потомъ, обратясь къ Фридману, продолжалъ:- Я могу приступить къ вашему дѣлу, господинъ Фридманъ.

Фридманъ, когда началъ Кожуховъ говорить съ Могутовымъ, отошелъ въ глубь присутствія, сѣлъ на стулъ и, винувъ изъ кармана свертокъ бумагъ, углубился въ нихъ. Услышавъ теперь слова Кожухова, онъ подошелъ къ столу и сѣлъ на одно изъ креселъ.

— Извините, что я обезпокоилъ васъ, Петръ Ивановичъ. Я хотѣлъ обратиться къ вамъ какъ къ человѣку, а не какъ къ правителю канцеляріи начальника губерніи, — сказалъ Могутовъ и, поклонившись, медленно пошелъ жъ двери.

— До свиданья;- сказалъ Кожуховъ улыбаясь. — Перемѣните ваше слово, тогда могу помѣстить васъ въ канцелярію и даже чиновникомъ… Каковъ гусь? — обратился онъ въ Фридману, когда Могутовъ вышелъ.

— А кто они? — спросилъ Фридманъ, употребляя всегда множественное число вмѣсто единственнаго въ третьемъ лицѣ.

— Гусь!.. Знаете гусей, которыхъ мужички хворостиной прогоняютъ на базаръ?… Это одинъ изъ нихъ. Сколько глупаго гонору, какіе взгляды на міръ, какіе великіе принципы исповѣдуютъ!.. Гуси, а не люди — современная молодежь, — продолжалъ улыбаясь, но съ замѣтною раздражительностію, Кожуховъ. Ему не казались слова Могутова обидными, чтобы на нихъ разсердиться, чтобы за нихъ выгнать изъ присутствія, — они произнесены были съ оттѣнкомъ грусти, спокойнымъ голосомъ, безъ замѣтнаго желанія употребить ихъ въ видѣ брани, и Кожухову было только немного неловко отъ нихъ.

— А что вы имѣете спросить? — спросилъ онъ Фридмана послѣ короткаго молчанія.

— Дѣло не очень важное, но смѣшное, — началъ скоро Фридманъ. — Мы купили казенный лѣсъ въ прошломъ году, вы это знаете. Потомъ мы его продали. Я вамъ скажу правду. Я получилъ телеграмму, что въ этомъ году начнутъ строить желѣзную дорогу чрезъ нашу губернію. Если начнутъ, то и кончатъ. Мы хотимъ заготовить лѣсной матеріалъ для этой дороги, но хотимъ заготовлять его сейчасъ. У насъ лѣсу много, но мы его продали. Но мы не хотимъ его отдать. Какъ это сдѣлать — это наше дѣло. Я только пришелъ просить васъ не мѣшать. Я заработаю тысячъ пять, вамъ дамъ пятьсотъ рублей. Мы бы могли купить еще другой лѣсъ, но этотъ лѣсъ около самой дороги, да и вы понимаете сколько хлопотъ и времени уйдетъ, пока купимъ у казны лѣсъ.

— Въ чемъ же дѣло? — сухо спросилъ Кожуховъ.

— Я вамъ скажу правду. Мы продали лѣсъ на сплавъ въ Р…. Въ нашемъ контрактѣ написано, что если случится пожаръ нашего лѣса, то мы неотвѣчаемъ… Ну, нашъ лѣсъ сгоритъ, а онъ не сгоритъ, вы только не мѣшайте. Какъ это сдѣлать — мы уже знаемъ, но испраѣникъ говорить, что вы все знаете и лучше, чтобы Вы знали…

— Надо подумать, — сказалъ разсѣянно Кожуховъ.

— На что вамъ думать? Вы знаете, что дѣло чистое, — Фридманъ нечистыхъ дѣлъ не дѣлаетъ, — мы только хотимъ выиграть время.

— Хорошо… Но вы мнѣ дадите пятьсотъ рублей, а начальнику губерніи — тысячу, и чрезъ меня.

— Много… Но я не люблю торговаться. Извольте полторы тысячи и росписки не надо. Вы дайте только записочку исправнику, что если моя просьба законна, то пусть не мешаетъ.