Как быть съеденной - Мария Адельманн
* * *
– Погодите, она хочет сказать?.. – шепчет Эшли.
– Боже, – отзывается Руби. – Да. Просто дай ей минуту.
Рэйна моргает, и одинокая слеза стекает по ее мокрой щеке. Она сжимает в руках лист, но не читает с него, просто говорит, глядя в окно.
* * *
В ночь смерти Р– на небе была луна, но она была вовсе не золотой. Она была чисто-белого цвета – как кости, как зубы Джейка, и все крысы в мусорных баках отчаянно пищали, когда я медленно тащилась к станции железной дороги, словно волокла за собой труп.
Шесть месяцев спустя я вышла замуж. У меня был знаменитый муж, новая фамилия, прекрасная квартира на Манхэттене, просторный летний дом на севере штата и ручной крыс по кличке Крошка. Вскоре после этого на свет появилась Орибель – со странными чертами маленького личика, золотистой кожей, заостренным подбородком и выдающимися ушами, с гигантскими влажными глазами, которые я так сильно люблю, – они похожи на каштаны, орошенные дождем.
Завершение
«Что? Какого хрена?» Голова у Уилла кружится так сильно, что он вынужден схватиться обеими руками за края сиденья. Быть может, он ослышался. Неправильно понял. Быть может, это неправда. Он смотрит, как Рэйна смахивает слезу костяшкой пальца.
«Почему она так скорбит? – думает он, еще крепче вцепляясь в стул. – С чего ей так скорбеть?»
Он не может не заметить того, как изгибается ее рука, когда она вытирает слезу, как слегка натягивается ткань, проявляя мягкие очертания бицепса под россыпью цветов.
Одна часть его существа хочет наказать ее, покарать по-настоящему, вторая – утешить. В этом-то и проблема того, чтобы быть двумя разными людьми, верно? Ты с трудом понимаешь, кто ты из двух версий своего «я».
Рэйна отворачивается от окна и грустно улыбается Уиллу. Он улыбается в ответ с такой же грустью. Он думает о том пустом кабинете, о том маленьком уродливом теле, таком странном и загадочном, – кожа разорвана надвое по невероятно ровной линии. Он ни за что не позволил бы себе быть таким уродливым.
– Джейк, должно быть, знает? – спрашивает Бернис.
– Я на самом деле не знаю, что знает Джейк, – отвечает Рэйна. – Он никогда ею особо не интересовался.
– Но разве это типа как не очевидно с первого взгляда? – удивляется Эшли.
– Наверное, его слишком интересует собственная задница, чтобы он это заметил, – предполагает Руби.
Уилл их почти не слышит. Рэйна сейчас выглядит как-то иначе, чем обычно. Он миллион раз был настолько близко к ней и еще ближе, но только сейчас, впервые, заметил эту руку, по-настоящему заметил ее, увидел, какая она сильная и нежная одновременно.
Он представляет, как принес бы ей цветы, дюжину красных роз в белом бумажном конусе. Какой «он» подарил бы ей эти цветы? От которого «него» она бы приняла их? Могла бы она взять их своими невероятно гладкими руками, а потом поцеловать его нежными розовыми губами? Возможно ли, что эта группа, эта его затея, с самого начала была просто его любовной историей, замаскированной подо что-то другое? Он хочет ее так сильно, что это причиняет боль. То, что он так возбудился от мысли о поцелуе, заставляет его почувствовать себя молодым, таким невероятно молодым, и это ощущение себя молодым заводит его еще сильнее.
Это происходит в одно мгновение. Порыв прохладного воздуха пробегает по его спине, словно щекотка, и к тому времени, как он понимает, что происходит, оно уже происходит, и это невозможно отменить: его собственное желание раскрыло шов. Его кожа морщится и сминается вокруг тела, как будто ее сдувают пылесосом. По его рукам бежит рябь, словно они тают. Кожа на его лице сползает, каштановая шевелюра окружает темные дыры на том месте, где были его глаза и рот.
Бернис спрыгивает со своего стула, опрокинув его. Эшли пытается сказать «нет», но ее рот так широко раскрыт, что вместо слова получается слабый выдох. Гретель встает медленно и пятится к стене, поближе к выходу. Руби подается ближе, поправляет очки на носу и щурится сквозь них. Рэйна зажимает себе рот обеими ладонями, бумаги разлетаются с ее колен. «Он взрывается? – гадает она. – Неужели я так действую на людей – заставляю их тела проделать невозможное?»
– Черт! – произносит голос из-под мягкой оболочки лица за пару секунд до того, как эта оболочка падает на грудь, обнажая скрывающееся под ней лицо: лицо с сухой, шелушащейся, туго натянутой кожей, – и волосы, забранные в сеточку.
– Что за хрень, в самом деле? – спрашивает Руби.
– О-о… Э-э… Ничего себе, – выдавливает Эшли.
– Джейк? – произносит Рэйна, недоверчиво моргая.
Настоящее лицо Джейка так похоже на маску, что у Рэйны возникает зловещее чувство, будто все это просто будет продолжаться, что лица так и будут спадать, что этим маскам не будет конца. Быть может, подо всем этим нет никакого скелета, только кожа, кожа и кожа, и когда все лица будут сорваны, останутся только эти сверкающие, безупречные зубы, которые отправятся на поиски нового лица, чтобы внедриться в него.
– Это не то, что вы думаете, – говорит Джейк, встряхивая своей настоящей головой так, что другая голова, свисающая на грудь, содрогается и волосы ее покачиваются.
Взгляд Эшли неистово обшаривает углы комнаты.
– Я так и знала, – говорит она. – Я знала, что нас снимают.
– Нас не… – начинает Руби. – Твою мать!
– Я могу объяснить, – говорит Джейк.
– Это есть в контракте? – взвизгивает Эшли. – Или я подписала другой контракт?
– Забудь про контракт, – отвечает Джейк.
– Правда, Джейк? –
